Современный самозванец - Николай Гейнце
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пошел!
Карета покатилась.
– Ты со мной!.. Со мной!.. Моя… Навеки… Дорогая моя!.. – взял ее за руки Савин.
– Ты меня защитишь от них, от всех?.. – прошептала она, прижимаясь к нему.
– Тебя добудут они только через мой труп! – отвечал он, наклоняясь к ней ближе.
– Милый!..
– Божество мое!..
В карете раздался звук поцелуя.
– Куда мы едем?
– Ко мне…
– К тебе!..
Карета остановилась у подъезда «Европейской» гостиницы.
Лакей отпер и распахнул дверь занятого утром Николаем Герасимовичем нового помещения.
Оно было все освещено.
В первой же комнате был накрыт стол на два прибора, уставленный всевозможными закусками и деликатесами, в серебряных вазах стояли вина, дно серебряного кофейника лизало синеватое пламя спирта.
Лакей, сняв с прибывших верхнее платье, вышел.
– Ты живешь здесь?.. Как хорошо!.. – с наивным восторгом воскликнула молодая девушка.
– Мы будем жить здесь, – поправил он ее.
– Мы, – повторила она и вдруг обняла его за шею и крепко поцеловала.
Он было схватил ее в свои объятия, но она выскользнула из его рук и бегом побежала в другую комнату, то был ее будуар… Глаза у нее разбежались от туалетных принадлежностей, которые были установлены на изящный столик из перламутра с большим зеркалом в такой же раме; платяной шкаф был отворен, в нем висело несколько изящных платьев и среди них выдавался великолепный пеньюар.
– Это чьи же платья? – наивно спросила она.
– Твои.
– Мои?
– Да, они сделаны совершенно по мерке… Граф Сигизмунд Владиславович недаром спрашивал у тебя адрес твоей портнихи.
– А, помню, так вот для чего… Она стала рассматривать платья.
– А дальше еще комната?
– Да.
– Какая?
– Спальня.
– Спальня?
– Но пойдем, дорогая моя, чего-нибудь покушать, выпить…
– Я ничего не хочу…
– Ну, для меня…
– Для тебя, изволь…
Он снова повел ее в первую комнату, они сели рядом.
Через каких-нибудь пять минут, несмотря на то, что она заявила, что ничего не хочет, Вера Семеновна с аппетитом пробовала все поставленные блюда и пила второй бокал шампанского.
Николай Герасимович был на седьмом небе.
Все дороги ведут в Рим, и все подобные свиданья кончаются одинаково.
Вернемся в квартиру матери влюбленной беглянки.
Исчезновение молодой девушки очень скоро обратило на себя общее внимание.
– Куда скрылась божественная Вера Семеновна?
– Куда исчезла наша царица бала?
– Куда закатилось наше красное солнышко?
Эти сетования дошли до Капитолины Андреевны, занятой разговором с графом Сигизмундом Владиславовичем.
Окончив разговор, она встала и прошлась по залам и гостиным. Граф сопровождал ее.
– На самом деле, куда девалась Вера? – с недоумением сказала она, ни к кому собственно не обращаясь.
– Мы сами недоумеваем… – отвечали ей некоторые из мужчин.
– Вера Семеновна жаловалась мне на головную боль, – заметил граф Стоцкий, – быть может, она прошла к себе.
– Опять за свое принялась… – раздражительно сказала Капитолина Андреевна. – Дурь нашла… каприз… Погодите, я сейчас приведу ее к вам, господа…
Полковница быстро направилась во внутренние комнаты. Граф Стоцкий нагнал ее в коридоре.
– Капитолина Андреевна, на два слова.
– Что такое?
Она проходила мимо желтого кабинета, того самого, в котором граф Стоцкий имел неприятное первое свидание с Кирхофом, тогда еще бывшим Кировым.
– Зайдем сюда…
Капитолина Андреевна и граф Сигизмунд Владиславович вошли в кабинет.
Последний плотно притворил дверь и запер ее на ключ.
– Что такое? Что это значит? – воскликнула полковница.
– Садитесь и выслушайте.
Капитолина Андреевна села, с тревогой смотря на своего собеседника.
Сел и граф.
– Необходимо, чтобы вы вернулись в залу, не заходя к Вере Семеновне, и объявили гостям, что она внезапно заболела.
– Это почему? – воскликнула полковница. – Я ее, мерзкую, заставлю выйти.
– Это невозможно.
– Почему?
– Очень просто, потому что ее здесь нет.
– Как здесь нет? Где же она?
– Это я вам скажу тогда, когда вы дадите мне ее бумаги.
– Вы с ума сошли!
– Как хотите… Идите тогда, ищите ее по дому, объявляйте всем о бегстве вашей дочери… Заявляйте полиции… Впрочем, последнего, я вам делать не советую, для вас полиция нож обоюдоострый. А я, я уйду…
Он двинулся было к двери.
