ЗАГОВОР ГОРБАЧЕВА И ЕЛЬЦИНА: КТО СТОЯЛ ЗА ХОЗЯЕВАМИ КРЕМЛЯ? - Александр Костин

Эту черту характера Горбачева раскусили помощники Рейгана еще при встрече в Женеве и всячески советовали американскому президенту не принимать навязанный Горбачевым план бесед, перечень вопросов для обсуждения, уходить от них на переговорах, либо чаще менять темы. Совершенства подобная тактика достигла у Горбачева на посту генсека, но корни ее, безусловно, тянулись вглубь, закладывались в период политического возмужания в годы работы на Ставрополье.

Поначалу превращение Горбачева — молодого секретаря крайкома — в члены Политбюро гарантировало ему только огромный объем работы, но не давало шансов подниматься на более высокие ступени. Для этого надо было пройти еще школу аппаратной работы, «притереться» во всех московских конторах. Ему и здесь помогло то, что многие министры отдыхали в предгорьях Кавказа и с нужными людьми он часто встречался «на водах» в неформальной обстановке. Правда, делал это не со всеми. Коллег-секретарей обкомов партии особенно не жаловал. И те, не дождавшись приглашения, порой звонили ему сами и звали на встречу. Встречаться, налаживать связи, быть приветливым Михаил Сергеевич знал с кем. С переездом Горбачева в Москву все эти связи оказали неоценимую услугу, и он сравнительно быстро завоевал прочные позиции в чиновничьем мире.

Знание расстановки сил в ЦК КПСС, Совете Министров СССР, Верховном Совете СССР, министерствах и ведомствах, среди руководителей общественных организаций — непременное условие восхождения на вершину пирамиды власти. Не овладев искусством контактирования, не завоевав поддержку как «своего человека», нечего рассчитывать на движение «наверх». И Горбачеву потребовалось несколько лет, чтобы получить минимум того, что необходимо в данном случае. К нему пристально приглядывались, испытывали разными методами и только тогда формировали мнение.

Искусством лавирования, компромисса, умением со всеми поладить Михаил Сергеевич овладел быстро и — видимо — в совершенстве. Скорее всего, это умение было приобретено еще в крае. Он сравнительно успешно постиг и азы столичного уровня интриганства, существовавшего на разных этажах власти, умения говорить одно, подразумевая другое, блефовать и широко улыбаться, располагая к себе людей.

Начинал Михаил Сергеевич штурмовать последнюю высоту довольно «сырым» политиком, не успев привести в порядок свою речь. Он нервничал, неумело читал тексты выступлений на широких заседаниях, но, как уже говорилось, очень быстро прогрессировал.

Немало сил и энергии уходило у него на обеспечение импозантности, приобретение лоска. Но без прирожденной склонности достичь этого было вообще невозможно.

Одним из важнейших источников возвышения и карьерного роста Михаила Сергеевича явилась его сравнительно неплохая марксистско-ленинская подготовка, знание ленинского теоретического наследия. Он достаточно хорошо знал историю партии, труды В. И. Ленина, часто пользовался этим багажом, что заметно выделяло его среди многих партийных и хозяйственных деятелей Ставрополья, да и не только Ставрополья, но и московских руководителей. Особенно если учесть, что многие члены Политбюро, и, прежде всего Л. И. Брежнев, настолько давно читали работы Ленина, что вспомнить что-то из них затруднялись. В этом не было ничего удивительного: за долгие годы работы на руководящих должностях, занятий главным образом хозяйственными вопросами, у части членов Политбюро «повыветрились» знания основ марксизма-ленинизма. Некоторые из них, кроме первого тома «Капитала», вообще не читали Маркса, а из Ленина подбирали только подходящие к случаю цитаты. Впрочем, труды Маркса, Энгельса, и их предшественников не знал и М. С. Горбачев. Конечно, у секретарей ЦК были помощники, довольно грамотные и теоретически подготовленные люди, но это никак не могло заменить первоисточников того учения, на базе которого руководители партии формировали новое бесклассовое общество. Но он уловил главное, что прикрываясь марксистско-ленинской фразеологией, можно какое-то время представить себя не только в качестве горячего сторонника и последователя этого «исторически верного учения», но и предстать в роли реформатора учения в новых, исторически обусловленных, условиях.

