Новый Мир ( № 8 2004) - Новый Мир Новый Мир

Юлия Рублева. За что Игорь Сахновский получил Гран-при “Русского Декамерона”? — “Урал”, Екатеринбург, 2004, № 6.

“<…> его описания эротических сцен столь уникальны для современной российской прозы, что это заслуживает отдельного разговора”.

Само- и миропознание Георгия Гачева. Беседу вел Сергей Луконин. — “Литературная газета”, 2004, № 18.

“В сущности, у меня две жажды: Женщина и Истина <…>”.

“Готовы тома серии „Европейские образы мира”: Англия, Германия, Франция, Италия, Эллада, Болгария. Ну еще „Дневник удивлений математике” — на стыке меж гуманитарностью и естествознанием. Так что через газету челом припадаю — с поклоном к возможным меценатам: помогите ввести в обиход культуры сии труды, общеполезные… Что до новых трудов? Затеял „Национальные образы Бога” — как венец моих национальных штудий”.

Людмила Сараскина. Власть как имитация деятельности. Хозяева губернии в “Бесах” Достоевского. — “НГ Ex libris”, 2004, № 17, 13 мая.

“Роман начинается с момента, когда в губернии поменялась законная власть, — на место прежнего, мягкого и патриархального губернатора пришли новые люди, начавшие с обличения старых порядков…”

Александр Секацкий. Партитура неслышимой музыки. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2004, № 4.

“В сущности, любая рефлексия о музыке начинается лишь тогда, когда подвергнут сомнению тезис, будто музыка представляет собой определенную последовательность звуков”.

Сергей Сельянов. Сказки, сюжеты и сценарии современной России. — “ПОЛИТ.РУ”, 2004, 1 мая.

Публичная лекция в клубе “Bilingua”, 22 апреля 2004 года. “Люди, которые пишут диалоги [для кино], не потому хорошо их пишут, что их продумывают, а потому, что у них слух есть. Все. Это то, что Бог дал. Научиться этому очень сложно. Можно научиться построению сценария, можно научиться неким драматургическим ходам, но невозможно научиться писать диалоги, если Бог этого не дал”.

“Политкорректность вредна для искусства, губительна для него, даже если это искусство всего-навсего кино”.

“Я очень не люблю социализм, очень сильно”.

Максим Соколов. Прихрявший хам. — “GlobalRus.Ru”. Информационно-аналитический портал Гражданского клуба. 2004, 10 мая <http://www.globalrus.ru/comments>.

“<…> тортометание (равно как и его пропаганда) — дело очень гадкое, и, страшно сказать, даже Билла Гейтса, украшенного сливочным кремом, — и того жалко. Must die — и тем не менее. Гадкое — потому что это всего лишь смягченный вариант классической орвелловской формулы о сапоге, попирающем лицо человека, как символе и сути тоталитаризма. Да, конечно, кованый сапог на разбитом лице — это не то что больно, это для здоровья и жизни опасно, а кремовый торт на лице — это и не больно, и для здоровья никакой угрозы нет. Но ведь Орвелл имел в виду не только физическую боль, но еще и беспредельное унижение, еще и растоптанное достоинство. И тортометание — эта любимая левая забава — в смысле унижения и растаптывания стоит на той же линии. То же Министерство Любви, но только безболезненное. Идеология же левого хамства в том, что если буржуазным свиньям не причинено физического вреда (хотя акция [нацболов] в Большом была на грани), то и говорить вообще не о чем. „Только то, говорят, и действительно, что для нашего тела чувствительно”, а уважать чужое достоинство — это о чем вы? (правда, в этом случае вряд ли стоит так обижаться на встречную рекомендацию: „И для этих людей, государь Пантелей, палки ты не жалей суковатыя”)”.

Алена Солнцева. Земельная собственность русских литераторов: Пушкин, Толстой, Островский. — “Отечественные записки”, 2004, № 1.

Как они хозяйствовали.

Состояться как человеку. Беседовал Александр Вознесенский. — “НГ Ex libris”, 2004, № 18, 20 мая.

Говорит Сергей Чернышев, автор книги “Россия. Собственность. Идея” (М., “РОССПЭН”, 2004): “Россия — для меня это имя, по которому я к ней [России] обращаюсь. В нем же и ответ на вопрос: „Мальчик, ты чей?” Я — русский. Я принадлежу России. Но в каком-то смысле это вещь обоюдная. Если я ее собственность — то и она моя. Если же отвечать на вопрос, чьей именно собственностью я являюсь в России, то, видимо, все-таки не корпорации „ЛУКОЙЛ” и даже не Агропрома, а, философски выражаясь, некоего субъекта. Этот-то субъект может быть обозначен как раз словами „русская идея”. Но русская идея — часть общечеловеческой. А общечеловеческая идея родом из того мира, откуда все идеи... Это, если цитировать Владимира Соловьева, то, что Бог о нас думает в вечности, а не то, что мы о себе думаем во времени”.

