Регистан где-то рядом (сборник) - Александр Карелин

– Не надо благодарить, это моя обязанность. Хорошо, пойду я. Похоже, буря еще больше усиливается. Пока.

Закрывая от летящего песка ладонями глаза, Невский перебежал под навес из маскировочной сети. Офицеры по-прежнему сидели за столом. Сюда меньше надувало пыли. Они рассматривали трофейные карты из сумки. Владимир Иванович старательно просматривал записную книжку, изредка читая вслух интересные выдержки.

Вдруг он даже встал, с волнением спросил командира разведвзвода: «Как ты говорил, он вам назвался при задержании?»

– Я хорошо запомнил. У меня память на афганские имена отличная. Как-никак второй год здесь служу. Он сказал, что его зовут Абдуррахман. А что? – Степан Пермякин тоже поднялся за столом, напряженно глядя на замполита.

Тот прочитал «металлическим голосом»: «Мое имя – Абдуррахман».

Комбат, начштаба, замполит выбежали из-под навеса, за ними еле поспевали доктор и разведчик. На улице сплошная стена из пыли преградила путь. Трудно было правильно выбрать направление. Но офицеры друг за другом подбежали к землянке. Часового Семикобылина рядом не оказалось.

Его нашли в землянке. Он лежал на земляном полу и смотрел пустыми глазами вверх. В руке он сжимал фляжку, из которой понемногу вытекала вода, мгновенно впитываясь в сухую землю. Автомата при нем не оказалось. Похоже, он умер мгновенно. Шея его была сломана опытной рукой, и теперь голова безжизненно приняла неестественное положение. Куртка «хэбэ» была расстегнута, из кармана пропали документы. Невский подобрал с пола лишь листочек бумаги, где было от руки написано о полученном в бою ранении в левую кисть. Стояла подпись комбата и командира взвода.

Картина разыгравшейся трагедии была ясна: задержанный захотел, якобы, попить воды, вызвал часового. А дальше все произошло в считанные секунды. Этот опытный враг справился с молодым парнем молниеносно.

В землянку вбежал Семикобылин Виталий. Он своим шестым чувством понял, что случилась трагедия с братом. Бросился к Виктору, пытался его расшевелить. Потом громко и протяжно зарыдал. Офицеры друг за другом вышли из землянки, оставив близнецов наедине.

Впрочем, времени на раздумье не оставалось. Срочно был организован поиск. Буря к тому времени уже прекратилась, стало проясняться.

Несколько бронетранспортеров помчались по пустыни в разных направлениях. Машина, в которой находился командир взвода Тодосейчук, смогла догнать беглеца на удалении около километра. Тот не смог далеко уйти. Майк Пресман пытался отстреливаться. Очередь из крупнокалиберного пулемета перебила ему обе ноги. Когда подъехали вплотную – Пресман был уже мертв. Он сам выстрелил себе в голову.

Вертолет прилетел через час. На этом борту и были отправлены погибший Семикобылин, его сопровождал родной брат. В плащ-накидку было завернуто и тело Майка Пресмана, рядом стояла его спортивная сумка. Компетентным органам Афганистана предстояло разбираться с этим «топографом». Правда, сам он уже ничего сказать не сможет. Есть у мудрых афганцев пословица: «Заклинатель змей умирает от их укусов».

Часть восьмая

Кто был в Кандагаре, наверняка помнит участок дороги близ кишлака Мирбазар, ведущей к провинциальному центру. Не одна машина была здесь подбита, расстреляна из засады, налетела на минную ловушку. На километры разбросаны здесь остовы сожженных, развороченных взрывами автомашин, бронетранспортеров, танков. Из разбитой техники сделали обваловку дороги, своеобразный защитный пояс, предохраняющий от пуль и гранат, но водители, наши и афганские, всегда осторожны в железном коридоре. Мало надеются на эту защиту, стремятся преодолеть участок на повышенной скорости.

Утром 18 марта колонна КамАЗов-наливников, шедшая из Шинданда, приблизилась к Мирбазару. Ничто не предвещало беды. Уже виднелись пустынные улочки кишлака. Но водители словно забыли о едкой колючей пыли, слепящих лучах солнца, близкой пустыне Регистан – все внимание сосредоточено на дорогу.

Прозвучал протяжный сигнал, и первый КамАЗ капитана Дениса Сероштанова выдвинулся вперед, набирая скорость. За ним тронулась машина рядового Ишчанова. Это был его 81-й рейс с топливом в Кандагар. Мог ли Рузимбай знать, что ему не суждено его завершить, что до выстрела вражеского гранатомета остались мгновения…

В клубах пыли все дальше отдалялся первый наливник. Внезапно Ишчанова ослепил огненный шар, взметнувшийся впереди. Выстрелом из гранатомета почти снесло одну из емкостей на прицепе у ведущего КамАЗа. Но машина не остановилась, продолжала двигаться, оставляя за собой длинный черный шлейф дыма.

