Тунеядцы Нового Моста - Густав Эмар

— Умри!

Раздался выстрел, но замаскированная амазонка продолжала подвигаться вперед.

— Я не хочу тебя убивать, — отвечала она глухим голосом, — но хочу, чтобы ты помнила меня.

В ту же минуту раздался выстрел, и несчастная опрокинулась на спину с криком проклятия.

На дороге послышался шум.

Карета короля неслась во весь дух.

Выстрелив из пистолета, вторая замаскированная задрожала всем телом и лишилась чувств.

Нельзя было терять ни минуты.

Капитан бросился вперед, схватил молодую женщину на руки, посадил к себе на лошадь и вместе с товарищами вернулся в замок.

Госпожа де Роган, стоя на балконе, присутствовала, казалось, совершенно равнодушно при этой сцене.

Доехав до замка, карета короля остановилась на одну секунду.

— Благодарю вас, кузина! — сказал ей король с сардонической улыбкой. — Я не хочу приказывать выломать двери вашего замка, но буду помнить!

Герцогиня де Роган высокомерно и насмешливо поклонилась, но ничего не ответила.

— Я тоже буду помнить, — подумал Ришелье, кидая змеиный взгляд на гордую молодую женщину.

Мы знаем по истории, как кардинал Ришелье сдержал обещание, данное епископом Люсонским.

По приказанию короля замаскированная дама была перенесена в заведение мэтра Гогелю.

Гугенотам по какому-то странному стечению обстоятельств не удалось довести до конца их ловкий замысел; но королевские войска не смогли захватить ни одного пленника — в руках у них были только трупы.

Тотчас по отъезде короля герцогиня де Роган вошла к себе в комнату, куда капитан Ватан отнес молодую женщину в обмороке.

Тут были де Лектур, граф дю Люк, Клер-де-Люнь и сержант Ла Прери.

Граф напрасно старался сдержать волнение. Сердце подсказывало ему, кто была женщина, жертвовавшая собою для его спасения и так храбро дравшаяся!

В ту минуту, как мадам де Роган уходила с балкона, молодая женщина стала приходить в чувство.

Герцогиня холодно подошла к Оливье, почтительно и низко поклонившемуся ей.

— Граф дю Люк де Мовер, — высокомерно произнесла она, — вы можете засвидетельствовать герцогу де Рогану, моему супругу, что я точно выполнила все его приказания. Этот замок был надежным кровом для вас, но дальнейшее ваше пребывание здесь может вас погубить. Через два часа у всех выходов будут стоять караулы. Лошади оседланы, на станциях вы найдете свежих; поезжайте, не теряя ни минуты.

— Я уеду, если так нужно, герцогиня, но прошу вас дать мне несколько секунд выразить свою благодарность той особе, которая так великодушно спасла меня.

— Разве вы не узнали ее? — спросила она.

— О! Разумеется, узнал, герцогиня! — вскричал он с чувством. — Сердце подсказало мне, что это Жанна.

Молодая женщина встрепенулась, как под влиянием электрического тока, и быстрым движением сняла маску с бледного, заплаканного личика.

— А! На этот раз вы не ошиблись? — сказала она с иронией.

— О, Жанна! Жанна! — воскликнул он. — Вы плачете! Вы наконец прощаете меня?

Молодая женщина ничего не ответила; она закрыла лицо руками и зарыдала.

— Жанна! Ради самого Бога! Эти слезы… не я ли причина их… наша любовь…

Она подняла голову и, презрительно взглянув на него, с горечью произнесла:

— Я плачу о моей прошлой любви и настоящем бесчестье! Прощайте, милостивый государь… Я вас больше не знаю…

Она повернулась и медленно вышла из комнаты.

— О, какой же я несчастный! — пробормотал в отчаянии граф дю Люк.

Пять минут спустя граф, увлеченный друзьями, покинул замок Сюлли, который по приказанию герцога де Люиня был тотчас же осажден королевскими войсками.

Но гугенотов в нем уже не было.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. Диана де Сент-Ирем

ГЛАВА I. Как неприятно бывало иногда завтракать у банщика Дубль-Эпе

Пятнадцатого мая 1621 года, пять месяцев спустя после событий, описанных нами во второй части этого романа, когда часы на Самаритянке с обычным шумом пробили половину пятого утра, какой-то человек, плотно закутанный в толстый плащ и в надвинутой на глаза шляпе, пробирался с улицы Дофина на площадь перед коллежем Сен-Дени. Остановившись на минуту на углу улицы и внимательно осмотревшись вокруг, он опять пошел дальше скорыми шагами по направлению к Новому мосту, где в то время не было ни души.

— Черт бы побрал человека, который не умеет быть аккуратным! — пробормотал он сквозь зубы. — Долго ли еще он заставит меня здесь дожидаться?

Говоря так, незнакомец остановился у Бронзового Коня, постоял несколько минут неподвижно и затем опять стал оглядываться.

Это был тот неоцененный час, проходящий с быстротой молнии, во время которого все спит в Париже, действительно или только притворно.

Глубокая тишина царила над этим спящим Вавилоном, прерываемая время от времени какими-то странными, глухими, неизвестно откуда доносящимися звуками.

С того места, где стоял незнакомец, открывалась прелестная панорама.

Сумерки постепенно исчезали при появлении белеющей зари, чтобы уступить место наступающему утру. Величественное, блестящее солнце, окруженное волнами пурпурового и золотистого света, медленно выплывало из-за зеленеющих холмов Медона и Сюрена, бросая во все стороны свои золотые лучи. Небо было голубое и безоблачное. Легкий туман спустился над рекой и как бы набросил серое покрывало на стоявшие на берегу статуи.

Незнакомец, не будучи, по-видимому, в душе поэтом, вместо того чтобы наслаждаться природой и поддаться очарованию этой величественной картины, топал от нетерпения ногой, продолжая ворчать сквозь зубы, и беспрестанно теребил резную рукоятку своей длинной рапиры, которая щегольски приподнимала край его плаща.

Бронзовый колокол на колодце пробил три раза.

— Провались он к черту! — вскричал незнакомец. — Уже без четверти пять; еще, пожалуй, этот достопочтенный человек был так глуп и неловок, что попался молодцам Дефонкти. Это становится уже невыносимым. Я подожду до пяти часов, но если он и к этому времени не придет, так мы увидим…

С отчаяния он принялся рассматривать окружавшие его предметы.

В эту минуту Новый мост был пуст не больше, чем некоторое время тому назад.

По направлению к нему со стороны Рыночного моста и улицы Дофина стекалось множество народа всякого звания и состояния: были тут и всадники, и пешеходы, и купцы, и мелкие чиновники, и солдаты, отправлявшиеся на ученье; можно было даже встретить несколько тщательно закрытых носилок, в которых, вероятно, сидели какие-нибудь красавицы, возвращавшиеся домой.

Словом, Новый мост принял обычный оживленный вид.