Жаворонок Теклы (СИ) - Людмила Семенова

Напоследок помощники сказали Айвару, что на следующий день он может осмотреться и прийти в себя с дороги, а уже потом приступать к работе. После этого они уехали, чтобы засветло отвезти стариков в Семеру. Те поцеловали его на прощание, и оставшись наконец наедине с собой, Айвар сел на грунтовый пол, который застелил ковром, прислонился к стенке и закрыл глаза. С улицы доносился какой-то странный шум, совсем не похожий на звуковой фон любого города, и в нем чудилось нечто страшное и дикое. Ему вспомнились виденные когда-то сцены забоя скотины, сельских похорон, исполнения непонятных ему ритуалов, самосуда над провинившимися соседями. За много лет это успело превратиться в подобие снов, вывернутых наизнанку грез, а теперь те чудовищные образы, которым в этих снах поклонялись эфиопы, будто стояли наготове у него за стеной.

И будто в подтверждение присутствия чего-то постороннего и зловредного Айвар вдруг ощутил очень резкую боль в области лба. До сих пор он на здоровье никогда не жаловался. Сейчас же ему показалось, что к его голове изнутри притронулись раскаленной стальной иглой, и сознание охватил неодолимый страх.

Вдруг он невольно, сам к себе не прислушиваясь, заговорил, будто вторил какому-то страшному заклинанию, звучавшему в генной памяти:

С той поры, что я живу, со мною

Ничего худого не бывало,

И мое выстукивает сердце,

Что и впредь худого мне не будет,

Я хочу обоими глазами

Посмотреть, кто это бродит в небе.

Говорил он долго, на одной ноте, мешая амхарские слова с русскими, и из-за этого стихи звучали как некий древний, вымерший язык, выражение ужаса от столкновения с неведомым и необъятным. И в этот момент он сам уже, возможно, не помнил, что наука давно объяснила происхождение страшных глаз ночного неба.

Часть III

СЕМЕРА

По деревням собаки воют в страхе,

В домах рыдают маленькие дети,

И хмурые хватаются феллахи

За длинные безжалостные плети.

Н. Гумилев, "Гиена"

1. Сон-трава

Так начались будни Айвара в поселке. Больница, где предстояло работать, была недавно построена и инфраструктуру в ней худо-бедно наладили, во многом благодаря инженерам из России. Часть хозяйственных корпусов была из дерева. Но в целом большой и благопристойный с виду комплекс уже не походил на страшные бараки из прошлого, представляющие собой перевалочный пункт по дороге к кладбищу. И все же постоянно не хватало коек, транспорта, антисептиков, перевязочных средств, сухожаровой шкаф был один на всю больницу и работал с постоянными перебоями. Главной проблемой был недобор компетентного персонала, невежество и кражи.

Многое, что Айвар увидел в первый день, напомнило о том, что он читал про ненавистный ему Орден милосердия Матери Терезы. Инструменты вместо кипячения норовили просто ополоснуть водой, часто не следили за чистотой белья, а то и вовсе укладывали пациентов на соломенные подстилки, размокшие и пропитавшиеся болезнью. Айвар успел побывать в разных больницах и наблюдал много безобразия, но теперь ему предстояло самому что-то делать с этими порядками — либо приспособиться и смириться, либо искать другой путь, который они так и не нашли вместе с Налией.

О ней он думал каждый раз, когда руки невольно опускались, и даже мысленно спрашивал ее совета. Айвару нелегко давались объяснения с теми, кто заведовал больницей: экономия на содержании людей в скотских условиях была грошовой, зато опасные инфекции благодаря ей распространялись со скоростью света. Айвар это считал очевидным, но в ответ услышал, что «там, в Аддисе, все уже зажрались».

Но все-таки он не сдался. Здесь люди не интересовались причинами его приезда из столицы, так как информация до провинции доходила слабо, и это неожиданно сыграло в его пользу. Поначалу в больнице к Айвару относились с досадой, а временами и с тревогой, но он все больше располагал персонал к себе и заодно понемногу обучал элементарным понятиям о нормальном качестве человеческой жизни.

К примеру, Айвар так изящно и интересно рассказал об опальном враче, научившем акушеров мыть руки и таким образом спасшем много жизней, что его сотрудники разглядели в историческом факте травлю добрых сил злыми, которая испокон веков порицалась в любой народной сказке. Со временем он привык рассказывать товарищам по работе все, чему его научили эфиопские и русские врачи, и умел делать это так, что они заслушивались и запоминали, принимая простейшие вещи не как скучную нотацию, а как некий странный, но интересный им вызов.

В молодости Айвар прочел памятную для любого чернокожего на свете книгу «Хижина дяди Тома» и скептически воспринял ту часть, где говорилось о проповедях главного героя на страшной южной плантации. Они смягчили и расположили к нему местных рабов, которые успели вконец очерстветь друг к другу и к собственной душе. И тогда Айвар откровенно над этим смеялся: можно подумать, что до бедолаги Тома там не появлялись другие мудрые, религиозные и сильные духом африканцы! Почему же никому из них не удавалось зажечь в этих несчастных проблеск человечности, а вот ему удалось?

Но жизнь показала, что все-таки есть люди, способные на такое больше прочих, и Айвар не без потаенного удовольствия понял, что сам является одним из них. Раньше, в счастливые годы, ему не приходилось заострять на этом внимание.

Начальство в конце концов доверило Айвару распоряжение инвентарем и надзор за уборкой, и как только он смог самостоятельно закупать анальгетики и средства гигиены, обстановка заметно улучшилась. И он понял, на какие рычаги следует нажимать, чтобы это устроило всех. Правда, мужчина трезво отдавал себе отчет, что не везде подобный дар может оказать действие, и в гостях у родителей Налии и шутя, и горестно делился с ними: «А ведь хорошо, выходит, что я не остался в России! Здесь приходится иметь дело только с полуграмотными дураками, которые даже о собственной выгоде мыслят нахватавшись чего-то с поверхности. А там на их месте были бы вполне сообразительные подонки, отлично знающие, чего стоит их навар на нищих и полуразвалившихся больницах. С такими я бы уже вряд ли справился».

Выезды в Семеру для Айвара были одним из немногих способов перевести дух. За стариками приглядывали слуги, хорошие и честные люди, но ему все равно приходилось контролировать расходы на хозяйство и лекарства, в особых случаях ездить за покупками, вызывать врача, какие-то процедуры выполнять самому, а главное — поддерживать их душевно. Агарь, как большинство женщин, сохраняла бодрость духа лучше, чем муж, который уже практически перестал покидать дом и