Марш 30-го года - Антон Макаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таня спрашивала:
- Алеша, когда ты поправишься?
- Алеша, с твоей раной не стало хуже?
В этих словах было настоящее любовное беспокойство. Но больше всего оживилась Таня, когда вспомнила о своих курсах. Она быстро поправила завиток волос над ухом и заговорила, блестя глазами:
- Там теперь такой беспорядок. Ботаник мне на честное слово поверил, а зоологию просто не успели принять, так засчитали...
- Ты поедешь на зиму? - спросил Алеша.
- А как же! - воскликнула Таня. - Надо ехать. В этом году, наверное, все будет по-новому. Ах, как хорошо учиться, Алешенька! Я когда вхожу в аудиторию, до сих пор дрожу от радости. А ты поедешь в институт, Алеша?
- Честное слово, Таня, вот сейчас при тебе первый раз вспомнил об этом.
- А как же ты думаешь? А как же? Ведь тебя не пошлют на войну? Опять на войну?
- Да... я не знаю... Я просто не вспоминал об институте...
Таня вдруг хлопнула в ладоши:
- Ты представляешь себе: вот если вся власть Советам! Как было бы замечательно учиться. Говорят, всем стипендии будут. Всем, понимаешь, всем! Ты знаешь, уроки эти все-таки надоели. Очень это тяжело: уроки!
- Ты Павлу много должна?
- Сто пятнадцать рублей. А он не хочет считать.
- Оказался меценат?
- Да нет, он просто ничего не помнит.
- Вот какая ты странная, Таня, - вдруг сказал Николай. - Разве у Павла есть время считать твои деньги? У него есть дела поважнее...
- Зато он о Тане не забыл? Правда?
Таня покраснела, отвернулась к окну, но взяла себя в руки и прошептала:
- Я его очень люблю...
- Деньги - это чепуха, - улыбнулся Алеша. - О деньгах теперь не стоит и говорить. Мне сюда все какие-то глупые деньги приходят. Ты знаешь, это прямо здорово: война идет, революция, все на попа поставлено, а там люди сидят, считают, ведомости пишут, деньги присылают. Много еще чудаков на свете. Зачем тебе у Павла брать! Да у него и денег нету. Вот смотри, двести рублей. Ты их возьми, Таня, все равно это глупые деньги.
- Да что ты, Алеша...
- Возьми, не разговаривай. Они того не стоят, чтобы о них говорить. Да и будет так замечательно: и Павел тебе помог, и я.
Алеша смеялся в самую глубину ее глаз, а Таня даже и не смущалась.
- Ну, ладно, - улыбнулась она. - Как это... интересно, когда есть дружба.
- И любовь.
- И любовь, - подтвердила Таня.
Николай сидел на кровати, внимательно слушал их разговор и думал о чем-то своем. Он пополнел и порозовел, но душа у него брела по свету в каком-то тихом одиночестве.
Они ушли. Алеша долго еще улыбался в потолок. "И любовь", - сказала Таня. Только любит она Павла и даже не скрывает этого. А тогда в вагоне... Неужели у него был такой жалкий вид? Алеша задумался над тем, как легко в мире отравить человека: тот любви принял излишнюю дозу, тот жалости, того отравили газы, а другого... погоны.
29
Степан пришел вечером. Капитан лежал на кровати, курил и молчал. Степан закричал с порога:
- Есть тут живой человек?
- Живых нет, - ответил капитан, - есть выздоравливающие.
В сумерках Степан разобрал приветливую улыбку Алеши и загалдел еще громче:
- Есть выздоравливающие, - значит, живые. Мертвый никогда не поправился.
- А ты чего орешь? Ты кто такой? - спросил капитан хмуро.
- Когда-то был такой-сякой, а потом производство вышло: растакой-рассякой. По миновании же времени, как рассмотрели меня поближе, дали чин повыше: герой не герой, а денщик боевой.
Степан проговорил эту тираду одним духом и замер против капитана в дурашливой позе, склонившись вперед и свесив мешковатые болтающиеся руки. Капитан молча смотрел на его занятно глупую рожу. Алеша громко рассмеялся и хлопнул рукой по сиденью стула:
- Степан, дорогой! Садись... рассказывай...
Степан забыл о капитане и уселся на стул, расставив на всю комнату выцветшие и заплатанные светло-хаковые "коленочки".
- Что же это... ты, Алеша, опять лежишь?
В Алешиных глазах быстро проскочило удивление, но потом у него на душе вдруг стало просто и радостно. От удовольствия он даже потянулся в постели, обратился к Степану улыбающимся румяным лицом:
- Вот спасибо! Ты меня так всегда называй.
Капитан оглянулся через плечо, посмотрел на Алешин затылок, энергичнго ткнул палочкой в гильзу, разорвал ее, бросил и поднялся с постели:
- Мне, может быть, уйти, господин поручик?
- Сиди, - сказал Степан и махнул весело рукой. - Куда там тебе уходить?
Капитан тупо присмотрелся к Степану и с быстрой, вспыхивающей улыбкой спросил:
- Значит, ты денщик?
