Рыжий Орм - Франц Бенгтссон

Жители Веренда довольно посмотрели по сторонам, когда он кончил говорить, ибо они гордились своим хёвдингом и его мудростью. Затем поднялся хёвдинг из Гёинге. Его звали Соне Ясновидящий, и был он таким дряхлым, что его поддерживали за руки двое людей, которые сидели рядом с ним. Однако он сердито оттолкнул их и спешно заковылял к камню, встав рядом с Угге. Он был высокий, костлявый, совсем высохший и согбенный от старости, с длинным носом и жидкими прядями пестрой бороденки. И хотя осеннее солнышко еще припекало, на хёвдинге была длинная шуба и теплая лисья шапочка. Выглядел он чрезвычайно умным, и слава о его мудрости гремела уже давно. Всем был известен его дар ясновидения: он мог отыскать спрятанный клад, предсказать будущее или несчастья, которые поджидают людей. А кроме того, он был женат семь раз и имел двадцать трех сыновей и одиннадцать дочерей, и поговаривали, что он все еще трудится ради того, чтобы выровнять эти числа, считая дюжинами. У всех жителей Гёинге он вызывал за это большое уважение.

Он также провозгласил мир перед собравшимися на тинге и очень красиво сказал о миролюбии Гёинге, которое было столь велико, что за целых четыре года не случилось ни одного похода против Веренда или Финведена. Посторонние могут подумать, сказал он, что это свидетельствует о слабости и лени, пустивших свои корни среди жителей Гёинге. Однако тот, кто так думает, ошибается. Ибо они всегда готовы, по примеру своих отцов, с мечом в руках наказать любого, кто задумает нанести им ущерб, и это подтвердят те, кто пытался сделать это. Нельзя сказать, что мир этот держался благодаря богатому урожаю, сочным пастбищам и тучному скоту. Ибо сытый житель Гёинге ничуть не хуже голодного, когда речь заходит о сражении. И характер его ни капли не смягчился. Все дело — лишь в одном: среди них есть мудрые и рассудительные люди, и остальные прислушиваются к их советам.

— И до тех пор, пока будут эти мудрые люди, и их будут слушаться, — сказал он, — все у нас будет хорошо. Но таких мудрецов становится с годами все меньше и меньше. И таких, на кого можно полностью положиться, скоро совсем не останется; конечно же, кроме нас, меня и Угге. А потому очень важно, чтобы более молодые, у которых борода еще не поседела, прислушивались бы к нашим советам и учились бы у нас, до тех пор пока сами не станут мудрее. Ибо правильно, когда старшие поучают, а молодые сознают, что их разумение ничтожно.

Третьим поднялся хёвдинг от Финведена. Он выше к камню и встал рядом с двумя другими. Звали его Улоф Летняя Птичка, и хотя он был еще молод, слава о его уме уже разносилась повсюду. Это был статный мужчина, темноволосый, с острым взглядом, с горделивой осанкой. Он побывал на Востоке, где служил у киевского князя и императора в Константинополе. Домой он вернулся с большими богатствами. Прозвище Летняя Птичка он получил за то, что любил носить роскошную, разноцветную одежду. И ему самому это прозвище было по вкусу.

Все жители Финведена, — как дюжина выборных, так и остальные, сидевшие за ними, — встретили своего хёвдинга радостными криками, когда тот вышел к камню. Он и вправду был настоящим хёвдингом. И когда он встал у камня с двумя другими, то между ними была видна большая разница. На Улофе был зеленый плащ, вышитый золотом, и сияющий серебряный шлем.

Он также провозгласил мир на тинге, а затем сказал, что его доверие к мудрости старых людей, возможно, не столь велико, как их собственное. Как он считает, доброе разумение может быть и у молодых, и даже еще больше. Но он не может возразить старикам в том, что мир — это действительно хорошо. Однако следует всем задуматься о том, что теперь мир поддерживать все труднее, и все это из-за того, что то там, то сям поднимается смута, которую вызывают христиане, эти злые и коварные люди.

— Когда я говорю о христианах, я знаю, что говорю, — добавил он. — Ибо вам всем известно, что пять лет я прослужил в Византии причем обоим императорам, — и Василию, и Константину. И там-то я насмотрелся, какими могут быть эти христиане в своей жестокости. Они отрезают друг другу носы, уши, причем из-за каких-то пустяков, а иногда оскопляют друг друга. А молодых женщин, даже красавиц, они часто держат взаперти в каменных домах и запрещают им общаться с мужчинами. Ту же, которая нарушит этот запрет, они замуровывают заживо в каменную стену и тем самым обрекают ее на медленную смерть. Иногда бывало, что они уставали от своего императора, или он не нравился им своими приказами. Тогда они хватали его и его сыновей и выжигали им глаза каленым железом, так что те делались слепыми. И все это творилось во имя их христианства, ибо они считали увечье меньшим злом по сравнению с убийством. Так что теперь вы сами можете понять, что это за люди. И если они могут так поступать друг с другом, так что же они сделают с нами, нехристианами, если они нас одолеют? Каждый должен вовремя задуматься об этом, пока опасность не возросла. Разве мы только что не стали свидетелями того, как христианский священник проник сюда, к камню, и совершил убийство прямо на глазах у женщин Веренда? Его привели сюда с собой из Гёинге, и наверное, со злым умыслом, но это их дело между собой, и Финведен не будет вмешиваться. Но все-таки было бы хорошо, чтобы на тинге приняли решение: пусть все христианские священники, приходящие в Гёинге, Веренд или Финведен, сразу же будут убиты, и не надо держать их рабами, а тем более беспрепятственно позволять им ходить повсюду с их уловками да речами. Ибо только так мы сумеем предотвратить многие бесчинства и поддерживать мир.

Так говорил Улоф Летняя Птичка, и многие согласно кивали ему.

Все трое сели теперь на камни для хёвдингов, которые лежали на лужайке перед камнем Крака, и тинг начался. По старому обычаю, прежде разбирали те дела, которые произошли на самом месте тинга, и потому поступок магистра оказался первым. Угге требовал виру за убитого Властелина и хотел знать, кому принадлежит этот священник и что он делает здесь на тинге. Орм, который тоже сидел среди дюжины выборных, встал и ответил, что священник прибыл сюда вместе с ним, хотя он и свободный человек, а не раб.

— Более мирного и спокойного человека вам не сыскать, — сказал он. — Никакой он не убийца, и единственное, что он умеет, — это читать писания, петь и ладить с женщинами. А сюда он прибыл по делу, которое теперь уже потеряло смысл.

И Орм поведал собравшимся о магистре и его поручении: о том, как он был послан из Хедебю, чтобы заменить в рабстве священника в Финведене, которого теперь уже убили.

— И об этом речь пойдет еще дальше, — сказал он. — А то, что произошло с Властелином, пусть засвидетельствуют те, кто видел все своими глазами. Сам же я не верю, что этот священник способен на убийство.