Да будем мы прощены - Э. М. Хоумс

– Ваш уик-энд с Амандой.

– Я ее много лет не видела. Это что, разводка такая? Вы пытаетесь что-то у меня отжать? Так я вам сразу скажу…

– Не обращайте внимания, – говорю я, вешая трубку, и до меня доходит, что Эшли почти наверняка права: Аманда уехала с концами.

Я пишу эсэмэску Черил, которая не проявляет ни капли сочувствия.

«Я тебе говорила, что добром не кончится».

«Стоит позвонить в полицию? Вдруг она ранена или убита?»

– Она уехала, – говорит Эшли, – и не пытайся ее вернуть.

Я в панике звоню Аманде на сотовый и попадаю на голосовую почту. Тут я замечаю, что она на моей оставила сообщение:

«Я сделала тебе доверенность на счета моих родителей. У тебя полномочия опекуна. Я подписала бумаги, на которых нужна еще и твоя подпись – они в папке у тебя на столе. Знаю, у тебя есть вопросы… ни за что бы так не поступила, если бы не думала, что ты справишься. Эта голосовая почта будет отключена первого числа следующего месяца. Я не могу быть той, которой ты или кто-либо другой хочет, чтобы я была. Я должна вылезти из этого бремени. P.S. Не звони моей сестре, это без толку. Если не хочешь с ними возиться, отправь их домой. Они разберутся – всю жизнь справлялись».

«Я думал, она останется, потому что я ей нравлюсь, – пишу я Черил на телефон в тот же день. – Я думал, она останется, потому что я с ее родителями хорошо обращаюсь, потому что я надежен – в общем, хороший парень».

«Потому она их с тобой и оставила», – отвечает Черил.

«Придется отменять поездку?» – спрашиваю я.

«Ни в коем случае», – отвечает она настолько твердо, что я ей верю.

«Докупать билеты на самолет уже поздно, а я не знаю, справлюсь ли с двумя взрослыми и тремя детьми. Тем более что непонятно, выдержат ли они трудности путешествия».

Черил отвечает так, будто я полный идиот.

«Никуда они не поедут, – пишет она уверенно. – Они здесь уже долго пробыли и побудут еще, пока ты не вернешься».

«Разумно».

Я договариваюсь с гулятелем собак, что он приведет свою сестру, профессиональную сиделку, и они вдвоем справятся со зверьем и со стариками.

Школьный год несется к концу. Эшли показывает мне черновик своих пространных размышлений о смерти мыльной оперы, перемежаемых мыслями о постановке «Ромео и Джульетты» в кукольном театре. В своей работе она пишет о том, как видит себя в персонажах, как вживается в их жизнь и думает о них в промежутках между эпизодами. Я удивлен умением Эшли найти общее между мыльной оперой, Шекспиром и изящным искусством кукольного театра. Мысли у нее хорошие, но во мне тут же просыпается преподаватель: кто-нибудь обсуждал с ней построение работы? Нужно ведь еще не раз редактировать и переписывать. Я высказываю свои мысли, получая в ответ злобное шипение и размахивание кулаками. В громах и молниях Эшли уносится прочь, и через какое-то время работа пересматривается, иногда ее подсовывают ко мне под дверь посреди ночи. Эшли хочет, чтобы получилось хорошо, и это благоприятный признак. Я делаю вид, что истерики меня не трогают, но замечаю, что когда и если снова увижу доктора Таттла, надо будет спросить, как обращаться с девушками-подростками.

Тем временем Рикардо часто задерживается в классе на репетициях школьной постановки, в которой играет молодого Бенджамина Франклина – делового человека, у которого всегда что-то есть в рукаве: ежегодник, разные изобретения или воззвание. Вживаясь в образ, Рикардо просит разрешения разобрать старую пишущую машинку и сделать из нее печатный станок собственной конструкции. Я охотно и с радостью даю согласие. Табель у Рикардо заполнен птичками и золотыми звездами – он зарабатывает билеты на выступления «Янки».

А Нейт – хотя учебный год заканчивается на второй неделе июня – решает остаться еще на пару недель в так называемом мини-лагере. В этом году там основной темой будет математика, точнее – микрофинансы.

Честно сказать, несмотря на все напряжение, не говоря уж о тяжелом ощущении, что в любую минуту все может разлететься к чертям, – несмотря на все это, мне очень приятно, как здорово у детей получается.

Приближается дата отлета, и мои разговоры с деревней становятся чаще, список вещей, которые нужно привезти, растет. Я вынимаю из сумки свитера и футболки, освобождая место для пудинга с вареньем, двенадцатидюймовой вок-сковородки, аккумуляторов, ацетаминофена, хирургического цемента, шоколадного печенья, флейшманновских дрожжей и шипучего витамина «С».

Агент, которого я нанял, чтобы сделать Рикардо паспорт, просит дополнительно двести пятьдесят долларов, так как эта работа требует больше объяснений, нежели обычно.

