Дамасские ворота - Роберт Стоун

— Почему «Алиса»?

— Ну, потому что «Алиса в Стране чудес» смешная. Смешная, но в ней нет справедливости. Или смысла, или милосердия.

— Верно, — согласилась Роза. — Но в ней есть логика. Раз шахматы в основе.

Возразить было нечего.

57

Они остановились выпить кофе в кибуце «Николаевич Алеф». Никто их тут не дожидался. Очевидно, остальных Гиги Принцер отвезла в Эйн-Карем. Роза решила возвращаться назад с Лукасом.

— Будьте осторожны возле Иерихона, — предупредила их молодая женщина, прислуживавшая в столовой для гостей кибуца. — Уже ночь, и номерные знаки у вас не того цвета.

В нескольких милях позади них, на Иорданской дороге, Сония вела «додж» на юг. Разиэль сидел рядом с ней. Старик Де Куфф спал на заднем сиденье. Сония уговаривала его переночевать в кибуце, но Де Куфф настоял на том, чтобы его безотлагательно отвезли в город. Он совсем обессилел.

— Мы уже почти ничего не контролируем, — сказал Разиэль.

— Что ты хочешь сказать? Что все это просто твоя фантазия — то, во что ты втянул нас?

— Не фантазия.

— Позволь задать тебе ужасный вопрос, — сказала Сония. — Ты опять на игле?

— Угадала.

— Ох, Разз. И давно?

— Только не плачь, крошка, хорошо? Ты мне мою мать напоминаешь.

— Знаешь, что самое смешное? Я больше ничего не употребляю. Ни травку. Ни мартини. Благодаря ему. Потому что все для меня изменилось.

— Я тоже завязал, Сония. Неделю назад я был чист, как тогда, когда ты видела меня в Тель-Авиве.

— Знаешь, что я подумала, когда ты зарядил тот чай, Разз?

— Что я хитрожопый махинатор?

— Вроде этого. У тебя был Преподобный, неограниченные средства. Потом я узнала, что Нуала возит дурь для Стэнли. А тут и Линда Эриксен съехала на религии.

— На нашей собственной религии к тому же, — сказал Разиэль.

— На нашей собственной религии, потому что она — подстилка всем религиям, как Нуала — призраку Че Гевары. И тут я слышу о бомбе и думаю: кто же заправляет этим делом? Мой друг Разз, и он все время был под балдой, а мы, простаки, ему внимали.

— Вот и неправильно думала. Я мог совершить чудо, Сония. И тоже завязал. Потому что все должно было измениться.

— И что произошло?

— Происходили великие вещи, ужасные вещи. Это было взаправду, детка. Все было взаправду. Никогда не позволяй отнять это у тебя.

— Значит, это была не просто махинация?

— Просто махинация? Может, и вселенная — махинация. Что это за такая штука — любовь[435], понимаешь, о чем я? О том, что стучащему отворят[436]. Об избавлении.

— Ты говорил, что он собирается проповедовать о пяти тайнах.

— Он уже открыл все пять. Теперь он должен открыть подлинное свое назначение. Но у нас не остается времени.

— Что ты имеешь в виду?

— А то, что я запустил определенные процессы. Не думал, что мы можем потерпеть неудачу. Но теперь вижу, что мы, как и все остальные. Попались в ловушку истории. Неудачников преследуют неудачи. Всю жизнь мне не везет. У меня было могущество, но не было силы. Знаешь разницу?

— Могущество, — повторила она, пытаясь понять. Будто повторение могло помочь. — Могущество, но не сила?

Она подняла один из листов с чертежами, валявшихся по всему мини-фургону — на сиденье, прилипнув к коврику, за солнцезащитным козырьком.

— Это схема Храмовой горы от твоих приятелей, верно?

— Верно.

— Значит, бомба действительно готовится. Ты лгал мне.

— Все как написано, Сония. Это борьба духовная. Борьба без оружия. Но борьба — это противоборство, а противоборство чревато непредсказуемым результатом. Вот почему я подсыпал ему в чай. Боялся, что он нас подведет. Мне нужно было, чтобы он был готов объявить себя мессией.

— Теперь послушай, ты должен рассказать мне все. Все, что знаешь о том, куда они подложат ее.

— Сония, Сония, — сказал он нетерпеливо. — Если все пройдет успешно, не будет никакого оружия. Они думают, что взорвут бомбу. Но в мире грядущем нет никаких бомб.

— Ну да. Только, полагаю, цветы.

— Я сказал, что никто не пострадает. Это я имел в виду. Я уверен.

— Как получилось, что ты опять подсел?

— Нервы не выдержали. В последнюю минуту. Я подумал: если мы потерпим духовное поражение, тогда это будет лишь эпизод истории. Просто еще один эпизод дерьмовой истории мира. Вместо всего, о чем мы мечтали.

