Миры Роберта Хайнлайна. Книга 17 - Роберт Хайнлайн

— Новый Питтсбург. Я буду готова.

— Там мы с тобой проведем день или два. А потом отправимся дальше, мимо Сепарации — прямо за горизонт. Мы пойдем через Безнадежный перевал. Как тебе это?

— Я повсюду последую за тобой.

— А не страшно? Там поболтать можно будет лишь со мной. Пока скоренько не испечем кого-нибудь и не научим разговаривать. Из соседей — прыгуны, драконы и Бог знает кто еще — в гости ходить не придется.

— Я буду готовить, помогать тебе на ферме и рожать детей. А когда их у нас станет трое, открою начальную школу миссис Смит. Или ты будешь называть ее начальной школой длинноногой Лил?

— Скорей последнее. Это будет школа для сорванцов. Дора, у меня не бывает детей с другим характером. Учить их можно лишь с палкой в руке.

— Это не новости, Вудро. Сейчас у меня уже есть такие, двое из них потяжелее меня, но мне приходится их поколачивать.

— Дора, мы можем и не ходить за Безнадежный перевал. Сядем на «Энди Джи» и улетим на Секундус. Бриггс говорит, что теперь там живут больше двадцати миллионов человек. У тебя будет хороший дом, с теплой уборной. Не придется хлопотать, гнуть спину на ферме. Будет хороший госпиталь, где настоящие врачи помогут тебе рожать. Удобства и комфорт.

— Секундус? Это туда перебрались все говардианцы? Так ведь?

— Почти две трети. А некоторые живут здесь, я тебе говорил. Но мы не говорим об этом вслух, потому что, когда вокруг столько маложивущих, быть говардианцем небезопасно и неудобно. Дора, тебе не придется принимать решение за три или четыре дня. Корабль останется на орбите, пока я не разрешу ему улететь. Хочешь — неделю? Месяц? Столько, сколько понадобится.

— Боже! И ты будешь держать капитана Бриггса с кораблем на орбите? Чтобы дать мне время подумать? Какие расходы!

— Я не хочу торопить тебя. И дело тут не в деньгах, Дора. Впрочем, пребывание на орбите дорого не обходится. Ух… мне так долго приходилось полагаться на самого себя, что я уже забыл, что такое быть женатым и как можно доверять жене свои секреты. Придется отвыкнуть. Дора, шестьдесят процентов стоимости «Энди Джи» принадлежит мне, Зак Бриггс — мой младший партнер. Он мой сын. Твой приемный сын, если угодно. — Она не ответила. — В чем дело, Дора? Я тебя огорошил?

— Нет, Вудро, просто привыкаю к новым идеям. Конечно, раз ты говардианец, то женат не впервые. Просто я никогда не думала о том, что у тебя могут быть сыновья и дочери.

— Да, конечно, но я хочу сказать, что из-за своего эгоизма худо соображаю. Я поторопил тебя, а в этом не было необходимости. Если мы останемся на Новых Началах, я хочу, чтобы Эрнст Гиббонс исчез, чтобы он отправился на «Энди Джи», потому что слишком стар: мне трудно дальше поддерживать внешность в соответствии с возрастом. Потому-то его должен сменить Билл Смит; он ближе тебе по возрасту и куда красивее, и никто здесь не заподозрит, что я говардианец.

Подобный фокус я проделывал неоднократно; я знаю, как поступить, чтобы все было в порядке. И от Эрнста Гиббонса я намереваюсь отделаться поскорее. Ведь он твой приемный дядюшка и в три раза старше тебя, и он думать не может о том, чтобы похлопать тебя по попке, да и тебе в голову не придет поощрить подобные действия с его стороны. Так считает каждый. Я же намереваюсь систематически оглаживать твой симпатичный задок, Адора.

