За гранью снов (СИ) - Екатерина Владимирова

Ненавидеть человека можно всю жизнь, можно лишь сотую долю секунды, в миг слабости, собственного фиаско, затем каяться в содеянном. А можно, как я, ненавидеть его чуть больше месяца. Или даже меньше.

Ровно столько длилась моя ненависть к Штефану Кэйвано. Прежде чем я поняла, что это не ненависть, и перестала убеждать себя в обратном. В этом просто не было смысла.

Я стала безразличной к нему. Точнее, я делала вид, что мне все равно, на самом же деле, всё внутри меня кровоточило. Я видела, что его бесило мое холодное отношение к нему. И он, к моему удивлению, пытался исправить это. Желал получить назад своевольную и упрямую рабыню, способную противостоять его напору и власти. А зачем? Чтобы дать ему лишний повод отправить меня в колонию? Не могу сказать точно, но он вынуждал меня стать той, какой я была до побега. Где-то безрассудной и взбалмошной, импульсивной и откровенно вызывающей, упрямой и своевольной. Он, казалось, делал всё для того, чтобы вынудить меня себе грубить и противостоять. Но я оставалась хладнокровной и беспечной к нему, на протяжении почти месяца лишь в минуты слабости отдаваясь во власть импульса и огрызаясь с самим Князем Кэйвано. А потом... потом я перестала себя сдерживать, и стала с ним такой, какой он хотел меня видеть. И какой я всегда была рядом с ним.

Я не перестала быть его любовницей. Кто бы мне позволил, интересно? У Штефана на этот счет других планов не было. Каждую ночь я проводила с ним, как и прежде. И за все это время он ни разу не сделал того, за что я могла бы его ненавидеть... еще раз. Но прошлая обида не забылась, рана не зажила, а боль и потрясение от пережитого не уступили место прощению. Но постепенно, незаметно даже для самой себя, мои чувства вновь трансформировались. Ненависть, сменившаяся негодованием, теперь переросла в нечто мне не известное. Теперь я не желала отправляться в колонию. Не потому, что боялась, что меня там ждет жестокое наказание, их было предостаточно и в доме Князя, а потому что вдруг стала осознаваться, что... если кому-то и быть моим хозяином, то только ему. И я с каждым днем убеждалась в том, что он… может быть не таким уж и монстром. И я становилась рядом с ним такой же сумасшедшей, каким был он сам.

Кроме меня, он по-прежнему встречался с Софией. Аристократка, появляясь в замке, всегда одаривала меня порцией ядовитых взглядов и язвительных замечаний. В груди клокотала ярость к этой красивой дворянке, а еще... что-то еще, чему я пока не могла найти определения. Я терпеть ее не могла.

Уговаривая себя, что это лишь злость за ею содеянное по отношению ко мне, я скалилась, как только она приезжала в замок к Князю, и он вечером уезжал с ней куда-то. Зачем уезжал, и что они там на пару делали, мне объяснять не стоило. Я отлично всё знала. Оттого и бесилась. И злилась на себя из-за то, что меня это волнует. И не просто волнует, а что я... бешусь от этого! Какого черта этот... кобель себе позволяет?! И со мной спит и эту... удовлетворяет!? Уже через секунду приходилось окатывать себя ушатом холодной воды, выводя на свет Божий всю правомерность его поступка. Он – Князь, и конечно, ему многое позволено. В том числе развлекаться с аристократкой и заниматься сексом со мной. Почему бы, черт возьми, нет? Одна метит в Княгиня, а другая... другая вообще права голоса не имеет. Что скажут, то и будет делать.

Я терпела, я молча негодовала, когда он обнимался с ней и при мне (хоть бы постыдился, хотя о чем-то это я?!) целовался с ней, поглаживая стройное тело. Я подсматривала за ними, как заядлая шпионка, а он... более чем уверена, что он знал, что за их любованиями наблюдают. Ему всегда и всё было известно. И я скрежетала зубами, чувствуя, что начинаю не контролировать процесс.

