Сашенька - Саймон Монтефиоре

— До самой смерти мой отец пытался выяснить, что произошло с ними и детьми. Не один раз во время сталинского режима он сам был на волосок от гибели, хотя являлся одним из любимых писателей диктатора. В конце войны мой отец поехал в Тбилиси встретиться со старшим братом Самуилом — и Лалой Льюис, разумеется. Они были счастливы вместе. Братья были так рады воссоединиться, они не виделись много лет. Самуил заставил отца пообещать, что тот выяснит судьбу Сашеньки и ее семьи, как только сможет.

— Отец что-нибудь узнал? — спросила Катенька, вытаскивая записную книжку.

— Да. Еще при жизни Сталина папа подал запрос в ЧК. Ему сообщили, что Сашенька с Ваней в 1939 году получили по десять лет лагерей. В 1949-м, когда Сашенька должна была освободиться, мы снова послали запрос, но нам сообщили, что ей дали еще десять лет без права переписки. Во время «оттепели» после смерти Сталина нам сказали, что они оба умерли в лагерях во время войны — от сердечного приступа.

— Значит, нет никакой надежды?

— Мы решили, что нет, — ответила Мушь. — Но в 1956 году одна бывшая зэчка позвонила нам и рассказала, что была с Сашенькой на Колыме, что она совсем недавно видела Сашеньку — она была еще жива, когда в марте 1953-го умер Сталин.

Сердце Катеньки учащенно забилось.

Позже, в этот же день, черный бронированный «мерседес» забрал ее из гостиницы «Москва» и повез в штаб-квартиру Павла Гетмана — бывший княжеский особняк на Остоженке. Катеньке не терпелось увидеть своими глазами «княжеские хоромы», как называла его резиденцию пресса.

Говорили, что это гнездо политических и финансовых интриг, так что она была даже немного разочарована, когда машина миновала пост охраны и остановилась перед изысканным, но небольшим двухэтажным особняком, декорированным белым мрамором, с изогнутыми пилястрами в восточном стиле. Холл, как показалось Катеньке, напоминал гарем турецкого султана: повсюду диваны да фонтаны. Ее встретила очаровательная брюнетка — секретарша олигарха, русская девушка примерно Катенькиного возраста. Одета она была в деловой черный костюм с узкой юбкой и золотистым поясом, на ногах — туфли с невероятно высокими каблуками. По ее уверенной хозяйской манере Катенька сразу же догадалась, что эта «девушка от Версаче» занимается не только тем, что набирает тексты. Секретарша, стуча каблучками по мраморным плитам пола, провела Катеньку, чувствовавшую себя убожеством в своем джинсовом наряде, мимо комнаты, набитой электронными приборами и телеэкранами; у входа в нее стояли охранники в синей форме. Затем — мимо столовой, где молодой человек проверял, как накрыт стол, расставлены цветы, правильно ли разложены приборы. Наконец они пришли в светлый и просторный современный офис, где повсюду блестело стекло и сверкал хром. Паша приветливо махнул ей рукой.

Павел разговаривал по телефону; под дорогими полотнами современных живописцев на диване сидела Роза.

— Дорогая девочка, ты так славно потрудилась, — сказала Роза, трижды целуя Катеньку и радушно обнимая. — Просто не могу поверить, что ты все выяснила. Я позвоню Цейтлиной немедленно… Как только ты упомянула Палицыных, Сашеньку и Ваню, у меня возникло чувство, что я их откуда-то знаю.

— Вы не говорили, что у вас есть брат.

— Я хотела с чего-то начать, даже сейчас мне нелегко произносить его имя, говорить о нем… — Роза замолчала, на секунду прикрыла глаза. — В любом случае, я не была уверена, что вы что-то найдете. Но, Катенька, не знаю, как вас благодарить! Вы подарили мне меня.

Сейчас фиалковые глаза были вновь открыты.

Катенька увидела, что Роза с трудом сдерживает рыдания.

— Хотите, чтобы я продолжала? — Катенька поняла, что очень хочет выяснить, что стало с остальными членами семьи Розы, особенно с Карло. Но ее не покидало чувство вины. Неужели ее захватила драма, трагедия чужих людей?

— Да, вот деньги для КГБ, — сказал Павел Гетман, обходя стол и обнимая Катеньку. Он передал ей конверт. — Я знал, что нанял нужного человека.

При этих словах Катенька поймала взгляд Розы и они заговорщически улыбнулись.

— Идите, найдите Палицыных. Живы ли они, жив ли хоть кто-нибудь из них…

Деньги в сумочке жгли Катеньке руки. Она никогда не держала в руках столько денег, она была уверена, что их украдут или она их выронит. Катенька с облегчением вздохнула, когда вошла в кафе-бар «Пианино» на Патриарших и встретила двух гэбистов, «павиана» и «колдуна».

