Золотой человек - Мор Йокаи

Печь была нетоплена, в комнате сильно похолодало, на оконном стекле проступили ледяные иглы морозных узоров. Но Тимар весь в поту метался по тесной комнате, вытирая ладонью мокрый лоб.

«Что же это? Стоит мне протянуть кому-нибудь руку, и человек уже обречен на несчастье! Или на моей руке лежит печать проклятия?»

Было время, когда он обольщался, воображал в своей гордыне, что может осчастливить всякого, кто соприкоснется с ним, и что даже закоренелого злодея он способен вернуть на путь добродетели. И вот жизнь неумолимо лишила его иллюзий. Проклятье и страдание становятся уделом каждого, к кому протянулась его рука. Из-за него до конца дней своих будет несчастна женщина, которую он боготворит. Из-за него страдает бывший его друг, у которого он отнял Тимею. Из-за него же мучается и другая женщина, сердцем которой он завладел, так и не сумев обеспечить ей достойное положение в обществе. А как ужасна участь каторжника, осужденного на пятнадцать лет галеры!..

Кошмарная ночь! Неужели никогда не рассветет!.. Комната казалась Тимару тюрьмой, куда его заточили, склепом, где он заживо похоронен.

Но в зловещем письме из-за океана была еще приписка. Надо было прочитать его до конца. И Тимар снова подошел к письменному столу. В приписке, датированной следующим днем, говорилось:

«Я только что получил сообщение из Порт-о-Пренса, что в прошлую ночь с галеры, на которой отбывал наказание наш заключенный, сбежали трое каторжников, прихватив с собой шлюпку. Можно опасаться, что среди них находился и этот мошенник».

Последние строки насмерть перепугали Тимара. Лоб его покрылся холодной испариной, дрожь пронизала тело. Может быть, это опять тифозная горячка?

Тимар настороженно озирался вокруг. Какая опасность могла ему здесь угрожать? В комнате, кроме него, не было ни души. А между тем он испытывал ужас, как ребенок, наслушавшийся страшных рассказов о разбойниках.

Нет, он не в силах дольше оставаться в этих стенах! Тимар вынул из кармана бекеши пистолеты и проверил, не высыпался ли из них порох. Потом попробовал, свободно ли выдвигается клинок стилета. Прочь отсюда!

Время было позднее. Ночной сторож во дворе криком возвестил час ночи. Дожидаться здесь утра было немыслимо.

Тимар решил отправиться в путь тут же, ночью. Выше острова Дунай сплошь скован льдом. Значит, у поселка Уй-Сёнь вполне можно перебраться на противоположный берег прямо по льду. Тимар был человек мужественный, ночная переправа его не страшила. Лишь мигающий огонек огарка и зловещее послание на столе внушали ему ужас. Он торопливо поднес письмо к пламени, потом задул свечку и ощупью выбрался из комнаты.

Но не успел он прикрыть за собой дверь, как внезапная тревога погнала его обратно. А вдруг брошенное письмо еще продолжает тлеть? Вспыхнет огонь, начнется пожар… Действительно, по кромке обгоревшего листка еще вилась огненная змейка, и в темноте на испепеленной бумаге призрачно вспыхивали искорки. Когда погасла последняя искра, Тимар вышел. Пока он пробирался через переднюю и по длинному коридору до самого выхода, перед его глазами все время маячили какие-то призраки. Прикрыв левой рукой голову, он судорожно сжимал правой обнаженное лезвие стилета. Но никто не шел ему навстречу, никто не крался за ним по пятам. И только очутившись на улице, Тимар вздохнул полной грудью, страх уже не давил его. К нему вернулось былое мужество. Он торопливо зашагал по улице Рац, направляясь к берегу Дуная. Свежий, недавно выпавший снежок поскрипывал под ногами.

Среди льдов

Мороз сковал все верхнее течение Дуная, до самого города Пожонь, и по льду идти было безопасно. Но чтобы пробраться из Комарома в расположенный на другом берегу поселок Уй-Сёнь, пришлось сделать большой крюк, огибая остров. Здесь на песчаных мелях летом промывали золото, а в зимнюю пору громоздились льдины.

Приметив на горизонте Монастырский холм, на вершине которого стояла его дача, Тимар решил идти в этом направлении.

Но тут возникла неожиданная помеха. Тимар надеялся на ясную, звездную ночь, но, когда он добрался до Дуная, оба берега уже застилал туман. Сперва мгла была легкая и прозрачная, но едва Тимар ступил на лед и стал искать перехода, туман так сгустился, что в трех шагах ничего нельзя было разглядеть.

Осторожность требовала немедленно повернуть назад. Но Тимар не склонен был сейчас прислушиваться к голосу рассудка. Упрямец во что бы то ни стало решил пересечь реку и дойти до цели.

