100 великих казней - Елена Авадяева

Бывший министр иностранных дел А. П. Извольский вспоминал: «Любопытно отметить, что, встречая опасность с удивительным мужеством и даже временами бравируя ею, он всегда имел предчувствие, что умрет насильственной смертью. Он мне говорил об этом несколько раз с поразительным спокойствием».

Дмитрий Богров родился 29 января 1887 года. Отец его был киевским присяжным поверенным, домовладельцем. Дед его по отцу был весьма популярным в 1860-х годах в еврейских кругах писателем. Отец Богрова был весьма состоятельным человеком (его имущество оценивалось в сумму около 500 000 рублей), был видным членом киевского общества, в частности еврейского, пользовался всеобщим уважением. В деньгах Дмитрий Богров не нуждался. Образование он получил наилучшее по тем временам — юридический факультет Киевского университета, затем продолжил учебу в Мюнхене. Однако его всеми силами тянуло в Россию, и в декабре 1906 года он возвратился в Киев.

Через год у Богрова был произведен первый безрезультатный обыск, в начале сентября 1908 года Дмитрий Богров был впервые арестован, в конце 1908 — освобожден. В феврале 1910 года он окончил университет, в Киеве усердно занимался адвокатурой.

Из этих чисто внешних биографических данных видно, чго Дмитрий Богров получал от жизни, что хотел, ему были открыты все пути и возможности, но он выбрал смертную казнь.

Еще будучи учеником 5–6 класса гимназии, то есть в 1902–1903 годы, Богров сблизился с гимназическими кружками средних учебных заведений и начал интересоваться политикой. Ко времени окончания гимназии и поступления в университет в 1905 году он был убежденным социалистом-революционером левого направления. Он входил в группу марксистов, сторонников самой решительной тактики борьбы, был связан с революционными выступлениями, экспроприациями, террористическими актами. Работы теоретиков анархизма — Кропоткина и Геклю — стали его настольными книгами, у Бакунина он искал руководства для дальнейшей практической деятельности. В декабре 1906 года Дмитрий Богров примкнул к группе анархистов-коммунистов, и хотя в 1909 году прекратил подпольную революционную работу в этой группе, однако по своим убеждениям он до рокового конца оставался анархистом. Анархизм-коммунизм ставил себе целью освобождение человеческой личности от всякого насилия и принуждения, налагаемого на него извне, как члена общества. Для достижения своих целей анархисты использовали любые методы: «если преступления совершены в интересах революционного дела, то мы их одобряем, независимо от того, нравятся ли нам отдельные подробности или нет». За свою недолгую жизнь Дмитрию Богрову неоднократно приходилось участвовать в террористических выступлениях.

В своих показаниях следователю по особо важным делам В. И. Фененко от 2 сентября 1911 года Богров заявил: «Еще в 1907 году у меня зародилась мысль о совершении террористического акта в форме убийства кого-либо из высших представителей правительства, каковая мысль является прямым последствием моих анархических убеждений». Одновременно с революционной работой Богров, как это обнаружилось после события 1 сентября 1911 года, вел борьбу на совершенно ином фронте. Из сопоставления показаний Богрова на предварительном следствии с показаниями начальника Киевского охранного отделения Кулябко видно, что Богров впервые явился к Кулябко с предложением своих услуг в середине 1907 года. По официальной справке Киевского охранного отделения о сотруднике Аленском значится следующее:

«По отчетам Киевского охранного отделения в числе сотрудников сего отделения с февраля 1907 года по март 1910 года состоял по анархистам-коммунистам „Аденский“ (условная кличка, данная Богрову). Получал 100 рублей в месяц». Все исследователи дела Дмитрия считают совершенно невыясненным, по каким причинам он решил завязать отношения с охранным отделением — в деньгах он не нуждался, но тогда что его толкнуло на этот малоприятный в эстетическом отношении шаг?

На предварительном следствии Богров не отрицал, что использовал охранное отделение для совершения террористического акта, — он воспользовался оказанным ему доверием, чтобы иметь возможность быть в курсе передвижений Столыпина по делам службы. С этой же целью Богров предложил свои услуги, также в качестве агента, начальнику Санкт-Петербургского охранного отделения Фон-Котену, но тот сразу догадался, что имеет дело с определенным провокатором, и потому отклонил его услуги.

