Восстание вассала - Александр Смоленский

– Я, кажется, понимаю, что вы хотите этим сказать! Что… что… Минутку. Сейчас сформулирую… – Бессмертнов обернулся и торопливо вернулся в кресло, – что я, Андрей Бессмертнов, считая сам себя честным и открытым человеком, тем не менее пошел по ложному пути. Что я, не разобравшись должным образом в вашем деле, согрешил против истины. Так?

– Пожалуй, что так, – со скрипом согласился Данист. – Ведь недаром говорится, поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой. Любые прегрешения против истины и справедливости имеют свойство бумерангом возвращаться неприятностями и бедами к совершившим их.

– Не судите, да не судимы будете!.. Ибо все мы грешны, и никто из нас, живущих на этой Земле, не избежал пока что искушения предаться хоть одному из смертных грехов человеческих! – подхватил Бессмертнов.

Глаза его блестели, а на крутых скулах вновь ходуном задвигались желваки.

– На самом деле, смертных грехов гораздо больше, чем принято считать. Ибо, переплетаясь в разных сочетаниях, они образуют целый букет новых. Так? Один непременно порождает второй, третий, четвертый…

Именно в такой геометрической прогрессии происходит человеческое грехопадение. Видимо, человек настолько слабое и безвольное существо, что, живя в обществе себе подобных, не может не согрешить. Теперь я хорошо понимаю отшельников, которые удалялись в свои недоступные скиты только ради того, чтобы быть подальше от мирской суеты. Ибо только так они имели возможность неукоснительно и честно следовать законам Божьим.

Излагая свои взгляды, лишь бы как можно глубже втянуть Бессмертнова в дискуссию, Данист поймал себя на мысли, а не получится ли обратный результат и дойдут ли они до главной цели встречи?

Кстати, в чем она заключается, его главная цель? Забыл или сам не понимал?

– Вы сами хотя бы помните те самые главные семь смертных грехов? – испытующе посмотрев на Дениса, неожиданно спросил собеседник.

– Обижаете, Андрей Андреевич! Похоть, гнев, зависть, чревоугодие, лень, гордыня и алчность. Лично я считаю, что для полного грехопадения человеку вполне достаточно предаться трем грехам – гордыне, зависти и алчности. Все остальные как-то слабоваты.

– А вы не задумывались, почему ни в каноническом списке, ни даже, как вы выразились, в «производных» грехах, не значится месть? Неужели месть не считается смертным грехом? – Бессмертнов продолжал пристальным, пронзительным взглядом сверлить глаза, спрятанные под стеклами очков.

Данист улыбнулся. Мол, попались, уважаемый, на азбучной истине.

– Совершенно очевидно, что месть не входит в список грехов. Удивительно, что вы этого не понимаете или не знаете. Ведь этому есть вполне логичное объяснение! Если бы месть была включена в перечень грехов, то церковникам пришлось бы признать себя великими грешниками, как, собственно, и их небесного учителя. Ибо они только и делают, что грозят то Божьим судом, то Божьей карой и так далее. Что это, как не месть?! И как бы тогда объяснили библейское «око за око, зуб за зуб!»? Но вот что лично мне любопытно! Почему-то Господь, если он существует, а также его переводчики с небесного, наказывает именно грешников, а не дьявола, который их постоянно искушает? Правда, смешно?

– Не кощунствуйте, Денис Борисович! – Бессмертнов сурово сомкнул брови на переносице. – Где ваши гуманистические принципы? Интересно, как дорого обошелся «заказ» на устранение виновников вашего падения в денежном выражении?

– Удивитесь! Несравненно меньше, чем вы, Андрей Андреевич, вместе с моими бывшими друзьями и коллегами отобрали у меня. При этом надолго засадив за решетку! – Данист едва сдержался, чтобы не сорваться на крик. – Но, поверьте, я искал встречи не для того, чтобы мстить, обвинять или судить кого-либо.

Во-первых, порыв как-то улетучился. Во-вторых, как я понял именно в Израиле, это функция Всевышнего и отдельно взятой совести каждого индивидуума! В-третьих. Еще Толстой писал, что люди наказываются не за грехи, а самими грехами. Именно это он считал самым тяжелым и самым верным наказанием.

– Я все-таки никак не пойму, зачем вы, рискуя головой и незаконно обретенной свободой, напросились на встречу со мной? Неужели для того, чтобы пофилософствовать и процитировать классиков? Для этого можно было найти другое место, другое время и другого слушателя, наконец! Лично я, глядя на вас, еще минуту назад размышлял о другом.

«Сказать или не сказать? Не рановато ли? Пусть еще выговорится», – подсказывал внутренний голос.

– И вот еще что. Говорите, что остыли в своей жажде мести?! А как же тогда покушение на вашего бывшего соратника Линовича?! А доведение до инфаркта другого подельника – Крамера?