Ночь выдалась темная, а переход выше острова, где Дунай особенно широк, был чрезвычайно труден. Громоздившиеся друг на друга ледяные глыбы образовали огромные завалы, их причудливые очертания были похожи на горные хребты.

Пытаясь обойти эти неприступные заторы, Тимар вдруг понял, что заблудился. Ручные часы с репетицией прозвонили три четверти третьего. По времени ему уже давно пора было выбраться на другой берег, а он все еще толчется посредине реки. Туман явно сбил его с пути!

Сколько ни прислушивался Тимар, из ночной тьмы не доносилось ни единого звука, не слышно было даже собачьего лая. Очевидно, он не только не приблизился к Уй-Сёнь, а наоборот, все более удалялся от него, шел вдоль реки, вместо того чтобы идти поперек.

«В этих краях ширина Дуная нигде не превышает двух тысяч шагов, — прикидывал в уме Тимар. — Значит, нужно только неуклонно держаться одного направления, и непременно выйдешь к берегу».

Но попробуй, определи верное направление в темноте и густом тумане! Каждый ледяной затор заставляет сворачивать с прямого пути, петлять, двигаться зигзагами. А в результате толчешься на одном месте. Несколько раз Тимару как будто удавалось выбраться на верную дорогу, еще сотня-другая шагов — и он достиг бы берега. Но тут его снова начинали обуревать сомнения, он свертывал куда-то вбок и опять попадал в ледяной лабиринт. Чем дальше, тем все больше сбивался Тимар с пути.

Часы показывали пять утра. Уже целых четыре часа Тимар бесплодно кружил по Дунаю. Накануне он целый день не ел, ночь провел без сна и поэтому теперь чувствовал неимоверную усталость. Вместо того чтобы подкрепиться, сберечь силы, он еще предавался мрачным мыслям, терзал и без того взвинченные нервы.

Убедившись, что он безнадежно заплутал, Тимар остановился и снова стал прислушиваться. В эту пору звонили к заутрене. Колокольный звон мог доноситься либо со стороны города, либо из прибрежного селения.

Странные причуды у судьбы! Безбожник, еретик как манны небесной ждал благовеста. Отступивший от бога беглец жаждал услышать отдаленный зов церковного колокола.

И он услыхал долгожданный перезвон комаромских церквей. Звуки колоколов слышались далеко за его спиной. Значит, чтобы достичь уй-сёньского берега, надо взять немного правее и двигаться вперед.

Но церковные колокола зло подшутили над Тимаром. Они еще больше отдалили его от берега и глубже заманили в непроходимые ледяные дебри вверх по Дунаю. Теперь он набрел на целое поле огромных, хаотически нагроможденных глыб. Везде торчали их острые пики. Спотыкаясь на каждом шагу, Тимар то и дело проваливался в сугробы. Он с трудом взбирался на ледяные кручи, цепляясь за выступы, скатывался с отвесных стен и полз вперед. Но берега все не было, а звать на помощь он не решался.

Кругом ни души, никаких звуков, кроме карканья стаи ворон, пролетевшей над его головой.

Теперь Тимар надеялся лишь на рассвет. По восходящему солнцу он, как опытный корабельщик, без труда определит, в какую сторону течет Дунай. Это можно было бы установить и в полынье, но ледяная кора всюду была такой твердой и прочной, что пробить ее удалось бы разве что с помощью кирки.

Наконец занялась заря. Однако густая пелена тумана не позволяла разглядеть солнце. Между тем необходимо было продолжать путь. На льду опасно делать передышку…

Уже был десятый час, а Тимар все еще блуждал в поисках берега. Наконец туман на мгновенье рассеялся, и на горизонте смутно проглянуло солнце — бледный и тусклый блик на фоне неба. Воздух как бы наполнился множеством сверкающих льдистых игл. Искрометная мгла клубилась, заволакивая небосвод, нестерпимо слепила глаза. Разве тут сориентируешься?

А потом солнце поднялось уже так высоко, что невозможно было определить по нему, где восток. Зато Тимар приметил нечто другое. Когда он вглядывался в искрящуюся, полупрозрачную мглу, ему почудились смутные очертания крыши, А где дом, там и земля. И он направился в ту сторону.

Увы, прояснилось лишь на несколько минут. На замерзшую реку снова спустились плотные клубы тумана, и опять пришлось блуждать вслепую.

Впрочем, наученный горьким опытом, Тимар старался теперь идти только прямо, не сбиваясь с пути. На этот раз он взял правильное направление. Вскоре из молочной мглы выступили очертания крыши. Она находилась в каких-нибудь тридцати шагах от него. Наконец-то жилище!