Лжегерои русского флота - Владимир Шигин

Итак, 14 ноября Шмидт прибыл на борт крейсера «Очаков». Матросы встретили его громким, «ура!», отдали Шмидту адмиральские почести. Шмидт от них, разумеется, не отказывается. Ещё бы, о таком поклонении он мечтал всю свою жизнь!

Затем по своему обычаю он выступил с длинной речью перед матросами, в которой смело врал им, что у него всё подготовлено. Его поддерживает Москва, Одесса и Ялта, а также крепость и войска. Надо лишь дать утром условный сигнал — поднять красный флаг и дать 11 салютных выстрелов. Прибывшего на «Очаков» капитана 2-го ранга Данилевского он также обманул, заверив, что у него лишь одна цель — успокоить команду и вернуть её в подчинение офицерам. Одновременно он послал эмиссаров на корабли эскадры для агитации к восстанию. Особо Шмидт мечтал захватить броненосец «Ростислав» с вице-адмиралом Чухниным.

Почему Шмидт считал себя вправе делать заявления за весь Черноморский флот, который на самом деле почти весь остался верен присяге? Не чем иным, как манией величия, это не объяснить.

Вскоре из города Шмидту принесли телеграмму из Петербурга, которая его взбодрила: «Совет рабочих депутатов от имени петербургского пролетариата шлёт горячий привет севастопольским солдатам и матросам, решившимся, следуя славному примеру потёмкинцев, стать на борьбу за свободу и братский союз с рабочими. Да будут севастопольские события примером для солдат всей России…»

Взбодрённый «поддержкой» из столицы, Шмидт тут же написал послание Чухнину. «В случае насилия со стороны казаков над мирным населением в городе, я буду вынужден принять решительные меры. Командующий Черноморским флотом гражданин Шмидт». При этом он попросил, чтобы эти слова были напечатаны в городских газетах. Нимб спасителя, как ему казалось, уже витал над его головой.

С этого момента «Очаков» стал центром восстания. Сюда в течение первого дня стекались все доклады с флота и из города. Отсюда Шмидт отдавал свои приказания, а приказания были ещё те! Прежде всего «красный лейтенант» потребовал решительно арестовывать всех монархически настроенных офицеров (т.е. практически всех), где бы они ни находились, и доставлять их на борт крейсера. Вместе с Частником, Антоненко и Гладковым Шмидт потребовал доставить ударники от орудий на «Очаков» и другие корабли, примкнувшие к нему. Тут же, в адмиральской каюте крейсера, состоялось заседание некой таинственной «матросской комиссии» — исполнительного органа Севастопольского Совета, которая назначила лейтенанта Шмидта командующим флотом и приказала ему бороться до конца. Впрочем, сами члены комиссии сразу же покинули борт «Очакова». До сих пор фамилии членов этой непонятной комиссии историкам неизвестны, но ясно одно — это были люди, обладавшие какой-то большой властью над Шмидтом и всецело повелевавшие им.

Отметим, что матросы «Очакова» оказались умнее своего предводителя: Они рекомендовали ему немедленно захватить флагманский броненосец «Ростислав», команда которого не оказала бы никакого сопротивления боевой роте с «Очакова». Однако П.П. Шмидт не счёл нужным спешить, высокомерно полагая, что флот, крепость и войска без всяких вооружённых захватов присоединятся к нему на следующее утро, как только он поднимет на «Очакове» сигнал о принятии на себя командования флотом.

Единственно, что реального сделал Шмидт вечером 14 ноября — это отправил Николаю II телеграмму ультимативного содержания: «Славный Черноморский флот, свято храня верность своему народу, требует от вас, государь, немедленного созыва Учредительного собрания и перестаёт повиноваться вашим министрам. Командующий флотом гражданин Шмидт».