София послала Сахилю, главе южноафриканской деревни, поминутное расписание всех мероприятий на время нашего пребывания.

– Я люблю, когда все продумано, – заявляет она запальчиво в ответ на мое предложение следовать естественному ходу событий. – Понимаю, что некоторым может быть трудно оценить пользу от такого уровня детальности, и тем не менее. Я хочу, – говорит она, – чтобы все получилось хорошо, и отлично понимаю, что есть культурные различия, и дело не только в самой бар-мицве, а вообще в разном ощущении времени и событий. Поэтому я четко формулирую, чего конкретно жду и что хочу увидеть. – На экране появляется лицо Сахиля. – У вас все есть, что нужно? – спрашивает его София. – Какие-нибудь мелочи, которые я должна сунуть в чемодан в последний момент?

– Мы готовы, – отвечает Сахиль. – У меня в руке ваши инструкции.

Он поднимает планшетку с ворохом приколотых страниц.

– Мы очень рады, – говорит ему София. – Гарольд вам привезет экземпляр напечатанного приглашения.

– У вас очень мощная жена, – говорит Сахиль, когда София выходит.

– Не жена, – отвечаю я. – Организатор торжеств.

– Как Колин Кови? – спрашивает он. – Он отличное торжество устроил для Опры.

– Именно так. А вот мне любопытно, Сахиль: как Нейт приезжал в вашу деревню?

– Мы построили школу для спасения деревни, – отвечает он, – и от этого вышло много хорошего. Моим сверстникам приходилось идти искать заработок, и мало кто возвращался. Нас становилось меньше и меньше, и тут у меня возникла идея. С демократией приходят деньги – можем попросить и получить денег для нашей школы, которая поддержит деревню. Так что сперва я построил маленькую школу, а потом мы сказали, что нам нужны деньги на строительство большей, куда будут ходить дети из соседних деревень. Почти у всех пришедших детей только деды и бабки, которые не могут за ними присмотреть, и тем более важно дать им образование.

– Где вы ходили в школу?

– Только два года в миссионерскую, но есть вещи, которые я знаю. Моя семья жила здесь очень давно. Теперь остался один я.

– Благородно, – говорю я.

Он мотает головой:

– Не столько благородно, сколько практично. Не хочу, чтобы моя деревня вымерла. Не осталось ничего, ни одной причины здесь жить, кроме одной: мы всегда тут жили. Вот тогда к нам пришел Нейт. «Если вы построите, они приедут», – говорит он и смеется. – Я цитирую из «Близких контактов третьей степени», когда Ричард Дрейфус строит гору из вареной картошки…

Он произносит «картошки», выговаривая каждый слог, так что даже слушать вкусно.

– Я думал, это из «Поля мечты» – бейсбольного фильма с Кевином Костнером. А в «Близких контактах» Дрейфус говорит: «Думаю, вы заметили у папы некоторую странность».

Эту реплику я произношу автоматически – сам не знал, что ее помню. Делаю мысленно заметку: надо пересмотреть фильм. Он явно оказал на меня большое влияние.

– Счастливой дороги, – говорит Сахиль. – Улале кале!

Вечером перед отлетом все играют на улице тренировочным мячом для гольфа. Нейт и Сай обучают Рикардо, Мадлен шумно болеет. На дворе сумерки, мигают светлячки, и вечер прекрасен, если не считать комаров. Симпатия Эшли и Нейта к Рикардо непостижима: эти двое все время с ним и никогда с ним не соревнуются. Он стал им братом, он наш, и мы – его семья.

Я стою на крыльце, чуть поодаль, наблюдая, будто обладаю знанием, которое отделяет меня от них, но это не так. Они просто живут и радуются предстоящему, а я думаю, когда нам выезжать, как бы не забыть паспорта, деньги и вещи. Они же радуются, что сейчас лето, что день отличный и что на ужин будут спагетти и котлеты.

– Идем с нами играть! – зовет меня Рикардо. Я сразу не реагирую, и он уже настойчивее: – Идем!

– Где базы? – спрашиваю я.

– Первая – где азалия, вторая – где рододендрон, а третья – сирень рядом с подъездной дорожкой, – отвечает Нейт.

Я иду отбивать. Эшли сует кулак в перчатку.

– Отбей мне! – кричит она.

Я проигрываю 0:2, пытаясь прочитать дрожащую подачу Сая, и тут попадаю. Гулкий удар пластика о пластик посылает мяч по дуге вправо, он отскакивает от фонарного столба у входной двери, запрыгивает под куст самшита и скатывается вниз по склону, на дюймы опережая несущуюся за ним Эшли. Я выхожу на третью базу. Следующая – Мадлен, она делает бант, и я успеваю войти в дом. (И победительно ухожу прикладывать лед к остаткам коленей.)