Охотники за сокровищами - Брет Уиттер

В залах, тесно заставленных мебелью, хранились гобелены, столовые сервизы, чаши, канделябры и прочие предметы домашнего обихода. В нескольких комнатах лежали книги, рядом небрежно валялись редкие гравюры. За одной железной дверью, закрытой на два замка, обнаружилась знаменитая на весь мир ювелирная коллекция Ротшильда и более тысячи предметов из серебра, принадлежавших Пьеру Давиду-Вейлю. «Я проходил по этим комнатам как в тумане, – писал Роример, – надеясь только, что немцы не обошлись без своего хваленого педантизма и где-то есть фотографии, каталоги и описи всех этих ценностей. Поскольку без них на опознание всей этой горы награбленного ушло бы лет двадцать».

В комнате с камином, куда вела отдельная дверь, нацисты жгли формуляры и документы. Роример заметил подпись Гитлера, все еще видневшуюся на обугленном обрывке бумаги, и испугался, что архивы уничтожены. Но следующая комната представляла собой огромную картотеку с фотографиями, каталогами и записями. На каждый предмет, конфискованный Оперативным штабом во Франции, – всего двадцать одна тысяча конфискаций, включая те, что были отправлены в другие хранилища, – была заведена каталожная карточка. Роза Валлан была права, когда настаивала на важности Нойшванштайна, – эти документы были абсолютно необходимы, чтобы опознать украденное и вернуть владельцам.

– Сюда никто не должен входить, – сказал Роример сопровождавшему его сержанту охраны. – Даже часовые. Это здание должно быть закрыто.

В полу был люк, ведущий в потайной ход. Роример велел заколотить его, затем задвинул железным сундуком. Тяжелые двери каминной комнаты заперли. Потом Роример взял античную печать Ротшильдов, которую нашел среди украденных сокровищ, – на ней было написано SEMPER FIDELIS («Верен всегда») – и запечатал ею двери.

Глава 47

Последние дни

Берлин и Южная Германия

5–6 мая 1945

2 мая Красная Армия дошла до восточного центра Берлина, той его части, где располагалось сразу несколько знаменитых берлинских музеев. Этот район, известный как «музейный остров», немцы покинули всего несколько часов назад. Они ушли, когда смотрители музея уговорили их не разбирать на баррикады древнегреческий Пергамский алтарь.

Так что музеи города были в безопасности, а красноармейцы занялись огромными флактурмами (комплексами противовоздушной обороны), в которых хранились картины и прочие произведения искусства, – те, что не удалось вывезти в Меркерс и другие немецкие хранилища. Всего флактурм было три, в каждом по две башни, и самая большая из башен, находившаяся в зоопарке, поднималась на сорок метров ввысь и уходила на шесть этажей под землю. Ее бетонные стены были больше двух с половиной метров толщиной, окна закрывались стальными ставнями. Помимо госпиталя, военных бараков, государственного радио, складов боеприпасов и музейного хранилища в башне могли разместиться 30 тысяч человек.

1 мая флактурм зоопарка заполнили советские войска, надеясь найти там золото или тела Гитлера и прочих высокопоставленных нацистов. Но они обнаружили только раненых солдат и жителей города. Ни коек, ни носилок в башне не было, и врачи от безысходности укладывали больных на ящики, хранившие резные рельефы Пергамского алтаря, сокровища античной Трои (известные в мире как «золото Приама») и множество других шедевров. К 4 мая раненых эвакуировали, а флактурм перешел под контроль сталинских трофейных бригад, которым было велено пересылать все ценное (начиная с искусства и заканчивая продовольствием и оборудованием) в Советский Союз в качестве неофициальных реституций за разоренную нацистами страну. Трофейные бригады немедленно занялись организацией отправки сокровищ на восток – и вывезли все подчистую всего лишь за месяц.

В одной из башен другого флактурма, располагавшегося в районе Фридрихсхайн, хранились четыреста тридцать четыре знаменитые картины большого размера, сотни скульптур, фарфор и антиквариат. С 3 по 5 мая башню обследовали советские войска, обнаружив, что она была взломана. По городу бродило восемьсот тысяч освобожденных трудовых узников из Восточной Европы и в разы больше немцев, отчаянно сражавшихся за жизнь в наступившем безвластии. Многие из них занимались грабежами. В башню воров, очевидно, завлекли склады провианта на первом этаже, потому что хранившиеся тут же рядом бесценные картины лежали нетронутыми. Но это не значило, что сокровища были в безопасности. Ночью с 4 на 5 мая в башне вспыхнул пожар. Продовольствие и предметы искусства, хранившиеся на первом этаже, были уничтожены.

Был ли этот пожар делом рук простых воришек? Возник ли он случайно от одного из факелов, с которыми берлинцы ходили по улицам? Ведь электричества в городе не было. Или нацистские фанатики и офицеры СС так не хотели, чтобы сокровища Германии попали в руки советских солдат, что распространили действие приказа «Нерон» и на них?

Советские войска ответ не очень интересовал. Они все равно отказались выставить охрану, даже несмотря на то что на втором и третьем этаже оставались бесценные произведения искусства. Пока трофейные бригады трудились в флактурме зоопарка, флактурм во Фридрихсхайне бросили на растерзание мародерам. Вскоре в нем вспыхнул новый пожар, страшнее первого. Все содержимое – скульптуры, фарфор, книги и четыреста тридцать четыре картины, включая одного Боттичелли, одного ван Дейка, трех Караваджо, десять Рубенсов и пять работ Лукаса Кранаха Старшего, любимого художника Геринга, – погибло в огне, став последней жертвой безвластия.

В Унтерштайне на личный поезд Германа Геринга обрушилась голодная толпа местных жителей – до них дошли слухи, что в вагонах есть водка. Некоторым достались хлеб и вино – рейхсмаршал добавил к поезду дополнительные вагоны с припасами, чтобы пережить изгнание. Что до остальных, то, как позже обнаружил хранитель памятников Бернард Тейпер, проводивший расследование для союзных войск, «опоздавшим пришлось довольствоваться предметами вроде картины школы Рогира ван дер Вейдена, реликвий Лиможа XIII века, четырех позднеготических деревянных статуй и прочим – кто что сумел утащить. <…> Три женщины положили глаз на один обюссонский ковер, и противостояние вылилось в жаркий спор. Тогда к ним подошел уважаемый в городе человек и сказал: «Женщины, будьте вежливы друг с другом, разделите его между собой». Так они и поступили. Две женщины сделали себе покрывала на кровати, а третья сшила из своего отреза занавески».

Каждый вечер Роберт Поузи и Линкольн Керстайн, хранители памятников из 3-й армии, смотрели на большую карту, висевшую на стене передовой оперативной базы. Ежедневное продвижение войск отмечалось на карте красным карандашом. Каждый вечер, после того как слухи были отсеяны и оставались только факты, линию фронта рисовали заново. В Торгау в конце апреля произошла встреча с советскими войсками. Италия сдалась. Один прапорщик утверждал, что побывал в Богемии и вернулся обратно, не встретив сопротивления. И лишь одно, как видели Поузи и Керстайн, оставалось неизменным: подконтрольная немцам территория становилась все меньше, но до соляной шахты в Альтаусзее союзники никак не могли добраться.