Я не могла вслух высказать свои... неожиданные и противоречивые чувства, но однажды все-таки не сдержалась. Когда он уехал к своей... пассии, я заперлась в комнате, без намерения выходить, даже если он позовет меня к себе. Я была уверена, что позовет, - всегда звал. После нее. Кобель проклятый! Я ему что, девочка для утех?! И потом осаждала себя: да, я девочка для утех. Но терпеть его бл***о я не желала!

Он пришел за мной и вышиб дверь ногой, когда я проигнорировала его приказной тон открыть ее.

- Ты что же, меня плохо слышала, - прошипел он сквозь зубы, а из глаз чуть ли искры не сыпались. – Я что тебе говорил про двери?! – проорал он и стремительно подскочил ко мне, подняв с кровати.

- Что, леди Бодлер так плоха, что ты ко мне пришел!? – прошипела я ему в ответ, боясь признаться даже себе в том, что именно за чувство сейчас испытываю.

Он испытывающе смотрел на меня, будто прожигая взглядом, больно сжимая плечи. А потом складочки между бровей разгладились, даже захват его рук ослаб. Он уставился на меня.

- Ты что это, детка, - с ироний проговорил он уже тише, - ревнуешь?

- Отпусти меня! – выдохнула я с яростью, не желая признавать его правоту. Но он не отпустил.

- Ревнуешь, - удовлетворенно протянул он и опустил меня на кровать. – Не стоит, детка. Вам с Софией нечего делить, - и, не говоря больше ни слова, стал раздеваться. А я смотрела на него, часто моргая.

- Ты что... что ты делаешь? – почему голос дрожит?! Я отшатнулась к стене, едва ли не сросшись с нею.

- Как что, доказываю тебе, что ревновать не стоит, - усмехнулся Штефан. Интересно, когда он научился так усмехаться. Не злобно, даже как-то... игриво?! Сумасшедший Князь! Сумасшедшая я!.. Нет, нельзя...

Пока я, опешившая, смотрела на раздевающегося мужчину, он уже полностью оказался раздетым.

- Милая, - вновь усмехнулся он, двигаясь на меня во всей своей обнаженной красоте, - тебе не кажется, что пора бы уже уравнять наши... позиции? - я, не понимая, уставилась на него. – Раздевайся, сладкая моя, - проговорил он таким голоском, что меня прошиб озноб, а потом... потом тело вспыхнуло.

Был ли у меня хоть единый шанс на спасение в тот момент? Наверное, не было. Учитывая, что Штефан подчинял. Тело – ему преклонялось, а я... мне осталось лишь сдать позиции, как он и требовал.

Себе лгать не престало. И я отдалась в объятья дьявола. Добровольно. Вот идиотка!

Наши... отношения, если их можно так назвать, были более чем странными. И они уж точно не походили на отношения хозяина и его рабыни. Хотя, если подумать, у хозяина и рабыни вообще никаких отношений быть не должно. А у нас... между нами... что-то было. И я уверена, что это чувствовала не я одна.

Мы никогда не разговаривали с ним о том, что послужило причиной моего побега. Вряд ли Штефан Кэйвано был готов к подобным откровениям, а я… в памяти оставались лишь те дни - после моего побега, - когда он, сам того не понимая, возвышался и оправдывался в моих глазах. Как это произошло, не знаю, но я поняла, что демоны тоже умеют… чувствовать. И Штефан Кэйвано не исключение. Что он чувствовал, я не знала, но точно знала, что это чувство мешало ему быть ко мне жестоким и беспощадным, каким он был с другими. Он продолжал оставаться нетерпимым и неуправляемым, но вместе с тем... что-то в нем изменилось. Уступки, на которые он шел. Угрозы, которые не выполнял в отношении меня. Слова, которые вводили меня в ступор. Отношения с Софией, которая стала всё реже бывать в замке. Всё это накладывало отпечаток на мои с ним отношения. И сознание, когда-то упрямо протестовавшее против этого мужчины, тоже уступало его безликой второй сущности, которая покоряла, не угнетая, а доказывая, что у всего в этом мире две стороны медали. И Штефан Кэйвано, кажется, решил показать вторую свою сущность мне.