В течение вечера и ночи к мятежникам примкнули: в Южной бухте минный крейсер «Гридень», канонерская лодка «Уралец», учебное судно «Днестр», миноносцы «Зоркий», «Заветный», минный заградитель «Буг» и портовые суда «Пригодный», «Водолей-2», «Удалец», «Николаев». Не все в этих экипажах были единодушны в готовности бороться за свободу. Лишь один из них — «Гридень» — днём 15 ноября за несколько минут до начала обстрела перешёл на рейд к «Очакову». Остальные к этому времени красные флаги уже спустили. Полной неудачей закончились попытки захватить броненосец «Екатерина II», штабной корабль «Эрклик», миноносцы «Завидный» и «Звонкий». Не бездействовали и правительственные силы. В эту же ночь с «Пантелеймона», по-прежнему не внушавшего доверия властям, были сняты важнейшие детали затворов всех орудий и лично старшим артиллерийским офицером доставлены в дом главного командира. По секретному предписанию Г.П. Чухнина на корабле был подготовлен к немедленному затоплению последний погреб 152-мм снарядов, а под утро поступил приказ прекратить пары. Полностью безоружный «Пантелеймон» оставался теперь лишь зрителем начавшейся драмы. Остальной флот остался верен присяге.

В 10 часов утра на «Очакове» и других примкнувших к восстанию кораблях и судах были подняты красные флаги. Любопытно, что все события ночью и утром происходили без участия Шмидта. После отъезда членов таинственной комиссии с ним случился первый нервный припадок. Вполне возможно, что указание членов комиссии «бороться до конца» явились для Шмидта полной неожиданностью. Оставшуюся часть ночи он приходил в себя и готовился к тому бенефису, который утром следующего дня должен был прославить его на весь мир.

Матросам «Очакова» можно только посочувствовать! Хорош руководитель, у которого при первой же неудаче начинаются истерические припадки и который полностью теряет самообладание. Шмидт хотел спасать матросов и Россию, а тут впору спасать его самого! А ведь к этому времени восстание было в самом разгаре, и по «Очакову» ещё не было сделано ни одного выстрела! По свидетельству даже весьма лояльных к «красному лейтенанту» советских историков, он упустил не одну возможность воспользоваться колебаниями команд на кораблях эскадры в ночь с 14 на 15 ноября и захватить стоявшие на рейде броненосцы и в первую очередь флагманский «Ростислав». Эти меры были столь очевидны для всех, что матросы с «Очакова» буквально умоляли об этом «красного лейтенанта», но тот с присущей ему самонадеянностью вдруг заявил: «Когда завтра утром команда судна узнает, что я на „Очакове“, то она сама добровольно ко мне присоединиться!» Есть свидетельства, что Шмидт говорил о том, что достаточно будет одного его слова и вся эскадра присоединится к восстанию! Чем подкреплялась столь большая уверенность Шмидта непонятно. Что-что, а самомнение у «красного лейтенанта» было огромным!

Но вот наступило утро обещанной Шмидтом победы, но победы не произошло. Наконец даже «красный лейтенант», понял, что надо хоть что-то предпринять реальное. Он решает начать агитацию команд стоящих на внутреннем рейде броненосцев. Одев на свои плечи, без всяких на то прав, погоны капитана 2-го ранга, Шмидт поднял на миноносце «Свирепый» весьма амбициозный сигнал: «Командую флотом Шмидт» и обошёл корабли эскадры, агитируя матросов примкнуть к нему. Но и здесь он опять всё испортил. Участники Севастопольского восстания в своих воспоминаниях буквально негодуют, что Шмидт более чем формально отнёсся к склонению на свою сторону экипажей эскадры. Они пишут, что ситуация была такова, что если бы за миноносцем Шмидта шёл катер с вооружённым караулом, то он мог весьма спокойно захватывать корабли, команды которых ещё не определились в своём выборе. На этот выбор их надо было чуть-чуть подтолкнуть, но «многоопытный» Шмидт этого почему-то не сделал. Вместо этого он лишь выкрикивал общие лозунги, призывал бороться за свободу и поносил, что есть силы, сатрапов-офицеров. Обойдя эскадру, «Свирепый» ни с чем вернулся к мятежному крейсеру. Видя, что помощи от «Очакова» ожидать больше не приходится, резко угас революционный энтузиазм на эскадре. Теперь возможность переломить ситуацию в свою сторону была упущена окончательно. Вице-адмирал Чухнин, быстро оценив ситуацию, тут же навёл порядок своей железной рукой.