Она вскочила и загородила ему дорогу.
– Отдайте мне дочь! – крикнула она.
– Потише, потише, могут услышать… Меня вы не запугаете.
Он взял ее за руки и почти бросил обратно в кресло.
– Угодно меня слушать или я ухожу?.. – спросил он ее.
– Я слушаю… – покорно отвечала она.
– Ваша дочь, при моем содействии, бежала из дому с одним из моих друзей, в которого она влюблена.
– Это с Савиным!.. – взвизгнула Капитолина Андреевна.
– Хотя бы с Савиным… Это безразлично…
– Но он гол, как сокол… У него француженка содержанка!
– Гол не гол, а денег у него теперь осталось немного… Что касается француженки, то они разошлись, и она уехала вчера из Петербурга.
– Моя дочь ее заменила… Несчастная! – мелодраматично воскликнула полковница.
– Не увлекайтесь материнским чувством, – с иронической улыбкой заметил граф Стоцкий, – ведь вы же и готовили ее, чтобы она кого-нибудь при ком-нибудь заменила, так как ваши избранники все люди пожилые и, конечно, не живут без женшин… Дело только в том, что ее судьбой распорядились не вы, а я… Вы меня не раз называли другом.
– Хорош друг…
– Вы измените ваше мнение, когда дослушаете до конца. Савину она очень понравилась… По моим с ним отношениям я не мог отказать ему в содействии соединить их любящие сердца… Долго их связь не продолжится, а между тем он лучше всякого другого сделает из нее львицу полусвета, и я ручаюсь вам, что старик Алфимов убьет в нее все состояние, из которого, конечно, значительная толика перепадет и нам с вами… С финансовой точки зрения вы не в убытке. Зачем же поднимать скандал…
По мере того, как он говорил, лицо Капитолины Андреевны приобретало постепенно прежнее спокойное выражение, и наконец она даже сказала:
– Если бы это было так…
– Это так и будет… Мы не первый год работаем вместе, и, кажется, никогда мои советы не были вам в ущерб.
– Я и не говорю этого… С первого раза меня это поразило и взволновало… Если вы говорите, что этот ее роман долго не продолжится, то пусть ее позабавится, поиграет в любовь, я ничего не имею, но все же сделаю вид, что сержусь на нее… Когда она вернется, то будет послушнее.
– Умные речи приятно слушать… Значит, давайте мне бумаги и объявите гостям, что она нездорова.
– Ох, боюсь я, как бы она совсем не пропала для меня, ведь мать я, сколько заботы с нею было, расходов…
– Покроем сторицей, говорю вам.
– Я вам верю…
Граф отпер дверь. Они вышли.
Капитолина Андреевна прошла в спальню и через несколько минут вынесла дожидавшемуся ее в коридоре графу Сигизмунду Владиславовичу метрическое свидетельство Веры Семеновны.
– Извините мою девочку… Она и верно расхворалась… Жар, озноб… – объявила через минуту в зале и гостиной полковница.
Все выражали искреннее сожаление.
На другой день утром граф Стоцкий послал Николаю Герасимовичу метрическое свидетельство его новой подруги жизни.
В описываемое нами время метрическое свидетельство заменяло для несовершеннолетних девушек вид на жительство, и полиция свободно прописывала их.
Это только и было нужно Савину для избежания недоразумений с администрацией гостиницы.
XXV
Современная перикола
Время летело со своею ледяною бесстрастностью, не обращая никакого внимания ни на комедии, ни на трагедии, ни на трагикомедии, совершающиеся среди людей, ни на их печали и радости.
Через месяц после возвращения Дмитрия Павловича Сиротинина в банкирскую контору Алфимова в почетном звании главноуправляющего состоялась его свадьба с Елизаветой Петровной Дубянской.
Свадьба была более, чем скромная.
Венчание происходило в церкви святого Пантелеймона, а оттуда немногочисленные приглашенные, в числе которых были Аркадий Семенович, Екатерина Николаевна и Сергей Аркадьевич Селезневы, Долинский, Савин и Ястребов с женой, приехали в квартиру молодых, где, выпив шампанского и поздравив новобрачных, провели вечер в дружеской беседе и разошлись довольно рано, после легкой закуски.
Сиротинин переехал в том же доме на Гагаринской улице, но только занял квартиру в бельетаже, более просторную и удобную, с парадным подъездом с улицы.
Его мать, по настоянию невесты и сына, осталась жить с ними.
Корнилий Потапович, по праву посаженного отца, подарил невесте великолепный изумрудный парюр, осыпанный крупными бриллиантами, стоимостью в несколько тысяч.
Шаферами у невесты был молодой Селезнев, а у жениха – Сергей Павлович Долинский.
