Ужасный век. Том I - Андрей Миллер

— У меня было много имён… Каждый раз человеки называли меня по-новому. Избери имя, которое предпочитаешь.

— Но какое предпочитаете вы?

На лице старика не шевелилось ничего, кроме губ. Фелипе казалось, будто слепец через повязку глядит точно ему в глаза — и пронзительнее, нежели любой зрячий.

— Раз ставишь вопрос так, то можешь называть меня Ишмуром. Это древнее, хорошее имя… Оно мне подходит. Ты, Фелипе, ничего не понял из книги — кроме того, как попасть сюда?

Хитрить было бессмысленно.

— Нет. Я даже не понял, что это за место.

— Особенное.

Как раз это было очевидно.

— Вы здесь один?

— Как видишь. Океан безумно велик, в нём найдётся уединённое место для каждого… Следуй сквозь бурю — и во чреве её увидишь чистое небо. Это знают даже моряки.

Кто сидел перед Фелипе? Простак сказал бы: Творец Небесный. Или Нечистый. Однако Фелипе де Фанья превосходно понимал, что Ишмур являлся кем-то совершенно другим. Кем-то или Чем-то, несущим великую миссию. Тайное знание, ха… Быть может, не знание учёный искал все эти годы? Возможно, он искал этой встречи?

— Эти книги… — снова заговорил Фелипе. — Вы сказали: они о жизни. Но что это значит? Ваши труды о том, что было когда-то? Или о том, что будет?

Безумная догадка, пришедшая в голову только теперь. К сожалению — а может, и к добру, она была немедленно развеяна.

— Нет и нет. Эти тома обо всём, что может случиться. Каждому времени, каждому случаю — свой том. Ты чаял узнать от меня тайны бытия человеков? Раскрыть грядущее? Разочарую: нет... Род человечий сам и только сам пишет собственную историю. Он действует по своему разумению, в том нет воли свыше. Свыше лишь подскажут да вдохновят. Или, бывает, запутают.

Ишмур был прав. Фелипе де Фанья всегда придерживался схожей мысли: что бы ни говорили в Церкви, любое деяние на земле совершается людьми. Доброе или злое. Двигающее человечество вперёд или отбрасывающее назад. Ни одну войну не начали боги. Ни одного договора они тоже не заключили. Не возвели городов, не возделали почву, не написали книг…

…хотя вот тут торопиться с выводами не стоило. Был ли Ишмур богом — вопрос. Но человеком он уж точно не являлся.

— Каждый жаждет такого вдохновения. — заключил учёный.

— Если бы… Хаос перемен страшит так же, как страшит шторм. Ты сам видел этот ужас в своих спутниках.

Только теперь Фелипе вспомнил о людях, которые доставили его сюда.

— А что стало с ними?

— Погибли. Ради того, чтобы другие жили по-настоящему. Иначе в мире не устроено. Кто-то должен умирать, а кто-то должен жить.

Учёный отнёсся к горькой судьбе моряков с абсолютным безразличием. Он положил собственную жизнь на алтарь науки: с чего смерти каких-то отбросов не быть приемлемой ценой за будущее? За великое будущее для всех?

Фелипе де Фанья твёрдо уверился: манускрипт, который он обнаружил, действительно стал ключом. Ключом к двери, в которую люди попусту стучались веками. Как сказал Ишмур: люди действуют самостоятельно, но по вдохновению и совету. Вопрос лишь, к кому за тем самым советом обратиться.

Между тем Ишмур продолжал:

— Мои книги рассказывают, каким мир может стать. Они очерчивают пути, коими ходят человеки. Ты прочёл на первой странице о первом шаге — и отважно совершил его. Я могу прочитать роду человечьему и другие страницы этой книги… Этих книг. Любой из них. Но лишь при одном условии, важнейшем и не обсуждаемом.

— При каком?

— Если уже есть человеки, для которых это будет не праздной проповедью. Если в мир вновь пришли те, кто готов отойти от берега и двинуться сквозь бурю. Кому не мил затхлый Порядок. Кто не боится хаоса перемен.

Фелипе де Фанья мог сомневаться во многом, но только не в ответе на этот вопрос.

— Такие люди есть. Я с ними знаком.

Ишмур, судя по тону голоса, должен быть улыбнуться — однако на его морщинистом лице ничего и не переменилось.

— Тогда и мне стоит узнать их.

Глава 6

Даже враги Балеарии признавали великолепие Марисолемы. Этот город умел превзойти любые ожидания.

И неудивительно! Марисолему возвели в зените могущества Старой Империи — когда давно погибшее государство могло позволить себе что угодно. Императоров ещё почитали как богов, и хотя бы в зодчестве они точно приблизились к божественному. Две тысячи лет назад правитель возжелал построить рай на земле — и вместо старой столицы, лежащей теперь в руинах ближе к норштатским границам, основал новый город на юго-западном побережье Ульмиса. Хотя сама Старая Империя ушла в пучину истории много веков назад, величественный город на лазурном побережье остался.

Вот только никакого рая из Марисолемы не вышло.

Скорее уж новая столица ярко выразила саму суть трагедии великой империи прошлого. В стенах, красота и мощь которых достойны богов, живут самые обыкновенные люди — такие же, как в любом жалком сарае. Со свойственными им слабостям и пороками. Грязь не очень заметна в болоте, но прекрасно видна на мраморе.

Впрочем, что люди? Они рождаются и умирают. Умирают в своих постелях от старости, в пышных чертогах от яда, в тёмных углах от кинжала — а город стоит. За века Марисолема ничуть не обветшала: напротив, сделалась ещё прекраснее.

И да: по-прежнему умела превзойти ожидания. Причём не только ожидания человека, впервые въезжающего в широкие городские ворота или заходящего в клокочущий порт. Возвращайся сюда хоть сотый раз — удивляться не перестанешь.

Вот и Фидель вновь удивлялся.

Его привезли в столицу больше месяца назад. Не сразу Фидель ощутил этот хорошо знакомый, ожидаемый восторг — и тому были причины. Сначала продолжала мучить мерзкая болезнь, а затем он весьма увлёкся излечением души способами, которые вредят телу. Потребовалось время, чтобы восстановиться после тяжких испытаний последних месяцев. Чтобы вновь обрести способность чувствовать мир вокруг.

Болезнь отступила: несложен оказался секрет её исцеления. Едва почувствовав себя здоровым, Фидель вернулся к ежедневным тренировкам. Что касается души — чего греха таить, он пил. И курил всякую дрянь, которую легко достать у шерских моряков в порту. Так нужно.

Важно лишь суметь вовремя остановиться. Однажды ты просыпаешься после полудня, с сухостью в горле и гулом в голове, но понимаешь: тебя уже ничто не беспокоит.

На миссию в Тремонском герцогстве Фидель потратил полгода. Дело требовало