Когда Богров узнал, что во время Высочайших торжеств в Киеве будет также и Столыпин, то он вновь обратился к начальнику Киевского охранного отделения полковнику Кулябко с предложением своих услуг и указанием, что будто ему лично известны те лица, которые предполагают убить Столыпина. Накануне 1 сентября Богров получил от начальника охранного отделения билет в Купеческий театр, где должен был быть и Столыпин.

«Во время второго антракта… — рассказывал Дмитрий Богров, — я прошел в проход партера, где между креслами приблизился к Столыпину на расстояние 2–3 шагов. Около него никого не было, доступ к нему был совершенно свободен. Револьвер, браунинг, выданный в охранном отделении, находился у меня в правом кармане брюк… я прикрыл его театральной программой. Когда я приблизился к Столыпину на расстоянии 2 аршин, я быстро вынул револьвер из кармана и, протянув руку, произвел два выстрела, и, будучи уверен, что попал в Столыпина, повернулся и пошел к выходу, но был схвачен публикой и задержан».

Раненый премьер повернулся к ложе, в которой находился царь, и перекрестил ее дрожащей рукой. Затем неторопливыми движениями он положил на оркестровый барьер фуражку и перчатки, расстегнул сюртук и рухнул в кресло. Его белый китель быстро начал наполняться кровью.

Когда Столыпина отнесли в одну из комнат театра и наскоро перевязали, выяснилось, что от мгновенной смерти его спас крест святого Владимира, в который попала первая пуля. Она раздробила крест и ушла в сторону от сердца. Но все же этой пулей были пробиты грудная клетка, плевра, грудобрюшная преграда и печень. Другое ранение было не столь опасным — пуля пронизала кисть левой руки. Врачи распорядились поместить раненого премьера в клинику доктора Маковского. Агония Столыпина длилась 4 дня.

При допросе перед казнью на вопрос, не думал ли он во время Высочайших торжеств убить и царя, Богров твердо ответил «нет», так как убийство государя могло вызвать еврейский погром. Но главным мотивом убийства было именно то, что Столыпин, по его мнению, являлся тем государственным деятелем, который путем реформ и улучшения положения крестьян и рабочих лишал социалистов возможности вести пропаганду против существовавшего строя, и социалисты не могли захватить власть. Убийство государя, по его мнению, не дало бы никаких результатов, так как Столыпин — настолько крупный государственный деятель, что и при другом царе все равно провел бы все реформы, подавил бы все попытки к революции и еще сильнее укрепил бы государственно-монархический строй. Следствием было точно установлено, что в день покушения на Столыпина Богров обедал в ресторане «Метрополь» с известным врагом монархическо-государственного строя Львом Троцким-Бронштейном. Все поиски Троцкого после убийства Столыпина ни к чему не привели. 9 сентября 1911 года в здании «Косого канонира» Киевской крепости состоялся военный суд над Дмитрием Богровым. От защитника он отказался. Богров был приговорен к смертной казни. Приговор суда был приведен в исполнение в ночь с 11 на 12 сентября 1911 года на так называемой Лысой Горе, в районе Киевской крепости. Социалисты-революционеры хотя и отрицали свое участие в убийстве Столыпина, но позже откровенно высказались, что если бы в 1911 году не был убит Столыпин, то революция в России была бы окончательно задушена. Если бы не выстрел Богрова 1 сентября 1911 года, то не было бы ни мировой войны, ни февральской революции. В последние два десятилетия XIX века и в начале XX смертная казнь в России применялась на основе Положения о мерах к сохранению государственного порядка и общественного спокойствия от 4 сентября 1881 года. Положение это предоставляло право высшим административным чинам передавать на рассмотрение военных судов для осуждения по законам военного времени дела о вооруженном сопротивлении властям, умышленном поджоге, приведении в негодность предметов воинского снаряжения и о некоторых других преступлениях.

После подавления революции 1905 года, в период разгула столыпинской реакции, смертная казнь применялась в невиданных ранее размерах. Массовым явлением стало внесудебное применение смертной казни по решению губернаторов и главнокомандующего.

Только в декабре 1905 года без суда и при отсутствии обвинительного приговора были казнены 376 человек, а в первые три месяца 1906 года — 679.[35]

Вот как оценивал карательную политику столыпинской эпохи крупнейший государственный деятель того периода граф С. Ю. Витте, сам отправлявший на виселицу многих революционеров. «Никто столько не казнил и самым безобразным способом, как он, Столыпин, никто не произвольничал так, как он, никто не оплевывал так закон, как он, никто не уничтожал так, как он, Столыпин, и все сопровождал самыми либеральными речами и жестами».