— Что должно произойти, Разз? Что ты натворил?

— Не знаю. Больше скорби, больше истории. Нравствен не процесс, а только результат.

— Тебе нельзя было здесь оставаться, Разз. Почему остался?

— Потому что я единственный, кто знает, что к чему. Потому что это я нашел старика. Почему я? Не спрашивай. Но мне было откровение, что это он.

— Наверно, это все твоя музыка.

— Может быть, — сказал Разиэль. — И ты была со мной. Я «немощнейший сосуд», но у меня есть могущество. И у меня есть ты. Ты веришь мне. И немножко любила меня, да?

— Любила. Все когда-то любили тебя, Разиэль. Ты был нашим принцем.

Тут она не удержалась и заплакала, потому что вера, надежда, любовь покидали ее. И некому было спасти ее душу, а наоборот, снова нужно заботиться обо всех, как всегда. И опять все зазря. Чуть-чуть ганджи. Отголосок мечты и доброй ночи.

— Смешной мир, — сказала она. — Все в нем повторяется. А как узнать, что опять пришло время?

— Смешной.

Неожиданно она почувствовала, что не хочет… не должна… отказываться:

— Разз?

— Что, малыш?

— Разз, может, мы все же сумеем довести до конца. Если ты все делал как надо. Процесс.

— Я сказал тебе про процесс, и ты смеялась надо мной.

— А сейчас не смеюсь. Может, получится. Может получиться! Если ты все делал правильно.

Теперь настала очередь Разиэля засмеяться:

— Сония, ты чудо. Если бы ты была со мной все время, мы бы довели это до конца.

— Я была с тобой.

— Ты спасешь мир, Сония. — Он снова засмеялся. — Говоришь девчонке, что ничего не выйдет. А она тебе: а может, и выйдет. Ты чокнутая, взбалмошная девчонка, крошка. Если б ты была со мной, клянусь, мы бы победили. Начисто забыли бы об истории.

— Мне некуда идти, Разз. Я по-прежнему здесь.

— Сония, ты ведь не шутишь?

— Боюсь, что нет.

— Положение такое, Сония. Мы оказались меж двух миров. Не знаю, смогу ли найти для нас выход.

— Вот что я тебе скажу. Ты находишь выход. Я буду тебя подгонять.

— До сих пор никому подобное не удавалось, — через несколько миль сказал Разиэль. — Но придет время, и кому-то удастся. Процесс…

— Правильно. Процесс.

— Я поверить не мог, — сказал он ей. — Выход — в глазах старика. Мир, которого мы ждали.

— Свобода? — спросила она.

— Музыка. Все это была музыка.

— Ну, слава богу! Музыка.

— Поднажми, подруга, — взмолился он. — Не хочу ставиться при тебе.

58

Ночью вокруг деревни Эйн-Карем светились огни многоэтажек Нового города, которые все теснее и теснее обступали ее. Жители домов, обращенных фасадом к долине, частенько не трудились задергивать шторы на окнах с наступлением темноты. Человеку, глядящему на эти окна, передавалось ощущение протекающей за ними жизни добропорядочной, цивилизованной и комфортабельной. Можно было разглядеть книжные полки, эстампы и картины на стенах.

Сами дома имели непривлекательный вид, так что лучше всего они смотрелись по вечерам, освещенные в соответствии с буржуазным вкусом и респектабельностью их обитателей. В соседнем, Иерусалимском лесу еще сохранились соловьи. Их трели и повторяющиеся, замысловатые риффы и утешали, и волновали душу.

Когда Лукас с Розой подъехали к бунгало, в ближайших домах горело лишь несколько окон. Горизонт на востоке светлел и был цвета иерусалимского камня; со стороны деревни доносился призыв громкоговорителя к молитве.

Он тихонько прошел по комнатам, но не обнаружил ни Де Куффа, ни Разиэля с Сонией. Остальная компания спала. Только сестра Иоанна Непомук ван Витте бодрствовала: разглядывала книжку с картинками о Сулавеси, где прожила много лет.

Лукас позвонил в квартиру Сонии в Рехавии, но никто не ответил.

— Будешь у них за главную, — сказал он Элен Хендерсон. — Полагаю, все выжидают, пока не утрясется.

Роза снова была собой. Всю дорогу на юг она сосредоточенно молчала.

— Что утрясется?

— Все.

Элен приняла ванну и легла, а он сделал еще несколько безуспешных звонков Сонии. Затем лег в гостиной на пол и забылся беспокойным сном. В восемь утра, толком не отдохнув, он позвонил Оберману, который успел вернуться из Турции, и попросил того подъехать. Оберман не мог: он был на обходе в клинике Шауль-Петак. Они договорились встретиться в клинике. Лукас прихватил с собой один из планов здания, которые нашел в минивэне.