Темные туннели. В интересах революции. Непогребенные - Сергей Антонов

Проводник иногда останавливался, чтобы откашляться. Напоенный влагой воздух джунглей был вреден болевшему астмой Че. Толик использовал остановки, чтобы получше рассмотреть растительность. Он насмотрелся на то, что сотворила с флорой Земли радиация. Но в данном случае мутации были ни при чем. Папоротники, бамбук и лианы выглядели так, какими Томский видел их на картинках в книгах. Не было уродства, болезненности, характерных для мутировавших растений. Листья сверкали, как изумруды, а капли росы казались вкраплениями бриллиантов. Вскоре джунгли сменились каменистым склоном. Команданте вывел Томского к поросшим травой серым скалам. С грустной улыбкой обвел величественный и мрачный пейзаж рукой.

— Ущелье Куебрада-дель-Юро, товарищ Анатолий. Здесь я принял свой последний бой. В интересах революции…

Интонации Че напомнили Толику голос совсем другого человека. Этот голос и эта хлесткая, как удар плети, фраза принадлежали… Русакову! Бесстрашному комиссару Первой Интернациональной. Из глубин памяти чередой всплывали воспоминания. Они проносились перед глазами с такой скоростью, что у Томского закружилась голова. Запертый в клетке мутант. Похищение Елены. Безногий калека. Стычка с солнцепоклонниками. Концентрационный лагерь. Чеслав Корбут. Их с Леной ребенок…

Толик с радостным видом обернулся к Че Геваре. Тот улыбнулся:

— Ну, вот и все, товарищ. Память вернулась. Ступай вперед и помни: твоя Родина там, где есть несправедливость, где существуют угнетатели и угнетенные. Родина или смерть!

Толик кивнул и начал спускаться вниз по узкой тропинке. Сделал несколько шагов и поднял голову, чтобы еще раз посмотреть на Че. Последний романтик революции стоял на краю ущелья, опираясь на автомат. Перехватив взгляд Томского, Че поднял сжатую в кулак руку.

Понимание того, что он общается с призраком, ничуть не расстроило Толика. Он ведь так мечтал хоть минуту побыть рядом с великим человеком. Его мечта сбылась, а уж во сне или наяву, не имело никакого значения.

Перепрыгивая с уступа на уступ, Томский так спешил, что забыл об осторожности. Очередной прыжок оказался неудачным. Нога соскользнула с мокрого камня, и он покатился вниз. Падение в ущелье должно было быть весьма болезненным. Но в этом мире боль, как и смерть, являлись понятиями абстрактными.

Кувырок, еще один. Томский шлепнулся на что-то мягкое и открыл глаза. Вокруг были лица друзей. Встревоженные и одновременно радостные. Русаков, Аршинов, Вездеход, Федор, Банзай, Пьер и Рафаэль… Они с нетерпением ждали его возвращения.

Толик попытался что-то сказать, но мешал подкативший к горлу ком. Это было сущей мелочью в сравнении с главным: рана на груди уже не жгла, а чесалась. Он выздоравливал. Команданте Эрнесто Че Гевара уговорил товарищей из загробного мира дать Томскому отсрочку.

Толя приподнял голову, пытаясь осмотреться. Два ряда тонких квадратных колонн, облицованных потемневшим желто-лиловым мрамором, закруглялись к потолку, образовывая свод. Черно-серый пол с простым геометрическим орнаментом. Голова оказалась слишком тяжелой, чтобы долго удерживать ее на весу. Он на Автозаводской! Как славно, что удалось выйти на финишную прямую, ведущую в Берилаг. Остается последний рывок…

Улыбающийся прапор шутливо грозил Кольцову пальцем:

— А вы, ваше преосвященство, заладили, как попугай: не выживет, не выживет. А я сказал — выживет! Молодцом, Толян!

Глава 20

Королева голода

Поскольку солнце все время пряталось за тучи, день резко, без сумерек, перешел сразу в ночь. Стало совсем темно. Растянувшись в цепочку, отряд Лациса-Габунии шел по Большой Лубянке в направлении Сретенского бульвара. Мартин и Гиви показались на поверхность всего лишь в третий раз в новой жизни. Причем два пробных выхода свелись к тому, что оба душегуба лишь высунули нос из своей дыры, прогулялись метров на двадцать от гермозатвора и вернулись обратно.

О том, что творится наверху, у них имелось весьма приблизительное представление. Как и все новички, они допустили серьезную ошибку — слишком понадеялись на карту. На бумаге от Лубянки до Измайловского парка было не слишком далеко. Добраться до Бульварного кольца, пересечь Тургеневскую площадь. Дальше — проспект Сахарова, Садовое кольцо. От Высокояузского моста на Николо-Ямскую улицу. И по шоссе Энтузиастов до Измайловского парка. В принципе, ничего невозможного.

