Фея придёт под новый год (СИ) - Лакомка Ната

Но я не дала ему говорить — заставила наклониться и снова поцеловала. Поцеловала так, как мне хотелось — не уклоняясь, без смущения, слегка прикусив ему нижнюю губу, а потом проведя по ней языком.

— Я точно сплю, — пробормотал Тодеу, отрываясь от меня, а в следующую секунду уже подхватил меня на руки и понёс наверх.

Корзинка со сладостями была забыта, брошенная на нижней ступеньке.

— Это не сон, — я положила голову ему на плечо. — И под рубашкой у меня ничего нет…

— Если вы сейчас не замолчите, я за себя не отвечаю, — пригрозил он.

— Тогда тем более не стану молчать, — я поцеловала его в шею, и почувствовала, как он содрогнулся — всем телом, и прижал меня крепче. — Но ты можешь думать, что это — сон. Если так тебе будет спокойнее.

— Спокойнее? Да вы шутница, госпожа Миэль, — засмеялся он. — Кто может остаться спокойным рядом с вами?

Мне нравилось, что он называет меня настоящим именем. Он произносил моё имя, словно напевал.

— Говори мне «ты», пожалуйста, — попросила я.

— Разве же я осмелюсь? — спросил он.

— Неужели ты боишься меня? Разве я такая страшная?

— А сейчас вы кокетничаете. Но вам идёт даже кокетство.

Он внёс меня в знакомую комнату, где теплилась жаровня, и на кровати лежало лоскутное одеяло.

Как эта постель отличалась от той, которая была у меня, как у графини Слейтер. И кто знал, что моя первая брачная ночь будет не на шелковых простынях, не с королем, и даже не с графом, а на лоскутном одеяле, с безродным моряком. Но оказывается, когда любишь, уже не важны ни шелка, ни розы, и важны лишь прикосновения и поцелуи любимого человека, пусть он будет хоть трижды моряком. И я вдруг осознала, что мечтала об этой постели. Не о шелковых простынях в королевском дворце, а о лоскутном одеяле, которое насквозь пропахло солью и водорослями. Я хотела оказаться здесь — в крохотной комнате на скалистом берегу, когда снаружи волнуется море, а здесь так тепло и спокойно, потому что рядом со мной тот, кто лучше всех сокровищ мира.

Тодеу поставил меня на ноги возле кровати, а сам встал позади, я ощущала его горячее и взволнованное дыхание на шее. Он положил руки мне на плечи, и я прислонилась к нему спиной, блаженно закрывая глаза.

— Там, правда, ничего нет? — Тодеу потянул завязки плаща. — Под рубашкой?..

— Осмелишься проверить? — поддразнила я его.

— Это же сон, а во сне я всегда смелый, — он обнял меня со спины, целуя в шею и поглаживая мою грудь.

Его ласки были сначала осторожными, но постепенно становились всё жарче, всё требовательнее. Я уступала им, отдавалась им, и мечтала о большем. Я чувствовала, что Тодеу с трудом сдерживает страсть — сильную и тяжелую, опасную, как море. И такую же прекрасную и притягательную.

Плащ упал на пол, а следом за ним отправилась и моя рубашка.

— Ты такая красивая… — выдохнул Тодеу, снова подхватывая меня на руки и укладывая на постель. — Я так мечтал о тебе…

— И я — о тебе…

— Но я — дольше, — не отрывая от меня взгляда, он стащил с себя куртку, рубашку, сбросил сапоги, а потом избавился от штанов.

Теперь я смогла увидеть его со всех сторон, пока он снимал с меня туфли и загасил свечи, оставив только светильник на столе.

На мгновение Тодеу заслонил собой свет, и вот уже я обнимала голого мужчину, который улегся рядом со мной.

— Если передумаешь, — шепнул он, продолжая ласки, уносившие меня с твердой земли в безбрежное серебряное море наслаждения, — то останови меня. Сам я не смогу остановиться.

— И не надо, — ответила я тоже шёпотом, отправляясь в такое же чувственное путешествие по его телу, как и он — по моему.

Я гладила выпуклые мышцы на его плечах и торсе, потом осмелела и скользнула ладонью по твердому, как доска, животу, и ниже…

— Миэль!.. — то ли вздохнул, то ли застонал Тодеу и перехватил мою руку, прижимая к себе сильнее.

Наши тела покачивались в одном ритме, и теперь серебряные волны несли нас двоих на корабле любви. Но мне уже было мало этих ласк. Я хотела большего, я хотела всё до конца.