Она с минуту повертела в руках толстый конверт, потом открыла и показала им доллары.

— За эти огромные деньги я бы хотела побыстрее увидеть документы. Вы говорили, завтра, не так ли?

— Здесь вся сумма? — спросил «павиан», заглядывая в конверт.

— Да, господин Гетман не послушал моего совета и решил заплатить, — ответила Катенька.

— Все с портретами Авраама Линкольна? — уточнил «колдун».

— Понятия не имею, — презрительно сказала она, ее воротило от их гангстерского жаргона.

— Цветок Северного Кавказа! Ты узнáешь, как делаются дела! — засмеялся «колдун». Когда она протягивала конверт через стол, он похлопал ее по руке. — Красавица. Красавица, как ты.

Катенька, вздрогнув, отдернула руку.

— Завтра в моем кабинете вы получите дела Сашеньки, Ивана, Менделя и Гольдена, — пообещал «павиан». — Все, что у нас есть.

Катенька встала, но «павиан» схватил ее за руку своей липкой лапой.

— Эй, красавица, подожди, к чему такая спешка? Пожалуйста, передайте господину Гетману, что это лишь начало нашего сотрудничества. И вам как историку будет интересно. У нас много любопытных материалов периода «холодной войны», которые могут заинтересовать западную прессу и издателей. Вы же были в Лондоне. Мы выплатим вам процент, если вы сможете заинтересовать газеты или лондонские издательства…

— Я передам господину Гетману.

— Глоток старого виски? — предложил «колдун». — Это знаменитая марка — «Гленфиддич»! Его предпочитают все королевские фамилии Европы! За наше историческое партнерство с Англией!

— Я опаздываю, — ответила Катенька, мечтая оказаться подальше от этих омерзительных людей, которые, казалось, изо всех сил тужились, чтобы переплюнуть чекистов, уничтоживших Сашеньку и Ваню.

Она выбежала на улицу. Весенняя Москва словно пробуждалась к новой жизни. Патриаршие утопали в сирени и фиалках. Катенька купила себе порцию мороженого и сидела, любуясь подснежниками, пробившимися из-под корней деревьев, наблюдая за гордыми лебедями на прудах, — своими широкими белоснежными крыльями они защищали молодняк, еще покрытый серым пухом.

Из автомата она позвонила Сатинову. Трубку сняла Марико.

— Отец болен. Он слег. Еле дышит.

— Но мне нужно многое ему рассказать. Я нашла Снегурочку, а Лала Льюис рассказала мне, какой он герой, как помог детям…

— Вы уже достаточно с ним наговорились. Не звоните больше. И Марико бросила трубку.

«Выездное заседание Военной коллегии Верховного Суда СССР на спецобъекте 110 (так называлась Сухановская тюрьма — особая тюрьма, созданная Берией в Видном под Москвой, в бывшем Екатерининском женском монастыре). 21 января 1940 г., 3.00.

Председательствующий В. В. Ульрих: Обвиняемый Палицын, вы ознакомились с обвинительным заключением? Понимаете суть предъявленных вам обвинений?

Палицын: Да. Я, Иван Палицын, предъявленные обвинения понимаю.

Ульрих: Заявляете ли вы отвод кому-либо из судей?

Палицын: Нет.

Ульрих: Признаете ли вы себя виновным?

Палицын: Да, признаю.

Ульрих: Вступили ли вы в сговор с Менделем Бармакидом и вашей женой Александрой Палицыной с целью убийства товарища Сталина и других членов Политбюро ЦК ВКП(б)?

Палицын: Моя жена никогда не участвовала в этом заговоре.

Ульрих: Да полно, обвиняемый. Вот перед нами подписанные вами собственноручно показания, в которых вы признаете, что вы и означенная Александра Палицына…

Палицын: Если это нужно партии…

Ульрих: Партии нужна правда. Хватит играть, начинайте говорить как есть.

Палицын: Да здравствует ВКП(б)! Я с шестнадцати лет — верный и преданный большевик! Делу партии никогда не изменял. Всю сознательную жизнь я всеми силами служил партии и лично товарищу Сталину. То же могу сказать о своей жене Александре. Но если партия потребует…

Ульрих: Партия требует одного: вы признаете свою вину по всем пунктам обвинения?

Палицын: Да, признаю.

Ульрих: Вам есть что добавить к этому, обвиняемый Палицын?

Палицын: Я остаюсь всей душой преданным ВКП(б) и лично товарищу Сталину! Я тяжко провинился перед ними, совершив непростительные преступления. Если ко мне будет применена высшая мера наказания, я умру с радостью и с именем Сталина на устах. Да здравствует партия! Да здравствует Сталин!