Никола зимний - Сергей Данилович Кузнечихин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аварийная ситуация. Хроника одной командировки
1
Он лежит с полузакрытыми глазами. Волны подползают к ногам, и нежная кожа пальцев улавливает колебания воздуха над играющей водой. Рядом стоит розовая от первого загара женщина. Ее прохладная тень укрывает от солнца его лицо. Женщина смотрит на море и что-то говорит, но ровный гул воды и шелест песка гасят ее слова. И он рад этому. Ему не хочется разговаривать. Но вдруг шумы пропадают и он слышит четкий голос: «Спичек не найдется?» – мужской смех и похлопывание по плечу.
Еще не открывая глаз, испуганно подумал: «Где я?» И сразу вспомнил: аэропорт, мелкий холодный дождь, голос диспетчера: «По метеоусловиям… На четыре часа». Потом – еще на два. «Какой псих догадался разбудить человека из-за спичек?»
– Гущин, проснись. Самолет уйдет.
«Сейчас встану и врежу».
До него не сразу дошло, что его назвали по фамилии, а когда фамилию повторили, Гущин решил, что он все еще спит, и стал устраиваться поудобнее, потом вздрогнул, открыл глаза и увидел прораба Гену Саблина – легендарного человека и друга наладчиков.
Саблин смеялся, гоняя по лицу лучики морщинок. Дорогой и, по всей вероятности, недавно купленный костюм ладно сидел на его небольшом, но хорошо скроенном теле. Нелетная погода, аэропорт, забитый издерганными пассажирами, а ему хоть бы что – веселый и элегантный. Три года не виделись, а он – словно вчера сидели рядом на стадионе.
– Ну, слава богу, а то я думаю, что за ерунда, первый раз в жизни не встретил в порту ни одного знакомого. Пойдем наверх по соточке?
– Забыл, что я не пью?
– Так и не начал? Ничего, мы шампанского. Северный отпуск за два года. Да, ты знал, что я на Севере?
– Еще бы. Вся «ферма» хохотала.
– С кем не бывает.
И они поднялись в ресторан, переполненный по случаю непогоды. Гена оставил его возле дверей, а сам отправился прямо на кухню и вернулся с журнальным столиком на голове. За ним шла официантка с двумя стульями.
– Спасибо, Галочка. Спасибо, милая, – улыбался Гена, усаживаясь. – А теперь парочку шампанского.
Гущин посмотрел на уходящую девушку.
– Хороша? – Гена погрозил пальцем. – Эх, а я на юга, к морю.
– Мне тоже снилось море, когда ты разбудил.
– Серьезно?! Тогда прости. Может, двух извинений мало?
– Каких двух?
– Шампанских. Постой, а ты куда летишь?
– Сейчас в Михайловку. А могли бы и на море встретиться. Я как раз в отпуск собирался. Срочная командировка. Август – вспомнили о зиме. Ты не в курсе, что за берлога?
– Золотой рудник, и при этом райское место: соленые хариузы, моченые грузди и нежные вдовы. Но все равно жаль. Мы бы с тобой дали шороху!
– Ничего, я свое наверстаю.
– Еще бы, с твоими бицепсами и трицепсами. Слушай, ты действительно в командировку с гантелями ездишь?
– Да это Сережа сострил. Я что, больной?
– А я, по серости, поверил. У этого остряка не поймешь, где он врет, а где взаправду. Как он поживает?
– На Востоке сейчас.
– Лет пять назад мы сидели с ним в этом же балагане и пили три дня, а потом он стихотворение написал и посвятил мне. Хочешь, расскажу?
– Валяй.
– Так прямо и напечатал: «Гене Саблину». Говорит, в журнале показывал, только не взяли. Ты послушай:
А пролетающие ждут,
Ругая странствий переплеты.
Свою мечту, свою беду,
А если проще – самолеты.
За сутки ветра и дождя,
Усталым сердцем мир глазея.
Нашли, весь город обойдя,
Кинотеатр и два музея.
Знакомства все завершены,
В тоске до утреннего рейса,
Кто при деньгах и без жены,
Сидим и пьем, дабы согреться.
Правда, лето было, а погода промозглая, носа на улицу не высунешь, а девчата в музей ходили, они-то и повторяли каждый раз: «дабы согреться», но про них в конце, вот послушай:
Случайный дом, заезжий дом,
К себе остаться трудно строгим,
Гудит осиное гнездо
На тонкой веточке дороги.
Мой собеседник прост и мил,
Женат, и дочка в культпросвете,
Сосредоточенно дымит:
«Не подойти ли нам вон к этим?»
Собеседник – это не я, а мужик из Иркутска, какой-то кандидат наук, потом не выдержал и на поезд подался.
Гущин вытянул шею, наблюдая за официанткой Галочкой.
– Не нравится?
Вопрос Гены можно было отнести и к стихам, и к девушке.
– Нормально! – Пусть думает как ему удобнее.
– Мне посвящено, а под «этими» он имел в виду трех девчат. Веселые такие. Толпа киснет, а мы хохочем. Вон видишь, какие кислые рожи?
Из окна было видно трех мрачных типов, скучающих у заколоченного ларька.
– Это бичи.
– Ну и что? Тоже люди.
– Я не воспринимаю тех, кто ест чужой хлеб.
– Да брось ты эти красивые слова. Если на то пошло, то у нас в управлении половина, ну а четверть – точно ест чужой хлеб. Я у себя на участке таких орлов, как миленьких, приобщаю, и мантулят без лишнего звука. Конечно, не регулярно, на то они и бичи. А наш производственный отдел в конце месяца пару дней плотно поработает, так разговору о своем героическом труде как раз до конца следующего месяца. Лень становится воинственной, когда ее заставляют работать. А эти, – он махнул в сторону троицы, – это тихие люди, шелуха, конечно, но заставить их работать раз плюнуть. Хочешь, продемонстрирую?
– Пожалуй, не стоит. – Гущин видел – Гена заводится, и пожалел, что связался с ним.
– Нет, мне самому интересно. У меня идея.
Гущин не хотел вставать, но Гена, добежав до дверей, вернулся и потащил его за собой. На улице продолжало моросить. Они долго блуждали по дворам служебных зданий и наконец остановились у противопожарного щита. Гущину стало скучно. Он ничего не понимал, даже когда Саблин снял со щита лопату.
– Говорить буду я, а ты молчи и делай умную морду.
Те трое стояли на прежнем месте. Когда Гена прошел мимо них, Гущин решил, что он одумался, но не успел обрадоваться, как Саблин остановился и резко повернулся. От неожиданности Гущин чуть не наскочил на него. Саблин очень вежливо извинился перед ним и подошел к бичам. Под твердым взглядом человека
