Колесница Джагарнаута - Михаил Иванович Шевердин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И мы, англичане, — говорил Хамбер, — доказываем это на практике. Небезынтересны высказывания начальника имперского британского штаба: «Считаю английские поставки Советам абсолютным сумасшествием». А сам премьер Уинстон Черчилль уведомил Москву — секретно, конечно, но тайное всегда становится явным, — что поставки оружия и амуниции Северным путем прекращаются с 27 июня 1942 года. Больше ни один конвой не выйдет из портов Северного моря. Основание — большие потери в судах от подводных лодок. Слишком много погибших моряков. Английская общественность ропщет.
Произносил каждое слово Хамбер многозначительно, поглядывая доверительно на немца, который, покряхтывая от удовольствия, потягивал пиво и хитро подмигивал консулу.
Фон Клюгге был в восторге. Он играл с собеседником в кошки-мышки. Ничего! Пусть этот британец с прилизанными волосиками болтает! Большевик не в счет. Даже если он и расслышит что-нибудь из их беседы там, на своей террасе… Нет, это невозможно, слишком далеко сидит. Даже неплохо было бы, если русские узнают, что Лондон закидывает удочки, затевает сепаратные переговоры с Германией о мире. Это даже к лучшему. Это столкнет Советский Союз и союзников лбами. Это, наконец, подорвет дух этих проклятых большевиков в Сталинграде и поможет наконец рейху встать твердой ногой на Волге и Кавказе и двинуться вперед на Индию. Болтай, болтай, господин консул!
От удовольствия генерал то и дело улыбался Алексею Ивановичу. Но улыбку его Мансуров понял по-своему: «Фашист готовит тебе, брат-комбриг, хану. Явно. Напрямки он не пойдет. Шума много. А вот как? Что ж, будем смотреть в оба».
Конечно, генерал фон Клюгге и не собирался выпускать из своих рук большевика. Уже во время банкета в голове оберштандартенфюрера решение почти созрело. Он подумывал весьма деловито и с садистским удовлетворением о «ликвидации живых объектов путем организации несчастных случаев», как было сформулировано в секретной инструкции гестапо. Но такой план требовал сосредоточенности и напряженной работы мозга, а значит, и соответствующего времени.
К вечеру мысли фон Клюгге приобрели несколько иную направленность. Фашистские аэропланы прилетают в пустыню Дэшт-и-Лутт? Прилетают. За чем же дело стало?
И у него созрел новый план.
Сейчас фон Клюгге смаковал этот новый план. Мысленно он представлял себе волнующее и даже триумфальное прибытие свое в Берлин на самолете. Он, фон Клюгге, ведет «за ручку» этого комиссара, большевистского генерала Мансурова, прямо в имперскую канцелярию. Весьма довольный фюрер сам лично допрашивает большевика. Большевик сообщает ценнейшие сведения. Хайль! Уже сияет новый высокий орден на груди фон Клюгге! Фантастика! Уже фон Клюгге получает высокий чин.
Генерал погрузился с головой в розовые мечты и не заметил, как по знаку Хамбера в комнату впустили Николая Николаевича. Он вошел, сладко, но сдержанно улыбаясь и любезно раскланиваясь.
«Что-то, профессор, вы изрядно постарели и посерели за эти годы, — подумал Мансуров. — И ваша живость нарочита, и ваша жизнерадостность натянута. Вам совсем не так хорошо живется, как вы стараетесь изобразить, Николай Николаевич, хан Номурский Гардамлы…»
Сделав любезнейшим образом общий поклон, Николай Николаевич направился было с протянутой рукой к генералу фон Клюгге, но, обнаружив, что тот сидит неподвижно, высокомерно вскинув голову, не шевельнувшись, чтобы хотя бы из вежливости встать, мгновенно побледнел и резко повернулся.
Пораженный Алексей Иванович разглядывал украсившееся морщинами лицо, еще больше обрюзгшие щеки, поредевшую, но все еще черную, очевидно крашеную, чеховскую бородку, и пытался понять, что заставило Николая Николаевича прискакать сюда из Швейцарии, где, по имеющимся сведениям, он жил припеваючи. Видимо, события, потрясшие мир, задели и его.
Разумеется, сейчас хан Гардамлы включится в запутанную игру, которая разыгрывалась здесь, в гостиной.
Выколотив трубку, Мансуров неторопливо вышел в сад, но через несколько минут, перемахнув перила, незаметно вернулся на террасу и сел в великолепную старинную качалку венской работы. К качалкам Алексей Иванович с детства питал пристрастие. Он покачивался с равнодушным видом. Но теперь он слышал почти каждое слово, произнесенное в гостиной.
Причина появления Николая Николаевича в Баге Багу понемногу прояснялась.
Консул Хамбер, слушая изысканные, витиеватые речи хана, нет-нет да обращался с многозначительными минами к фон Клюгге. Немец же ликовал, уверенный, что он единственный, кто является хозяином положения. Надменный британец терпел на его глазах крах.
А Хамберу было невдомек, чему так откровенно радуется оберштандартенфюрер. Истый англосакс, Хамбер считал, что в данной обстановке он ведет себя вполне достойно, как и подобает вести себя британцу, попавшему временно в затруднительное положение, очень сложное, но не безвыходное и вовсе не унизительное. Хамбер соответствовал стандартному представлению об англичанах вообще. «Мы, англичане, — говаривал он, — вылеплены из круто замешенного теста, особого теста, рецепт которого исходит из пекарни самого дьявола».
Англичанин всюду чувствует себя англичанином, а англичанин в своих глазах выше всех. Англичанин на Востоке — прирожденный покоритель и колонизатор. Любую страну мира англичанин превращает в колонию, обращая азиатов и африканцев в рабов англичан, он не испытывает ни малейших угрызений совести. Так дано богом. Но что всевышний дал, он сможет и отобрать. Что ж, наступил, кажется, час, когда Великобритании приходится кое-что уступить…
В руках Хамбера разветвленная агентура, работающая и в Туркестане, и в Индии, Афганистане и даже на Синцзяне. И фон Клюгге мысленно облизывался: когда битва на Волге будет выиграна, великий и грозный вермахт двинется в Азию, и Хамберу придется исчезнуть со сцены, как и всем англичанам из Ирана. Им придется передать ему — оберштандартенфюреру — всю агентурную сеть. Деваться Хамберу некуда, только этим он сможет сохранить свою шкуру.
И кудахтал оберштандартенфюрер не зря. Он наслаждался и консервированным пивом, и сознанием своего торжества.
Да, Хамбер всегда был коммерсантом. Дипломат, вылощенный чиновник «Форин Оффис», Хамбер сетовал на свою карьеру. Годы, многие годы его держали в Хорасане и не продвигали вверх. Хамбер лизал краешек соусника и не мог добраться до соуса. Его уязвленное самолюбие заставило искать путей в мире торговли. В огромном здании-крепости консульства в Мешхеде сидели две «персоны грата» — генеральный консул Хамбер и, выражаясь входившим уже в те годы в обиход термином, бизнесмен «Хамбер и К°» — персидские ковры, опиум, шерсть. Не уходил Хамбер в отставку, все еще надеясь выслужиться на дипломатическом поприще и — это была, конечно, тайная мечта — получить титул баронета. Как и большинство англичан, Хамбер не принимал идеологию фашизма, испытывал животный ужас перед Гитлером, но на всякий случай уже несколько лет подыгрывал фюреру английских фашистов Мосли. Более того, он держал в потайном кармане пиджака некую бумажку. Но бумажка — козырь. И его он пустит в самый последний