— Не торопись, — ласково предостерёг меня Тодеу, укладывая на спину и нависая надо мной. — Просто смотри на меня.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я смотрела ему в глаза, когда он вошёл в меня — медленно, позволяя привыкнуть к чувству наполненности, и выжидая, когда на смену боли придёт наслаждение. Но мне почти не было больно, и я нетерпеливо притянула Тодеу к себе, подаваясь вперёд и желая почувствовать его в себе как можно глубже. Я хотела отдать ему себя всю, без остатка, потому что для этого мужчины мне не жалко было потерять себя, потерять жизнь…

— Люблю… тебя… — простонал он, вонзаясь в меня всё глубже и сильнее, глубже и чаще. — И никому… не отдам…

Рокот прибоя заглушил его слова, и наши обоюдные вздохи, и стоны… И сейчас я считала себя самой счастливой женщиной на свете.

Как это прекрасно — быть счастливой…

Пусть и совсем недолго…

Когда всё закончилось, мы с Тодеу долго лежали обнявшись. Я поглаживала его по голове, перебирая пряди волос, а он уткнулся лицом мне в грудь, и его тяжелое и быстрое дыхание постепенно становилось ровным, а потом я поняла, что он уснул. Лицо у него было таким спокойным, таким счастливым, что я не смогла уйти сразу. Огромные песочные часы роняли песчинки, отсчитывая минуту за минутой, и мне надо было возвращаться, чтобы выполнить то, что было задумано, но я не могла…

Ещё немного, ещё минутку, ещё полчаса… Смотреть на него, чувствовать его рядом, вдыхать запах моря, которым были пропитаны его волосы…

Я очнулась только тогда, когда последняя песчинка упала на золотистую горку.

Прошло два часа…

Маяк!.. Он должен звонить!..

Сначала я решила разбудить Тодеу, но потом передумала. Если он проснётся, я точно не уйду незаметно. А если уйду сейчас — что будет с маяком?

Осторожно выбравшись из-под руки Тодеу, я накинула плащ и поднялась на площадку маяка. Подкинув дров в топку, я ударила в колокол, как это делал при мне Тодеу, когда я ночевала на маяке. Потом я спустилась и ещё два часа просидела рядом с хозяином, как привязанная, а потом снова поднялась на маяк, чтобы подать условный сигнал и поддержать огонь.

Всего я поднималась звонить в колокол три раза, и когда позвонила в третий раз, на востоке уже алело небо. Теперь я могла уйти безбоязненно, кораблям, проплывавшим мимо Монтроза, ничего больше не угрожало.

Надо было уйти тихо, но и этого я не смогла сделать.

Склонившись над постелью, я поцеловала Тодеу, и он проснулся, сладко потягиваясь, хотел поцеловать меня, ещё не открывая глаз, и вдруг вскочил, с ужасом посмотрев на часы.

— Не волнуйся, — успокоила я его. — Пока ты спал, за маяком присматривала я.

— Спал, будто заколдованный, — признался он, подтягивая меня к себе. — Одна волшебница пришла и лишила меня сил, воли и разума. Но я не против…

Он был не против и повторить то, что было, и я уступила ему, потому что и мне хотелось пережить всё заново — но уже медленнее, поднимаясь к вершине наслаждения не спеша, наслаждаясь каждым мгновением.

Когда мы потом лежали рядом обнаженные, уставшие и счастливые, я сказала:

— Мне пора. Уйду первой, чтобы никто не увидел.

— Ты вдруг стала такой стеснительной? — усмехнулся Тодеу. — Но никто ведь не знает, что твой муж жив.

— Небеса всё видят, — напомнила я ему, поцеловала в щёку и слезла с кровати, чувствуя во всем теле сладкую усталость. — Мне пора, надо ещё приготовить завтрак.

— Завтрак? — спросил он необыкновенно мягко и тоже поднялся с кровати, не подумав прикрыться.

Я покраснела, разглядывая его при утреннем свете. Пусть и ненадолго, но всё это было моим. И будет всегда моим, в воспоминаниях. Навсегда… Навечно… Черити права — глупое слово.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Значит, добрая Миэль решила сбежать, чтобы не подвергать никого опасности? — спросил Тодеу, и я машинально кивнула. — Только кто ей позволит? — продолжал он. — Правильно, никто. И никуда она не сбежит.

— Всё не так, — возразила я, но он крепко меня обнял и взял за подбородок, заставляя поднять голову.