Когда Габуния и Лацис, упираясь лбами, изучали карту Москвы и просчитывали свой маршрут, дорога была далеко не главной из их забот. Они думали о Томском. Настичь его, схватить, принудить его доставить груз в метро и получить от Корбута заслуженное вознаграждение. Реанимация проекта «Немезида» наверняка выдвинет Корбута в число руководителей Красной Линии. А дальнейшая карьера его подручных напрямую зависела от того, насколько далеко пойдет комендант Берилага. Гиви и Мартин не делились друг с другом планами на будущее, однако каждый видел в товарище конкурента в надвигающейся борьбе за высокий пост. Поэтому Гиви собирался в один прекрасный день избавиться от Мартина, а тот — покончить с Гиви. При этом что один, что другой пребывали в уверенности, что смогут в случае необходимости легко облапошить друг друга. Словом, здоровый климат в трудовом коллективе.

Выросшие в метро Габуния и Лацис полагали, что и поверхность выглядит примерно так же. Улицы — перегоны, а станции — перекрестки. Конечно же с поправкой на скверный характер новых жителей Москвы. Но стоит ли принимать их в расчет? Десяток вышколенных диверсантов с калашами и гранатометами может оставить от любого мутанта груду паленого мяса. Оба члена командирского тандема были уверены, что им даже не придется самим участвовать в боевых действиях, поскольку всю работу за них сделают подчиненные. Однако темнота, обступившая взвод со всех сторон, рассеяла иллюзию самодостаточности. Покинутый людьми город жил своей страшной жизнью, о чем свидетельствовали непонятные, наводящие ужас звуки, доносившиеся из развалин.

Вступать в открытый поединок с людьми никто из новых хозяев земли пока не спешил. Таившиеся в руинах твари обладали и разумом, и обостренным до предела охотничьим инстинктом. Они умели ждать.

А диверсанты быстро почувствовали, как тяжело им дается пребывание в постоянном напряжении. Лучи прикрепленных к каскам фонарей беспорядочно метались вокруг. Выхватывали из мрака отдельные фрагменты — грязно-серые стены, черные провалы окон, обвитые вьюном перила балконов. Много раз пальцы бойцов ложились на спусковые крючки, но всегда оказывалось, что притаившееся в засаде чудовище не что иное, как кусок обвалившейся стены или ствол причудливо искривленного дерева. Стволы автоматов опускались, но всего лишь на несколько секунд.

Прогулка оказалась сущей пыткой. Из соображений безопасности отряд старался держаться подальше от стен домов и переулков. Однако и передвижение по центру улицы не было подарком. Пробираться приходилось через лабиринты металлического хлама. Требовалось обладать большой фантазией, чтобы распознать в изъеденном коррозией металлоломе скелеты машин. Со всех сторон людей окружали ржавые остовы автомашин и обломки железобетона с торчавшей наружу арматурой. Они так и норовили порвать или проткнуть защитные костюмы. Приходилось быть очень внимательным, чтобы не напороться на очередной кусок стали или торчавшую из асфальта железку Добавляли забот глубокие выбоины в асфальте. Они были заполнены водой, а с учетом неизвестной глубины могли стать смертельной ловушкой. Все эти препятствия приходилось обходить, опасно приближаясь к руинам зданий.

Большая Лубянка будто старалась оттеснить отряд туда, где его поджидали изголодавшиеся чудовища. Бесконечные зигзаги могли привести к отклонениям от маршрута. Габуния и Лацис были всерьез обеспокоены отсутствием ориентиров. На пути пока не попалось ни одного указателя. Никаких гарантий того, что они уже не сбились с пути и топают вовсе не к Большой Лубянке, а совсем в другом направлении.

Посовещавшись, Мартин и Гиви решили сделать привал. Тыкаться, как слепым котятам, больше не имело смысла.

Выручила луна. Она пробила серую завесу облаков всего на несколько секунд, но ее серебристого света оказалось достаточно, чтобы увидеть слева от дороги большое строение. Судя по карте, оно могло быть только Сретенским монастырем. Луна исчезла за облаками, теперь в одном направлении светили семь фонарей, укрепленных на касках защитного цвета.

Кирпичная ограда с небольшими, похожими на бойницы оконцами сохранилась лишь частично. Местами в ней зияли проломы, местами вместо ограды высились только груды битого кирпича, из которых торчали изъеденные ржавчиной остатки кровли, да кованые решетки. Главное монастырское строение, некогда увенчанное пятью куполами, сохранило только три из них. Основной купол провалился внутрь здания. Остатки башни с зазубренными краями походили на гнилой зуб. Единственный крест на маленьком куполе накренился к земле и мог рухнуть в любую секунду. Прилепившийся к храму притвор покрывали глубокие трещины. В них нашли себе пристанище растения с толстыми коричневыми стеблями и остроугольными, зазубренными по краям листьями. Сорванные с петель двери валялись на крыльце, открывая взглядам черный прямоугольник входа.