Грешный - Шарлотта Физерстоун

— Мэтью, твое сердце болит, потому что ты тоскуешь по мисс Рэнкин?

— Да.

Уоллингфорд не мог лгать Саре, не мог лгать о Джейн… Он просто не мог лгать о той, которую так сильно любил, той, которая так много значила для него.

— Я тоже скучаю по ней, Мэтью. Может быть, она еще вернется.

— Она не вернется, — бросил он, задыхаясь от душевной боли.

— Леди Реберн говорит, что, если ты хочешь чего–нибудь достаточно сильно, нужно молиться об этом. Я каждую ночь молюсь о том, чтобы мисс Рэнкин вернулась и стала моим другом. А ты молишься, Мэтью?

— Да. — Его голос превратился в шепот. О боже, как же он молился, просил, давал зароки — а все ради того, чтобы произошло чудо, которое смогло бы уберечь его от ужасного брака! Чудо, которое помогло бы ему вновь обрести Джейн.

Сара потянулась к руке того, кого искренне считала братом, и сжала его пальцы.

— Я знаю, что это не то же самое, Мэтью, но я буду твоим другом.

Крепко вцепившись в руку Сары, он наконец–то осмелился поднять на нее взгляд. Какое прекрасное лицо у его дочери, какие честные, бесхитростные глаза! Их цвет был таким же, как у Мэтью, но его глаза никогда не сияли такой открытостью, таким доверием — его глаза всегда поблескивали язвительностью и пессимизмом. Мэтью поцеловал Сару в лоб, словно заражаясь ее внутренней силой, и прошептал:

— Ты для меня — самая лучшая.

Они тихо постояли несколько минут, прежде чем Сара нарушила молчание.

— А это черный лебедь, который так нравился мисс Рэнкин, — сказала она, показывая на пятно между веток плакучей ивы, склонившихся к воде.

На глади озера беспомощно барахтался одинокий лебедь, его перья были черными, как ночь.

— Его подруга умерла. И он целый день плавает, ищет ее. Должно быть, это ужасно — быть одиноким все время, не так ли? — спросила Сара.

— Да. Ужасно, — отозвался Мэтью, думая о том, как он сам барахтался в своей безнадежной жизни последние месяцы, ища возможность быть рядом с Джейн.

— А ты знаешь, что у лебедей одна пара на всю жизнь? — спросила Сара. — Без своей подруги этот бедный лебедь останется один на все оставшиеся годы, навсегда. Как долго он сможет так прожить?

— К счастью, совсем недолго, — ответил Мэтью, думая о тех унылых, бесцельных десятилетиях, что ему предстоят.

— Люди ведь как лебеди, они тоже любят только один раз в жизни, правда?

— Да, они любят лишь однажды, — сказал Мэтью сдавленным голосом. — Но иногда одних чувств бывает недостаточно, чтобы удержать рядом того, кого ты любишь.

Опустив взор на свою руку, Уоллингфорд разжал пальцы и отпустил темно–красную ленту, которая тут же закружилась вниз. Он посмотрел, как лента медленно опустилась на водную гладь, а рядом откуда–то с небес упало перо.

Дождь усилился, тяжелые капли опускались на гладкий атлас, который все еще держался на поверхности озера. Они напомнили Мэтью слезы и то удивительное время в домике, когда он изучал тени от капелек дождя на коже Джейн.

— Прощайте, мисс Рэнкин, — тихо прошептала Сара рядом с Мэтью.

Он увидел, как вода утащила атлас на глубину.

— Прощай, Джейн.

Мэтью автоматически потянулся к ручке и отворил дверь в спальню жены. Боже праведный, это его жена… Он сочетался браком тем утром, спустя всего несколько часов после того, как стоял на мосту, прощаясь с Джейн.

Это была простая, короткая церемония, без всей этой пышной мишуры, что обычно сопутствует свадьбе. Клятвы были сокращены по максимуму — ровно настолько, чтобы брак мог считаться законным. Мэтью категорически отказался произносить фразу «Отдаю на милость твою всего себя».

Но на протяжении всего дня клятва звучала в ушах Мэтью: он представлял Джейн, стоящую перед ним, и клялся любить ее, только ее, целиком и полностью, пока смерть не разлучит их.

— Наконец–то, — раздался сухой голос из глубины щедро драпированной постели. — Я уже начала сомневаться, что вы когда–либо выйдете из того вашего маленького дома.

Все тело Мэтью напряглось, и он на мгновение замер на пороге, всерьез размышляя о том, не слишком ли поздно повернуться и бежать прочь. Прежде он никогда не был трусом, но этой ночью… То, что должно было произойти, пугало его, подталкивало бежать и скрываться в укромном месте, там, где его никогда бы не смогли найти.

— А вам пришлось выпить для храбрости, как я посмотрю, — замурлыкала Констанс. — Я как раз гадала, была ли преувеличена ваша репутация.

Опрокинув в себя янтарное содержимое стакана, Мэтью поставил его на стол и закрыл дверь. Как он сейчас надеялся, что пять стаканов бренди, позволят ему вползти в кровать к этому чудовищу!

Ступив в комнату, Мэтью увидел Констанс, лежавшую в центре постели в соблазнительной, бесстыдной позе. На ней был надет прозрачный пеньюар, не скрывавший ни одной частички тела. Ее длинные волосы были распущены и разбросаны по обеим подушкам. Констанс подогнула ногу, откинув ее в сторону, и выставила свое лоно взору мужа.

Но тело Уоллингфорда не реагировало, словно все его существо противилось этой отвратительной связи. Мэтью просто не мог сделать этого, он не мог овладеть этой женщиной. Только не после того, что он испытал с Джейн! С ней он узнал, что секс значит гораздо больше, чем просто удовлетворение дикой, животной похоти. Секс с Джейн был основан на взаимном наслаждении, они поистине делились своими чувствами — и физически, и эмоционально. Только с ней Мэтью связывали нежные прикосновения, шепот — любовь.

— Вам нравится, милорд? Разве я не в вашем вкусе?

Констанс отлично знала, что была мечтой любого мужчины. Она могла похвастать изящным телом, длинными ногами, дерзкими грудями с розовыми набухшими сосками. Любой мужчина стал бы добиваться ее расположения — любой, но не Мэтью.

Проведя пальцем по своей потаенной пещерке, она развела складки, демонстрируя, что уже сочится влагой. Перед этой эротической картинкой трудно было устоять, и, будь это Джейн, Мэтью бросился бы сверху и овладел ею, восхищенный столь смелым проявлением сексуальности. Но теперь он чувствовал лишь отвращение.

— Идите в постель, — сладко пела Констанс, продолжая ласкать себя. — Уверена, мы оба найдем это действо весьма приятным.

Ее взгляд бродил по телу Мэтью, и ему очень хотелось, чтобы тело отозвалось на распутное зрелище. Но доселе крепкий ствол никак не желал приходить в боевую готовность — и совсем не из–за половины бутылки виски, которые успел влить в себя его обладатель. Мэтью просто не мог заниматься сексом ни с кем, кроме Джейн.

— Снимите одежду, — приказала Констанс, — и позвольте мне увидеть то, что я приобрела вместе с титулом.