Евгений Степанов. Фрагменты из книги “Поэты-пророки”. — “Футурум АРТ”, 2004, № 5.

Рубцов. Волошин. Цой. Нострадамус.

Яков Тестелец. “Пикник на обочине”. — “Фома”. Православный журнал. 2004, № 2 (19).

“„Пикник на обочине” братьев Стругацких, как и другие великие произведения научной фантастики <…>”.

“Молитва <…> Шухарта, на которой и кончается повесть, — может быть, одна из вершин русской литературы ХХ века <…>”.

См. также: Марина Журинская, “Может ли христианин читать фантастическую литературу?” — “Фома”, 2003, № 3 (17).

См. также: “Тут мне по службе надо было поразмышлять на тему о том, отчего в Сети так часто ругают Стругацких. Причем давно по языкам ходит обидная фраза: „Хороший Стругацкий — мертвый Стругацкий, которая точно расставляет акцент: Аркадий умер, Борис несет ответственость за увядание. Это не очень справедливое определение еще раз говорит о вечном действии русского принципа „Мертвые сраму не имут” и не менее вечное — „за действия экипажа отвечают оставшиеся в живых по выполнении задания”. Но так же точно эта фраза и позиционирует взгляд носителя — прошлое было великим, в настоящем — только тлен и запустение. Авторы начинают отвечать за культурную историю, это немного обидно, но все же для них почетно. Причины некоторых типичных претензий к последним текстам Стругацких — общие с причинами недовольства современной фантастикой и напрямую связаны с тем, что формировало „элитный” статус советской фантастики полвека назад. <…> А братья Стругацкие были не просто брендом, а символом советской фантастики. Но как всякий бренд, он состоит не только из товара (текстов), но и из инфраструктуры — это ученики, премия, комментаторы. Собственно, эта инфраструктура и существует. Так счет структуры предъявляется бренду”, — пишет Владимир Березин в своем сетевом дневнике от 14 апреля 2004 года (“История про братьев Стругацких” <http://www.livejournal.com/users/berezin> ).

См. также: Армен Асриян, “Как один Витицкий двух Стругацких поборол” — “Спецназ России”, 2004, № 4, 5 <http://www.specnaz.ru>.

См. также: Михаил Харитонов, “ GOD MODE . Дружеская беседа благородного дона Руматы Эсторского с Великим Магистром Ордена высокородным доном Рэбой” — Сайт “Михаил Харитонов. Ненаучная фантастика” <http://haritonov.kulichki.net/stories/godmode.htm>.

См. также: Ник Перумов, “Мы вышли из „шинели” братьев Стругацких” — “Труд-7”, 2004, № 87, 13 мая <http://ww.trud.ru>.

См. также: В. Сербиненко, “Три века скитаний в мире утопии. Читая братьев Стругацких” — “Новый мир”, 1989, № 5.

Сергей Тихомиров. Мифы торговцев безумием. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2004, № 4.

“Сравнение рекламируемого товара с наркотиком также показывает их значительное сходство. Анализируя это сходство на примере рекламы фруктового чая „Липтон”, доктор медицинских наук В. Ю. Завьялов пишет, что „герои ведут себя точь-в-точь как зависимые от субстанции субъекты: испытывают абстиненцию (‘похмелье’, ‘ломки’), которая мгновенно снимается приемом чая, пьянеют от ‘всех красок вкуса’ и ведут себя как обкурившиеся гашишисты: хохочут, измазывают себя ‘всеми красками’, расторможенно двигаются, танцуют. Крепкий чай, как известно, — препарат выбора для находящихся в вынужденной абстиненции наркоманов и алкоголиков (‘чифирь’, ‘цихнар’). В массовом сознании чай никак не относится к классу наркотиков, наоборот, он считается полезным для здоровья продуктом. Реклама, таким образом, соединяет воедино наркоманическое поведение и полезный продукт <…>”. Больше всего приближаются к пропаганде наркотизма рекламные клипы лекарственных препаратов, изображая ситуации, очень похожие на „первое угощение” наркотическим веществом. Вспомним в качестве примера Марию (реклама препарата панадол), которая в течение двух лет говорила телезрителям, что она „всегда” принимает таблетки только панадола”.