- Денщик. А ты кто?
- А я капитан артиллерии.
- Один черт, - сказал Степан. - Ты - капитан артиллерии, а я - Степан пехоты. А честь одна: и ты провоевался, и я провоевался.
- Ишь ты! - отозвался капитан и машинально пошевелил палочкой в руках.
Потом так же машинально он опустился на свою кровать, не отрываясь взглядом от Степана, и вдруг серьезно заговорил:
- Ну, хорошо, провоевались, это верно. А что ты дальше будешь делать, товарищ Степан пехоты?
- У меня делов много, - важно ответил Степан и фертом поставил руку на колено.
Капитан покорно подчинился этому важному действию и даже подскочил на кровати, придвигаясь ближе к Степану.
- Много? Какие же такие дела?
- Первое дело: Керенского выгнать.
- Это ты будешь?
- Что?
- Керенского выгонять?
- В общем - я.
- А дальше?
- А дальше: вся власть Советам!
- Вот как? Советам рабочих, крестьянских и солдатских депутатов? Так, что ли?
- Угадал! С одного раза угадал!
Степан пришел в восторг и захохотал громко. Засмеялся и капитан. Давно уже, улыбаясь, следил за разговором Алеша.
- Значит, моих депутатов там нет? - спросил капитан.
Степан как будто впервые обратил внимание на это занимательное обстоятельство. Он сочувственно посмотрел на капитана и даже головой покачал:
- Смотри ты! А выходит: твоих действительно нет. Как же ты теперь будешь?
Капитан не то иронически, не то печально поник головой и пробурчал негромко:
- Вот и вопрос: как я буду?
Он поднял припухшие, воспаленные глаза и сказал:
- Может, ты скажешь, как я буду.
Алеша перестал улыбаться, в его глазах появилось выражение прищуренного детского сочувствия. Степан отнесся к вопросу серьезно, внимательно, как доктор. Он отбросил в сторону тон напыщенной шутки и спросил просто:
- Ты того... богатый?
В глазах капитана блеснула надежда. Он с удовлетворенной готовностью ответил:
- Я... вот... весь здесь.
- Это легче. Это, как же... значит, совсем ничего нет?
- Ничего.
- А... того... делать что-нибудь умеешь?
- Работать?
- Ну, делать работать, тебе не все равно?
- Не умею, - ответил капитан грустно.
Степан возмутился:
- Как это так говоришь: не умею. Грамотный ведь?
Капитан передернул плечами. Степан продолжал:
- Грамотный, писать умеешь. Папиросы вот набивать умеешь, сапоги чистить, подмести, скажем, посуду помыть, сторожить, в лавочку сбегать...
Степан загибал пальцы и серьезно перечислял все работы, к которым привык в последнюю свою денщицкую эпоху. Капитан слушал, слушал и рассмеялся.
- Чего ты? - спросил строго Степан. - Чего ты смеешься? Надо надежду иметь и добиваться. Всегда успех будет.
- Да ну тебя к черту! - сказал капитан. - Я - военный, понимаешь? Моя специальность - артиллерист. А ты мне - сапоги чистить!
- Постой, постой! - Степан протянул руку. - Артиллерист - значит, тебе стрелять нужно. Без стрельбы, выходит, ты не можешь прожить. А в кого ты будешь стрелять? Мишень у тебя какая?
- Отстань, - сказал капитан и отвернулся к своим папиросам.
- Ну, как хочешь. А только ты не воображай, дорогой, как будто ты капитан артиллерии. Ты и есть просто бесштанный человек - и все. Вот как и я. И погоны эти срежь, легче станет.
- Все-таки отстань! Я - офицер. Меня могут убить, скажут: офицерская сволочь. Пускай. У меня тоже есть гордость.
- И у козла гордость была: ему в бок ножом, а он тебе одно - уиру, а останусь козлом. А вышла не та натура: остался не козел, а козлиная шкура.
- Что это такое... мелешь? Выучил где, что ли?
- Выучил не выучил, а прожил сорок лет - вымучил. Гордость у тебя, скажи пожайлуста. Никакой гордости у тебя нету.
- Как нету?
- Нету. Вся Росссия переменяется. Понимаешь: вся власть Советам! Понимаешь?
Капитан отвернулся вполоборота, задумался, потом спросил, как будто только сейчас родилась в его мозгу какая-то блестящая идея:
- Вся власть? Но... постой. Ведь им... артиллеристы нужны будут?
- Кому это?
- Да Советам же этим! - ответил капитан с досадой.
Алеша громко расхохотался. Капитан удивленно обернулся к нему и вытаращил глаза. Алеша протянул к нему руки:
- Дорогой капитан! Очень нужно! Страшно нужно! Без артиллеристов - как без рук.
Степан вытирал лоб, растянул рот и отдувался:
- Насилу разьяснили человеку!
30
Надежда Леонидовна ласково смотрела на Алешу и удивлялась: - Как вы хорошо поправились, товарищ Теплов! Прямо удивительно. И, видно у вас на душе хорошо.