Повседневная жизнь Москвы на рубеже XIX—XX веков - Георгий Андреевский

Зачем рекламировать свежие слоёные булочки, пахнущие ванилью? Достаточно пройти мимо булочной, и своим ароматом они сами привлекут ваше внимание. Не знаю запаха лучше, чем запах свежеиспечённого хлеба. К началу XX века в Москве насчитывалось 340 булочных. Те из них, в которых не пекли хлеб, назывались «холодными». Те же, в которых хлеб выпекали, были особо любимы москвичами. С детства помню «обалденный» запах свежего хлеба, когда проходил по Сретенке мимо булочной-пекарни, принадлежавшей когда-то всё тому же булочнику Филиппову. А кто из нас не любил бублики по 6 копеек, обсыпанные маком, или гладкие — за 5 копеек? Ими торговали прямо из окошка на улице Чехова (Малой Дмитровке). А в Филипповской булочной-кондитерской на улице Горького ещё в 80-е годы прошлого века можно было, отстояв небольшую очередь, взять стакан горячего кофе со сладким сгущённым молоком за 11 копеек или какао и бублик, а то и пирожное «картошку» за 22 копейки, коричневую, с белыми росточками из крема. А 100 лет тому назад и более москвичей, у которых водились деньги, радовали кондитерские «Сиу» и «Альберт» на Тверской, «Каде» (бывшая «Трамбле») в доме 5 по Петровке, которую снесли, Крейтнера — в Столешниковом переулке, на углу Мясницкой и Чистых прудов находилась булочная Виноградова, где можно было попить кофе с жареными пирожками.

В 1882 году при проверке Московской трактирной депутацией положения дел в области торговли пирожками, кофе и шоколадом для употребления на месте в кондитерских и булочных оказалось, что из восьми кондитерских одна вела эту торговлю уже более тридцати лет, а две — более двадцати. Не один год такую торговлю вели и другие кондитерские. Таким образом, за все эти годы в Москве успели сложиться порядки и привычки, связанные с этим видом торговли, и накопиться вопросы в области общественного питания. Одним из главных вопросов был акцизный. Кондитерские, о которых шла речь, акцизов тогда не платили. Это не устраивало местные власти, и они настаивали на их взыскании с булочных и кондитерских, которые продают для употребления на месте пирожки, шоколад и кофе. Дума с этим мнением не согласилась. В её решении по этому поводу говорилось: «Если можно запретить и фактически не допускать потребления на месте кофе и шоколада, то сделать тоже относительно других товаров, и в частности кулебяк, нет возможности. Ни городскому управлению, ни содержателю кондитерской или булочной нет возможности уследить, чтобы публика в заведении не ела пирожки, кулебяки или конфекты. Запрещение потреблять эти припасы ни к чему не может привести, кроме неудовольствия публики». Трудно с этим не согласиться, хотя в наше время человека, проглотившего с голода в столовой самообслуживания что-нибудь до того, как он подошёл к кассе, ждала гневная, осуждающая речь женщины, стоявшей на раздаче, или кассирши.

Заведения более низкого пошиба, чем кондитерские, например съестные лавки, с 1872 по 1876 год платили акциз в размере 20 рублей в год. В дальнейшем городская дума акциз этот отменила, сославшись на то, что «лавки эти служат исключительно для удовлетворения потребностей беднейшего класса городского населения… а продажа виноградных вин, спиртных напитков, портера, пива и мёда в них допускается только распивочно, на месте». В том же 1882 году Московская городская управа подготовила проект об открытии в городе лавочек для продажи горячего чая, таких как в Петербурге, с самоварами и без взимания акциза. Инициаторы этого нововведения преследовали две благие цели: предоставить трудящимся возможность напиться чая рано утром, не позже пяти часов, чтобы не терять времени на его домашнее приготовление. Кроме того, по мнению инициаторов этого предложения, возможность в зимнюю пору мастерам и извозчикам согреваться по утрам не водкой, а чаем, сослужила бы хорошую службу в деле борьбы с пьянством. Однако Мосгордума это ходатайство отклонила, сославшись на то, что учреждение чайных лавочек поставило бы содержателей трактирных заведений, на плечи которых легла бы вся забота о создании таких заведений, в крайне затруднительное положение, поскольку обязательное содержание и трактира, и чайной потребовало бы от них значительных расходов на наём помещений, прислуги и пр. Искренним ли было это объяснение, сказать трудно. Причина, думается, в другом: вряд ли бы согласились хозяева трактиров открывать свои заведения в такую рань ради того, чтобы поить народ чаем, приносящим ничтожную выгоду. А продажа с пяти утра водки, что непременно бы случилось на практике, не устраивала думу. Так и остались москвичи без утреннего чая из-за того, что не прекрасные мысли, а бытие определяло сознание депутатов Московской городской думы.