В этом нет ничего предосудительного, поскольку марксизм-ленинизм, как и любое фундаментальное учение, нуждался в дальнейшем развитии, ибо в противном случае он превратился бы в догму, что уже фактически и происходило, поскольку после смерти И. В. Сталина ни один из руководителей страны не обращался к теоретическому обоснованию своих действий по строительству коммунистического общества. Напротив, новые руководители, ослепленные азартом борьбы с культом личности И. В. Сталина, вместе с водой выплеснули и ребенка. Что мог, например, внести в развитие революционной теории Н. С. Хрущев, имея за плечами три класса церковно-приходской школы? Развенчав сталинизм, он фактически отверг и саму основу сталинизма — марксистско-ленинское учение о построении бесклассового общества. Дело по разрушению революционной теории «успешно» продолжил Л. И. Брежнев, и лишь Ю. В. Андропов, словно очнувшись от летаргического сна, вдруг задался вопросом, а в каком обществе мы живем, какой общественно-экономический строй во дворе? Он первым понял, что на базе существующего «развитого социализма» ничего путного построить невозможно, разве что под марксистско-ленинскими лозунгами ввести в стране рыночные отношения, как прямой путь к реставрации капитализма. Что он и задумал совершить, но преждевременная смерть прервала его планы. И лишь с приходом к власти М. С. Горбачева «триумфальное» движение назад к капитализму под красным знаменем в руке и с «Лениным в башке» возобновилось под фиговым листком «перестройки».

Завиральная идея перестройки, спеленутая в одежды марксистско-ленинской фразеологии, пришлась по душе как ортодоксальным коммунистам страны, предчувствующим близкий крах командно-административной системы, так и идеологам Запада, уловившим куда дует ветер намечаемых в Советском Союзе перемен. Нового «реформатора» поддерживали как доморощенные «демократы» западного либерального толка, так и консервативно настроенные большевики, увидевшие в Горбачеве твердого ленинца, который стремится теоретически обосновать свои «перестроечные» идеи и планы, опираясь на учение основоположников марксизма — ленинизма.

Не случайно, выступая с докладом на торжественном заседании в Москве, посвященном 113-й годовщине со дня рождения В. И. Ленина, Михаил Сергеевич начал с того, что охарактеризовал Ленина как человека, «чье имя стало символом революционного обновления мира, чье учение владеет умами передового человечества, воплощается в общественную практику всемирно-исторических масштабов… Ленин — не меркнущий образец для его учеников и последователей. Он всегда с нами. Обветшало и рассыпалось немало концепций и доктрин о локальной ограниченности ленинизма, о его мнимой «устарелости». А ленинские идеи живут и побеждают».

В 1987 году, в день 70-летия Октября, он, как и раньше, казалось был верен ленинским идеям и заветам. Свой юбилейный доклад, посвященный этой дате, он начинает так:

«Семь десятилетий отделяют нас от незабываемых дней Октября 1917 года. Тех легендарных дней, которые начали свой отсчет новой эпохе общественного прогресса, подлинной человеческой истории. Октябрь — поистине «звездный час» человечества — это революция народа и для народа, для человека, его освобождения и развития.

Семь десятилетий — совсем небольшой отрезок времени в многовековом восхождении мировой цивилизации, но по масштабам свершений история еще не знала такого периода, который прошла наша страна после победы Великого Октября. И нет выше чести, чем идти путем первопроходцев, отдавать все силы, энергию, знания, способности во имя торжества идей и цели Октября».

На что рассчитывал политический хамелеон, произнося такие слова, если всего лишь несколько месяцев тому назад он заключил с Ельциным негласный договор по разрушению того, что было заложено Лениным 70 лет назад.

Наверное, историки еще разберутся, когда и почему резко изменилась позиция Горбачева, чем это мотивировано. Как мог генсек превратиться из сторонника социализма, коммунистической перспективы в почитателя концепции капиталистического пути развития? Но главное, когда произошла эта метаморфоза? Скорее всего перерождение коммуниста началось не на посту генсека, а гораздо раньше, в противном случае он не объявил бы о планах «перестройки» буквально через несколько дней по восшествии на партийный престол. Полагаем, что к этому времени он был уже ортодоксальным антикоммунистом, задумавшим вписать свое имя в историю борьбы с коммунизмом, что ему удалось, на горе великой страны и ее многострадальному народу.

Время заставит М. С. Горбачева объяснить миру столь резкую перемену воззрений, принципов. Нельзя оставить о себе впечатление флюгера, который вертится в зависимости от того, куда дует ветер. Можно лишь присоединиться к выводам тех аналитиков, которые полагают, что это был уже не его выбор. Генсек оказался повязанным теми силами в стране и за рубежом, которые давно расставили для него силки, и он был вынужден вести свою партийную паству на ту морально-физическую живодерню, из которой невредимым и обогащенным выходил он один. Возможно, чтобы начать все с начала… Однако этому помешал Б. Ельцин.