– Надо попытаться проскочить, сообразил Ишчанов. – Остановиться – значит, стать мишенью для тех, кто в засаде. И он нажал до упора педаль газа. Казалось, попытка удалась – развалины кишлака, откуда велся огонь, остались позади. Но вдруг сноп огня рванул прямо из-под кабины. Черной гарью заволокло треснувшие ветровые стекла.

«Лишь бы не взорвалась бочка, – метнулась мысль. – Надо постараться дотянуть еще метров сто пятьдесят, там заставы…»

Ишчанов вывел объятую пламенем машину из-под огня. Зарулил на обочину, чтобы не затормозить движение колонны, выскочил из пылающей кабины и прыгнул в арык тушить тлеющее обмундирование. Едва поднялся, на него навалились какие-то люди. Сбили с ног, связали, через потайной ход потащили в дувал крайнего дома, а оттуда вглубь кишлака.

Подгоняя ударами прикладов, погнали в сторону от дороги, где гремели выстрелы. Душманы спешили, опасались погони, боялись, что могут лишиться денег, обещанных главарем за захваченного советского солдата. Уже в сумерках его втолкнули в один из домов безымянного кишлака. Посредине комнаты на корточках сидели трое. Позже Рузимбай узнал: один из них был Абдулвахид – главарь вооруженного формирования. Два других – европеец и араб – советники.

Небольшого роста араб шагнул к шатающемуся от усталости солдату и, ничего не говоря, ударил его рукояткой пистолета по лицу. Европеец деловито стал настраивать видеоаппаратуру. Затем посыпались вопросы.

Ишчанов молчал. Его снова били. Уходя, предупредили:

– Будешь молчать – выпустим кишки…

Ночь показалась бесконечной. Было предостаточно времени, чтобы обдумать свое положение, вспомнить прошлые дни.

Время – величина относительная, и Рузимбаю Ишчанову не нужно было обращаться к бессмертной теории Эйнштейна, чтобы доказать это. Чем меньше времени оставалось до увольнения в запас, тем, казалось, медленнее текли часы.

И уж совсем невмоготу было находиться в санчасти, где уже несколько дней вынужденно бездельничал рядовой Ишчанов – оступился на ровном месте и подвернул ногу.

Как-то, накануне отправки колонны в рейс, в санчасть к Рузимбаю заглянул командир роты капитан Денис Иванович Сероштанов.

– Ну, что, Рузик, в рейс с ротой пойдешь? Или кого предложишь на свое место?

– Думаю, товарищ капитан, что Ваня Сендык справится, я его уже давно готовлю. А вообще разрешите мне в последний свой рейс съездить!

– Лады, – лицо командира роты просветлело.

Перед рейсом набросал Рузимбай письмо родителям: «Жив-здоров, скоро уволят в запас. Остался один месяц». И еще немного – на тетрадный листок. Как обычно. Второе письмо получилось большим. Иначе и быть не могло, ведь оно предназначалось его невесте. Беспокоило парня долгое отсутствие ответа от любимой девушки.

В колонне у каждого водителя свое место. Было оно и у Ишчанова – трудное, но почетное, сразу за машиной командира роты. И мины, и пули, и другие сюрпризы дороги – все это доставалось первым машинам.

Колонна шла вперед. На одной из остановок Сероштанов завел, было, разговор с Рузимбаем, но тот отвечал как-то невпопад, был задумчив и рассеян. «Что-то случилось с ним», – решил офицер, уж он хорошо знал своего подчиненного. Ротный не выдержал:

– Что случилось-то? Я вижу, что-то тревожит. Что-нибудь дома?

Ишчанов отрицательно покачал головой.

– Что же тогда? Уж не дела ли сердечные?

Солдат невесело усмехнулся.

– Все ясно! Не беспокойся, где-нибудь затерялось это письмо. Придет обязательно…

Рузимбай горестно вздохнул, припоминая недавний разговор. Кажется, это было еще в прошлой жизни. Теперь он – пленник.

А вдруг и, правда, уже ждет его письмо от девушки с красивым именем Фарида. Как же теперь он его прочитает?

Почти два года прошло, как Фарида пришла на его проводы в армию, тот жаркий апрель 81-го он помнит хорошо. Обещала ждать и регулярно писать письма. Впрочем, слово свое держала. Целая пачка писем уже накопилась за это время. Он даже не всегда имел возможность отвечать на все ее послания. С октября его письма стали приходить из Афгана.

Но что знали об Афганистане в то время в Союзе? События в этой стране оставались тайной за семью печатями. Знали, что Ограниченный контингент отправился выполнять интернациональный долг. Слышали, что некоторые родители получают цинковые гробы, которые вскрывать не разрешают. Догадывались, что там война, но не такая, о какой рассказывают ветераны Великой Отечественной.