Глава двенадцатая ПИТЕЙНЫЕ ЗАВЕДЕНИЯ

Рестораны. — Трактиры и кабаки. — Борьба с пьянством

Жизнь «работников общепита», как говорили при советской власти, то есть половых и официантов, как и жизнь приказчиков, имела свои достоинства и недостатки. К достоинствам можно отнести чаевые, недопитые вина и недоеденные закуски, к недостаткам — всё остальное. Бывало, что, ещё не начав работать официантом, человек разорялся. Ибо в те годы, для того чтобы получить какую-нибудь мало-мальски доходную работу, надо было внести залог. Этим пользовались несерьёзные люди, а то и просто жулики. И вот, предприимчивый товарищ, желающий открыть ресторан, но не имеющий для этого достаточно денег, давал объявление в газете о том, что он приглашает на работу официантов с «залогами». Те, как дураки, занимали деньги под проценты, под обещание жениться на дочери заимодавца и пр. и передавали их вышеупомянутому предпринимателю. Шло время, затея с рестораном прогорала, поскольку публика в ресторан не шла и завлечь её туда было нечем, и тогда неудачный ресторатор смывался, а залоги, внесённые официантами, пропадали. Оставались лишь долги с процентами. Если же ресторан работал и всё вроде бы обходилось благополучно, официанту приходилось отстёгивать хозяину пятую часть с чаевых (20 копеек с рубля). Кроме того, с них ежедневно взыскивали по 30 копеек за разбитую посуду. Мало того, некоторые хозяева вообще отказывались платить «белорубашечникам» и «фрачникам», то есть половым и официантам, ссылаясь на то, что с них и чаевых хватит. У официантов, правда, была отдушина, позволявшая им с лихвой компенсировать несправедливость хозяина. Отдушиной этой являлась возможность обсчитывать посетителей. Не каждому, конечно, это было по душе, а потому не все ею и пользовались, удерживаемые от воровства совестью или страхом. Тем не менее, в Москве знали, что даже в известных больших трактирах и ресторанах официанты обсчитывают.

В Москве были ночные рестораны, такие как «Яр», «Стрельна» в Петровском парке, однако большинство московских ресторанов и трактиров на ночь закрывалось, и тогда тысячи официантов направлялись в так называемые «семейные сады», которые были открыты всю ночь, и до зари пьянствовали там и играли в карты. Таким «семейным садом» был, например, сад «Тиволи» (потом «Аркадия») в Сокольниках.

Здесь могли себя почувствовать господами те, кто ещё вчера сам менял двадцатикопеечные графинчики с водкой на столах какой-нибудь «Венеции», посещаемой в обеденный перерыв приказчиками пассажей и магазинов Кузнецкого Моста. Официанты подавали им громадные порции битков, котлет, сосисок ветчины, телячьих ножек Те, кто не имел желания после трудового дня пьянствовать, шли спать. Добраться до дома, кроме как на извозчике, было не на чем, а извозчик стоил денег. Так что некоторые пристраивались спать, где придётся. Помимо официантов в ресторанах и гостиницах центра города было много другой прислуги. В «Большой московской гостинице», в доме купца Корзинкина, называвшейся «Гранд-отелем» (находилась она напротив Музея В. И. Ленина, а тогда Московской городской думы), такой прислуги насчитывалось 260 человек Спали эти люди в маленьких, тесных помещениях, по двое-трое на одной кровати. Широкой известностью в Москве пользовались ресторан Крынкина, находившийся на том месте, где теперь смотровая площадка на Воробьёвых горах, и так называемый «Патрикеевский трактир» купца Тестова напротив «Метрополя» (там в своё время было «Стереокино»), Кстати, здесь не только вкусно готовили, но, что было особенно редко в Охотном Ряду, этот трактир был чистым и опрятным. Другой же, находившийся неподалёку «Русский трактир» содержался в начале XX века точно в таком же грязном виде, как и 50 лет тому назад. Были, конечно, в Москве и шикарные рестораны, поражавшие красотой и размахом.

Ресторан «Мавритания» в Петровском парке имел не только зеркала, ковры, пальмы и окна, затянутые красными занавесками. Поражали воображение огромная кухня, выложенная фарфоровыми плитами, столы, покрытые мраморными досками, и ледник, в котором хранилось до двух тысяч возов льда! Ресторан стоял в саду. К зданию его примыкали крытая, держащаяся на металлических колоннах галерея, рассчитанная на 200 человек, большая ротонда в мавританском стиле, роскошно отделанная, с камином, а также русская изба, за которой начинался так называемый «Международный проспект», а проще говоря, широкая аллея. По обеим сторонам её располагались павильоны и беседки большей частью с балконами в японском, турецком, французском, египетском, индийском и итальянском стилях…