Бессмертнов вскочил. По всему было видно, что он стал терять присутствие духа. Страсти незаметно-незаметно накалились.

– Ни к какому покушению я не имею отношения, – подчеркивая каждое слово, произнес Данист. – Было, признаться, такое желание. Но испарилось. Разбираться с этими современными крезами себе дороже. Боюсь, теперь с ними кто-то еще, помимо меня, решил поквитаться. Свинья грязь найдет.

Он тоже встал. И продолжил уже стоя.

– А теперь главное. Думаю, лучшие годы, несправедливо вычеркнутые из жизни, которые я провел за колючей проволокой, дают мне право на удовлетворение! Но, заметьте, добровольное. Вы, именно вы во всем виноваты, хотя в глубине души всякий раз себя успокаиваете, что вас развели, совратили, подтолкнули. Еще раз назвать имена ваших советчиков?

– Не вижу необходимости. Вы правы, по большому счету, эта публика ни при чем. Но и вы хороши! Слишком много на себя берете, развешивая налево-направо ярлыки, как игрушки на елке. И вообще, что вы тут прикидываетесь невинным агнцем? Что за доводы в ваше оправдание, как на уроке?! Мол, Бессмертнов засадил одного, а ведь с таким же успехом мог засадить в тюрьму весь российский бизнес. Но, пардон, сажает у нас суд. Я лишь мог предположить, кого посадят первым. Что вы на меня так смотрите, будто убить хотите?! Да, мог! Чтобы остальные знали свое место. Скажете, какая суровая несправедливость! Поймите, почему. Да потому, что вы были знаменем. Причем не только знаменем всей деловой элиты. Это еще куда ни шло…

Бессмертнов вдруг резко сам себя оборвал. Было видно, что он завелся не на шутку.

– Подождите, я должен покинуть вас, – бросил он Денису и выскочил из комнаты.

Оказавшись в ванной, Бессмертнов сунул голову под сильную струю воды и простоял так неизвестно сколько. Затем, не вытираясь, прошел в спальню и плашмя упал на постель.

«…Стервец. Каков стервец! Сколько апломба! Дошло, наконец, что я тебе сказал? Да! Да! Да! – я один „виновник“ твоего краха. И не боюсь тебе это сказать…»

Ему показалось, что этот крик души слышен не только за дверью, где в одиночестве сидел Данист, но и в холле гостиницы. Но Бессмертнова никто не слышал, потому что это был немой крик.

«…И ты тоже хорош! Что было бы, если б мы поменялись местами? Предельно ясно высказался. Вот ты чего хотел, когда накопил свои миллиарды! И ты готов был сделать все, чтобы добиться своей цели. Стереть меня в порошок. С твоими миллиардами сделать это пара пустяков.

Тогда бы уж расстарался вовсю. Не на зону меня отправил бы, а куда подальше. В пожизненную ссылку! И лишь потому, что у тебя эти миллиарды были, а у меня их не было. Хоть и лидер нации, как любят повторять всякие лизоблюды. А ты кто против меня? Слизняк интеллигентный? Куда тебе тягаться со мной?! Поэтому я и нанес удар первым. Как во дворе. Не ты – так тебя.

А ведь было время, я думал, что мы даже похожи. Да и сейчас, оказывается, так думаю. Оба из небогатой семьи. Оба, сжав зубы, карабкались, лишь бы подняться наверх. Вспомни, как «породистые» детки-задаваки смотрели тогда на нас свысока и в школе, и в институте. Я и службу такую выбрал, чтоб со мной считались. Только куда там?! В том-то и вся мерзость, господин олигарх, что почти всю жизнь на меня кто-то непременно смотрел свысока. Особенно мой вдохновенный наставник, который во всем, куда ни поглядит, видел лишь свое отражение, а в ушах слышал только аплодисменты. Aх, учитель! Ах, наставник! Враки! Подай-принеси – вот кем я у него был. Да, они мне помогали, но помогали снисходительно, не сознавая, что я могу больше. Много больше!

Зачем мне тебе объяснять? На тебя самого долго смотрели свысока все кому не лень. Вспомни, как самый дерьмовый чиновник мог позволить учить тебя уму-разуму. А ты слушал. Куда деваться?! Я видел однажды, как ты стоял как истукан перед теми, кого потом почтительно величал «Семьей». Хороша семейка… Ничего не скажешь. Сначала они тебя гладили по головке, а потом водили мордой по столу.

Хочешь сказать, что забыл? Ты забыл, а я помню. Потому что со мной поступали точно так же. А я молчал, терпел. Перетерпел, наконец. В том-то наша с тобой трагедия, господин олигарх, что, пока мы с тобой не взлетели на самую высоту, они все смотрели на нас как на пигмеев. И никому не было дела, сколько в моей голове мозгов, а в твоем кошельке денег. Все равно – пешки! А они, как на подбор, всезнайки, сановники, белая кость.