Донская Либерия - Николай Алексеевич Задонский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андрий чувствовал, как противно, гадко даже думать ему об этом. Но какое-то безволие сковывало ему душу, он искал и не мог найти веских доводов, чтобы опровергнуть то, что говорил гетман.
— Я заключаю трактат с королем шведским, — продолжал Мазепа. — Он признает все права и вольности наши. А может, мне удастся и помирить короля с царским величеством. Я надеюсь мирным способом отстоять свободу отчизны…
— Что ж, может, ты прав, — вздохнул Андрий. — Только знай: кровь русских я никогда проливать не буду…
— Ой, дурень! Да разве я до этого допущу, — успокоил гетман, — Я сам с царским величеством ссоры не желаю, но только, сам рассуди, нам вольность наша всего дороже. Разумеешь?
VI
20 октября князь Меншиков прислал гетману просьбу немедленно приехать к нему для совещания. Вместо себя Мазепа отправил Войнаровского с известием, что сам он тяжко болен.
— Ох, дядя, дядя! Неладно все это выходит, — поморщился Андрий. — Не люблю я обманывать…
— Политика — не гусли, — возразил гетман. — Не обманешь, так и не сыграешь… Ты передай мою записку князю и скорее возвращайся…
Андрий уехал.
А на другой день из шведской ставки вернулся пан Быстрицкий и сообщил, что король с войском завтра утром подойдет к Десне.
Мазепа собрал преданную ему старши́ну и, объявив свое окончательное решение, приказал тайно передвинуть сердюцкий полк и казацкое войско к Десне.
Ночью вместе с гетманским обозом уехала и Мотря, последние дни жившая в Борзне. В то же время гетман отправил в Батурин монашку уведомить Кочубеиху, чтобы та на всякий случай, ввиду военных неожиданностей, покинула город. Кочубеиха вместе с младшим сыном Федором и вдовой Искры уехала в Сорочинцы — поместье Апостола, где собрались все родственники покойного Кочубея.
Утром 23 октября прискакал Войнаровский. Он объявил дяде, что князь Меншиков едет к нему для свидания сам.
Мазепа вместе с племянником верхами помчались в Батурин.
Там гетман уединился с преданным ему полковником Чечелем, открыл свой замысел и сказал:
— Я надеюсь на тебя, Дмитро. Как ты с малых лет мне верно служил, так и теперь послужи, а мною забыт не будешь… Я оставляю тебе две тысячи войска Батурина, если подойдут русские, не сдавай. Отбивайся до последней возможности. А я обещаю скоро оказать сикурс, приду с войсками шведскими…
Чечель поклялся города не сдавать, но просил удалить из Батурина полковника Анненкова, который может помешать подготовить город к обороне.
Гетман отправил Анненкова к Меншикову с запиской, что ждет князя в Батурине.
25 октября, догнав свой обоз, Мазепа переправился через Десну. С ним были верные ему люди из числа генеральной старши́ны и полковников, сердюки, около двух тысяч казаков.
Построив свое войско, Мазепа обратился к нему с большой речью:
— Вам ведомо, — сказал он, — какие обиды приходится всем нам терпеть от великороссийских людей, какое великое утеснение наших прав и вольностей имеем от царского величества, который ныне, как подлинно мне известно, замыслил всех казаков в солдаты перевесть, а Украину воеводам и боярам отдать… Я много раз старался отвратить царя от пагубных намерений, но из этого ничего доброго не вышло. Поэтому не нашел я иного спасения, как обратиться к великодушию короля шведского. Он обязывается уважать и защищать наши права и вольности против всех, кто посягнет на них. Братья! Пришло время свергнуть ненавистное ярмо и сделать нашу Украину страной свободной и независимой! Вот к какой будущности я вас всех призываю. Мы достигнем этого при помощи короля шведского.
Ударили тулумбасы. Взвились знамена.
— Слава гетману! Слава королю! Слава! закричала старши́на.
Но ее поддержало лишь несколько разрозненных голосов. Казаки стояли с опущенными головами. Неожиданность всех потрясла. До сих пор старши́на говорила, что ведет казаков против шведских войск, вступивших на украинскую землю… И вдруг оказалось, что они становятся врагами русских! Было над чем подумать!
Петро Колодуб чувствовал себя так, словно его кипятком ошпарили.
«Как? — гневно думал он, — продать нашу матку Украину шведам и панам! Привести на нашу землю шведов! Надеть на себя новый хомут! Так вот какую вольность готовил нам пан гетман… Ну, нет! Мы дрались против бояр и прибыльщиков, стояли за свою веру и волю, но отчизны не продавали. Со шведами и панами в дружбе нам не быть!»
Весь день ходил Петро мрачнее тучи, а когда пала ночь и зажглись казацкие костры, собрал к себе в палатку наиболее близких булавинцев.
Грицко Омельянюк, потрясая здоровенным кулачищем, крикнул:
— Обманул нас, как последних дурней, гетман! Продал, Иуда! Зрадниками[18] всех сделал!
— Не быть тому!! — перебил Петро. — Будем думать, браты, как из такой неволи себя вызволить.
— И думать нечего, Петро! Уходить надо! — дружно отозвались булавинцы.
Петро посмотрел на товарищей, потер лоб:
— Сам так мыслю, браты, да куда уходить?
Булавинцы призадумались. Положение для них создавалось тяжелое. Против шведов стояли войска царя Петра, от которого, конечно, нечего и ожидать милости донским бунтовщикам. Куда же пристать им, желавшим постоять за цельность и вольность матери-отчизны? После долгих размышлений и споров они решили укрыться пока в лесах и действовать против шведов самостоятельно. Хорошо, что были у них добрые кони и оружие, а достать пропитание не трудно!
О том, кому начальствовать над охотным конным отрядом, согласились единодушно:
— Быть нашим батьком тебе, Петро Колодуб!
Петро снял шапку, поклонился:
— Что ж, пусть будет по вашей воле… Собирайте всех, кто похочет с нами, да седлайте коней!
