Осенний мост - Такаси Мацуока

Так она болтала без умолку, выполняя свою работу. Эмилия улыбнулась, кивнула и ничего не сказала в ответ. Если бы кто-нибудь пригляделся повнимательнее, то обнаружил бы, что ее глаза как-то странно блестят. Но, конечно же, никто не обратил на это внимания.

Гэндзи знал, что ему следует поговорить с Эмилией, но не спешил заводить этот разговор. Он знал, что будет много слез и безмолвных укоров. Безмолвных, поскольку Эмилия никогда ничего не скажет прямо. Да и что она могла бы сказать? Она не знает, как Гэндзи относится к ней на самом деле, и не знает, что Смит поделился с ним своими соображениями относительно ее чувств. Так что сказать ей нечего. Да, это будет мучительно. Он не сможет дать ей никакого утешения, — ее утешило бы лишь его признание, а он не может сознаться в своих чувствах. Если он скажет Эмилии, что любит ее, она останется в Японии, а если она останется здесь, она умрет. Так предвещало его видение. Гэндзи не хотел, чтобы Эмилия умерла, и потому отсылал ее прочь.

Жизнь важнее любви.

Месяц пролетел быстро. Гэндзи обещал поговорить с Эмилией, но до сих пор так этого и не сделал. Надо было ему пригласить Эмилию на церемонию встречи госпожи Фузаэ и госпожи Тиё. Все стало бы ясно без слов. Но Гэндзи не смог заставить себя поступить так. Это было бы чересчур жестоко. А он не хотел причинять Эмилии боль, без которой можно обойтись. Возможно, ему удастся вообще обойтись без разговора, и даже, может, не видеться с Эмилией до тех пор, пока она не уедет с Чарльзом Смитом — а этот день уже не за горами. Когда Смит вернется, он сделает Эмилии предложение, и Эмилия наверняка его примет. Поведение Гэндзи соответствовало нерешительности самураев, о которой он сказал Смиту, и это одновременно и забавляло князя, и причиняло ему боль.

Он отправился в Яблоневую долину в одиночку, как часто поступал, когда ему нужно было обдумать какой-нибудь сложный вопрос. Было нечто умиротворяющее в прогулке между этими деревьями, выращенными много лет назад его матерью. Он не всегда додумывался здесь до ответа, но зато здесь на него нисходил внутренний покой, даже если проблема и оставалась нерешенной. Хидё строго-настрого приказал телохранителям никогда и никуда не отпускать князя без охраны, даже в сердце его собственных владений, рядом со стенами родового замка. С точки зрения Хидё, в последнее время чересчур участились убийства и покушения, и потому расслабляться было нельзя. Гэндзи тщетно пытался поставить Хидё на вид, что его видения о будущем включают, среди прочего, предсказание его смерти. Он знает, когда и где умрет, и час этот еще не наступил. Но Хидё оставался неколебим. Кто ведает, говорил он, какие бедствия могут произойти, если они не будут бдительны? Или князь знает о будущем абсолютно все? Гэндзи вынужден был признать, что нет.

И потому, чтобы обрести одиночество, в котором он нуждался, князю приходилось удирать от собственных людей. Конечно, со временем они неизбежно находили его. Но хотя бы на некоторое время он оставался один. Чтобы его было труднее найти, Гэндзи въехал в долину не со стороны замка, как обычно, а по узкой тропе, обходившей долину по холмам.

Эти деревья всегда напоминали Гэндзи о матери, и все же с каждым минувшим годом он все хуже и хуже помнил ее, и ему приходилось все больше и больше придумывать. Мать умерла родами, когда Гэндзи еще не исполнилось четырех лет. С того времени прошло двадцать семь лет. Немалый срок, чтобы скучать по кому-то, кого даже не помнишь по-настоящему.

Тут в ветвях дерева, под которым находился Гэндзи, вдруг послышался шорох. У Гэндзи тут же, даже прежде, чем он успел пришпорить коня, промелькнула мысль, что Хидё в конце концов оказался прав. Сейчас развелось слишком много убийц, чтобы позволить себе расслабиться где бы то ни было. Конь рванулся вперед, и одновременно с этим Гэндзи выхватил меч из ножен и взглянул наверх, ожидая, что в любое мгновение на него сверху спрыгнет убийца, свистнет стрела либо грохнет выстрел. Но ничего такого не произошло. Лишь мелькнул в ветвях клетчатый подол.

Гэндзи остановил коня и подъехал обратно к дереву.

Эмилия посмотрела на него сверху и сказала:

— Вы бы ни за что не догадались, что я тут сижу, если бы я не потеряла равновесие.

Упав с такой высоты, она вполне могла бы разбиться насмерть. Гэндзи знал, что религия Эмилии запрещает самоубийство. Но случайного падения она не запрещала. Эмилия стояла на двух тонких, ненадежных ветках почти у самой верхушки дерева. Одной рукой девушка держалась за ствол, который и сам тут уже был довольно тонким. Другой же рукой она придерживала подол, как подобает леди — как будто леди подобает лазать по деревьям.

— Эмилия, что вы делаете?

— Сижу на дереве. По-моему, сегодня очень подходящий для этого день.

— Пожалуйста, спуститесь.

Эмилия рассмеялась.

— Не спущусь! Лучше вы поднимайтесь сюда!

Гэндзи озабоченно посмотрел на нее. Ее веселость казалась искренней, улыбка — непринужденной, а блеск глаз был вполне здоровым, а не болезненно печальным.

— Мне кажется, было бы лучше, если бы вы спустились.

Эмилия покачала головой и снова рассмеялась.

— Я вижу, мы не придем к согласию. А потому каждому из нас придется поступать в соответствии с собственными наклонностями и не мешать в том другому.

— Подобный подход ведет к анархии, — возразил Гэндзи. — Нам необходимо договориться. Я взберусь наверх, если вы согласитесь потом спуститься вниз вместе со мной.

— Соглашусь, но только если вы заберетесь так же высоко, как и я.

— Это было бы безрассудством. Эти ветви едва-едва выдерживают вас. Если туда поднимусь еще и я, они сломаются.

— Тогда оставайтесь там, где вы есть, а я останусь здесь.

Гэндзи сдался. Он не мог оставить Эмилию на макушке дерева. Он ухватился за сук и прямо с седла полез на яблоню. Добравшись до ветки прямо под Эмилией, он снова начал переговоры.

— Вы же видите, если я поднимусь на эти ветви, они сломаются.

— Возможно, — отозвалась Эмилия.

— Не возможно, а совершенно точно.

— Ну хорошо, я сочту, что ваше обязательство выполнено, если вы ответите на один вопрос.

Ага. Вот оно. Теперь, когда они оба сидели на макушке яблони, нервное расстройство Эмилии дало себя знать. И как же ему удержать ее от падения и не свалиться самому? Гэндзи боялся, что ему это не удастся. Если Эмилия потеряет равновесие, ему останется лишь подхватить ее и попытаться смягчить их приземление. Если учесть, что до земли двадцать футов, тут потребуется такой уровень воинских умений, которыми Гэндзи, пожалуй, не обладал. Ну до чего же это по-женски — все усложнять без нужды! Похоже, это свойство присуще женщинам всех стран, невзирая на разницу культур.