— А я хочу, чтобы ты это делал. — Дора придержала мула; они уже приближались к домам. — И не только. Вудро, ты говорил, что мы не можем немедленно поселиться вместе, потому что соседи осудят. А кто учил меня не считаться с мнением соседей? Ты сам.

— Это так, но иногда выгоднее заставить соседей думать именно то, что ты хочешь, чтобы повлиять на их слова и поступки, — а сейчас как раз такое время. Заодно я намеревался поучить тебя терпению, дорогая.

— Вудро, я сделаю так, как ты скажешь. Но на одном буду настаивать: мой муж должен спать в моей постели!

— И я хочу этого.

— Тогда что с того, что подумают люди, если я распрощаюсь с дядюшкой Гибби в постели? Я ведь все равно уеду с новым поселенцем. Вудро, ты ни словом не упрекнул меня, когда обнаружил, что я не девушка. Ты не думаешь, что об этом могут знать и другие? Может быть, весь поселок. Прежде меня это не волновало. Так зачем же беспокоиться именно теперь?

— Дора.

— Да, Вудро?

— Уверяю, каждую ночь я буду проводить в твоей постели.

— Спасибо тебе, Вудро.

— Это удовольствие, мадам. Или по крайней мере половина такового; похоже, что тебе это тоже нравится…

— О, конечно! Ты сам знаешь. Естественно.

— А раз так, давай перейдем к другим вопросам… Скажу только, что, если бы ты, такая большая и взрослая, оказалась девственницей, это меня встревожило бы больше, пришлось бы заподозрить, что влияние Элен было не столь благотворным, как я полагал. Хорошая женщина, благослови ее, Господь! Все эти разговоры о добром старом дядюшке Гибби, который никогда не притронется к крошке Доре, предназначены лишь для того, чтобы ты сохранила лицо. Но поскольку тебя это не беспокоит, оставим. Я как раз говорил, что тебе следует решить, оставаться здесь или отправиться на Секундус. Дора, на Секундусе есть не только теплый туалет, на нем есть и реювенализационная клиника.

— О! Значит, тебе она скоро понадобится, Вудро?

— Нет и нет! Тебе, дорогая. Она ответила не сразу.

— Но говардианкой я не стану.

— Конечно, нет. Но это помогает. Реювенализационная терапия не дает вечной жизни и говардианцам. Некоторым людям она идет на пользу, другим — нет. Возможно, когда-нибудь мы узнает об этом побольше, но пока реювенализационные методики в среднем удваивают отпущенный человеку срок, говардианец он или нет. Кстати, ты не знаешь, сколько прожили твои дед и бабка?

— Откуда, Вудро? Я и родителей едва помню, а как звали дедов и бабок, даже не знала.

— Мы можем выяснить. На корабле хранятся материалы о каждом мигранте, который прилетел на нем. Я скажу Заку… капитану Бриггсу, чтобы он полистал досье твоей семьи. Когда-нибудь — сразу этого не сделаешь — я найду материалы о твоей семье на Земле. Потом…

— Нет, Вудро.

— Почему нет, дорогая?

— Мне это не нужно, я не хочу знать об этом. Очень давно, по меньшей мере три или четыре года назад, когда я выяснила, что ты говардианец, мне также удалось понять, что на самом деле говардианцы живут не дольше нас, обычных людей.

— Как это?

— А так: у всех нас есть прошлое, настоящее и будущее. Прошлое — это память, и я не могу вспомнить того времени, когда меня не было. А ты можешь?

— Нет.

— Выходит, здесь мы равны. Возможно, у тебя больше воспоминаний, ведь ты старше. Но все это прошлое. А будущее? Оно еще не наступило, и никто не знает, каким оно будет. Ты можешь пережить меня — а может быть, я переживу тебя. Или мы можем погибнуть вместе. Мы не знаем, да я и не хочу знать. Но у нас обоих есть настоящее: оно у нас общее, и сейчас я счастлива. Давай-ка поставим мулов в конюшню и насладимся сегодняшним днем.