Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По приходе поезда в этот город я спустился на перрон и сразу же попал на товарища моего брата по выпуску Беляева. Тот что-то ожидал тут со своим отцом-генералом. Едва я успел поздороваться с Беляевым-сыном, как он, видимо не отдавая себе отчета в значении и эффекте своих слов, огорошил меня: «Ты знаешь, что Вадим убит?» Я так опешил от неожиданности, что с трудом произнес: «Как, Вадим?.. Где?.. Когда?..» Беляев ответил: «Точного ничего не смогу сказать: слышал об этом мимоходом в городе. Твой брат убит, кажется, под Майкопом, где у Константиновского военного училища были сильные бои. Тебе надо узнать об этом точно в самом училище. Оно стояло тут, и тебе будет не трудно найти его».
Стараясь использовать время до прибытия Атаманского военного училища в Екатеринодар, я бросился искать училище брата. Но это оказалось не так легко, как думал Беляев: никто из обитателей и служащих казенных учреждений не смог указать мне, где находится Константиновское пехотное военное училище в настоящий момент, а некоторые лица даже не слышали о его существовании.
Первые толковые сведения о нем мне дали в Кубанском Алексеевском военном училище. Там я узнал, что училище брата давно уже переброшено в Крым и с какими-то немногочисленными войсковыми частями защищает его от вторжения красных. Наш отход к Новороссийску продолжался. Потом произошел и трагический отъезд оттуда. Наше училище было выгружено в Крыму в городе Феодосии.
От Константиновского пехотного училища в городе оставался лазарет и в нем раненые юнкера. Само же училище было где-то на фронте с генералом Слащевым. Я немедленно отправился в лазарет. Там я познакомился и разговаривал с юнкерами Крейтоном, Трескиным и другими, имена их я, увы, потом позабыл.
С их слов выходило следующее: Константиновское училище по большому морозу и в метель совершало переход, двигаясь по дороге походным порядком в открытой степи. Это было в середине января 1920 года (ст. ст.). Внезапно оно было атаковано с короткой дистанции красными. Огонь был сильный. Произошел тяжелый для юнкеров и беспорядочный бой, переходивший местами в рукопашный. Юнкера отступали.
Фельдфебель Сагацкий, видя, что батальонный командир скошен пулей и остался неподвижно лежать на снегу, повернул к нему и один пошел подобрать его. Юнкера видели, что брат дошел до тела командира батальона, взвалил его себе на спину и пошел с ним за отступавшими юнкерами. В это время со стороны красных, в пурге, появилась пулеметная тачанка. Одной из ее очередей Вадим и батальонный командир были сбиты. Тогда три юнкера – друзья фельдфебеля Сагацкого – пошли к нему на помощь. Брат и батальонный командир оставались в зоне сильного огня красных. Отправившиеся на выручку юнкера не смогли дойти до них; двое оказались ранеными. Их смогли спасти, а Вадим Сагацкий и батальонный командир остались на месте ранения, видимо слишком тяжелого… Училище ушло…
Мои собеседники советовали мне рискнуть пробраться на фронт и искать там генерала Слащева, конвой которого составляло Константиновское пехотное военное училище.
Приближалась Пасха. Получив отпуск, я сейчас же выехал поездом на Симферополь. 1-ю роту Константиновского пехотного училища я нашел в поезде генерала Слащева, в котором, кроме них, был еще и эскадрон Мариупольского гусарского полка[315]. Станция Джанкой, где стоял поезд, была совершенно пустынна, и мне пришлось идти по приезде сразу в училище.
Узнав, кто я и почему я в Джанкое, начальство училища поручило меня 1-й роте. В ту же ночь на перроне станции служилась заутреня, и после нее юнкера пригласили меня на разговены.
На следующее утро тут же на станции состоялся парад. На нем я впервые увидел генерала Слащева вблизи. Он был одет почему-то в белую черкеску с отброшенным назад башлыком экзотического типа: с какими-то арабскими или индусскими письменами на нем. Лицо генерала Слащева меня ничем, к удивлению, не привлекло, но его движения и манера держаться сразу указывали на его необыкновенную решимость и энергию. Около его вагона 1-го класса стояла большая группа офицеров и Ниночка-ординарец. Это была миловидная и стройная девица в белой рубахе с погонами унтер-офицера и одним или двумя Георгиевскими крестиками, в кавалерийских синих бриджах и сапогах со шпорами.
Мне успели шепнуть, что Ниночка – из хорошей семьи, ведет себя безупречно и вполне заслуживает свои Георгиевские крестики… Но расспрашивать больше не было ни времени, ни желания.
К моему глубокому разочарованию, начальник штаба, полковник Фролов[316], о моем брате ничего нового мне не сказал. На мой вопрос, как значится Вадим в списках Константиновского пехотного военного училища, он ответил, что фельдфебель Сагацкий должен быть указан там как без вести пропавший.
От юнкеров я тоже не узнал никаких дополнительных сведений. И, несмотря на радушный прием училища, я уехал обратно огорченный, не зная, что делать дальше.
Летом 1920 года Атаманское военное училище приняло участие в боях под деревней Каховкой. После своей энергичной контратаки 2 августа (ст. ст.), позволившей восстановить прорванный красными фронт, оно было оттянуто в тыл. Проходя городок Армянск, я увидел у самой дороги, в углу между двумя маленькими постройками, высокий деревянный крест. Он стоял на братской могиле Константиновского пехотного военного училища. Имена погребенных здесь покрывали крест со всех сторон. Их оказалось очень много. Они были написаны химическим карандашом. Я стал с беспокойством искать среди них имя фельдфебеля Сагацкого, но не нашел его. Это, конечно, давало основание полковнику Фролову считать моего брата «без вести пропавшим»…
Судьба брошенного на поле боя Вадима заботила и тяготила меня. Сам я не мог предпринять ничего без посторонней помощи, но к кому, как и куда обратиться за поддержкой? Ведь я сам зависел от своего училища, а последнему имя брата было в общем чуждо! Где искать людей, способных дать мне толковый ответ для дальнейших моих поисков?
В Джанкое и даже много позже в разговорах с константиновцами о гибели моего Вадима меня стесняло нечто вроде недоговоренности, неловкости, даже желание собеседника замять тему поскорее и возможно мягче.
Приходилось довольствоваться тем, что оказывалось ясным и неоспоримым:
1) фельдфебель Вадим Сагацкий, в обстановке тяжелого для училища боя и отступления юнкеров, пошел один обратно, чтобы вынести сраженного батальонного командира; дошел до него и начал выносить;
2) тело моего брата, раненного, в свою очередь, несмотря на попытки друзей вынести
