Перерождение: Эффект Массы - Ирина Лерх

Видать, в этот раз Найлус не ошибся, так как такси высадило нас у знакомого дома. Патрульная двойка СБЦ круглыми глазами наблюдала, как растрепанные, в разноцветной крови, мы вывалились из кара, посетовали на угробленный алкоголь и буйных отморозков в Нижнем Городе, убрали оружие и потопали к ближайшему магазину. Найлуса тут знали, и к нам не приставали, но какими глазами смотрели вслед!

По дороге в квартиру мы чуть не разбили один ящик, но Гаррус вовремя подставил колено, чуть пошатнувшись. Заблокировав двери, мы оккупировали диванчик и… понеслось. Алкоголь крепчал, разговор ни о чем плавно перешел на воспоминания. Истории постепенно становились все искреннее, вспоминалось глубоко личное, до сих пор берущее за душу. Своеобразная исповедь тем, кто может понять. Мы просто изливали душу, рассказывая то, от чего болело сердце. Эмоции давили на мозг, отдаваясь резонансом. Я рассказала о своих перерождениях. Некоторых из них. Как, например, перерождение в мохнатой помеси кошки и хомяка метр в высоту. Парни ржали, когда я жаловалась, как подцепила местный аналог блох в болоте и рассказывала, как их выводила из густой шерсти. А я посмеялась, когда Гаррус рассказывал истории с учебки. Про заминированные позиции при отходе, на котором условно подорвался второй отряд, а инструктор отправил его в больницу с переломанными ребрами. Про самовольную смену позиции, когда он отрабатывал роль снайпера и выкосил оба атакующих отряда, и снова попал в больничку за творческое переосмысливание приказа. Найлус рассказал, как впервые нарушил приказ еще в учебке, но в больницу попал инструктор со сломанной рукой и тройным переломом ноги. Поржали. А потом я начала рассказывать о своем обучении в Академке. Про хохмы менталистов и ужасы их работы, про последствия, про то, что можно при должной фантазии сделать из разумного существа, и сколько это потребует сил и времени. Про ментальное и энергетическое истощение, от которого элементарно можно впасть в кому, из которой уже не выйти без посторонней помощи, и сгореть до состояния иссохшей мумии. Турианцы впечатлились и спросили о том, как помочь в случае такого. Я рассказала все, что знала. О прямой и косвенной передаче энергии, о ментальных "шторках", от которых проблем порой больше, чем пользы. Особенно, когда они падают, и разум идет вразнос. Рассказала, как происходит регенерация естественным образом во время сна, еды или секса. Описала, что такое канал энергетической подпитки и как его создать, показав уже установленный и работающий на Найлусе…, а сам Найлус рассказывал о службе в статусе Спектра, об особенностях разных видов, о традициях и обычаях своего народа. Гаррус описал пару занятных обрядов и праздников, распространенных в родном мире. В общем, было… познавательно.

К концу последнего ящика вспомнили про щиты. Гаррус пожаловался, что Найлусу я уже поставила, а про него забыла… А скоро Вермайр. И лететь всего пять дней.

Кому из нас пришла в голову гениальная в своей маразматичности мысль заняться щитами сейчас? Не знаю. Не помню. Но факт остается фактом. Последнее связное воспоминание — яркие голубые расфокусировавшиеся глаза, картина искалеченного разума с великим множеством самонаведенных закладок… и глупый разговор:

— Гаррус, а у тебя мозги в закладках.

— Откуда? — удивился он.

— Сам наставил, болван! Снимать?

Буквально мгновение на обдумывание и решительный ответ заплетающимся языком:

— Снимай!

Дальше — сумбурная мешанина обрывков работы: расправляющая вуаль на ядре, поднимающийся первый щит, прорастающий Лабиринт на ядре личности, надежно укрывающий от поверхностного сканирования и силовой атаки, крепнущая вторая и третья вуаль, поднимающиеся опоры природного щита, истончающиеся и рассыпающиеся тяжи самопроизвольных закладок, рассасывающиеся стопоры на эмоциональной сфере и захлестывающий нас всех вал мощных, противоречивых, когда-то сознательно подавленных эмоций и чувств…

Разум медленно выплывал из сна и легкого похмелья. Первые звуки, которые я услышала и осознала: тихое биение чужого сердца под моей головой и размеренное ровное дыхание с едва слышным помуркиванием на выдохе.

Сонная хмарь выветрилась, и я, наконец, открыла глаза, постепенно осознавая ситуацию. Под щекой — горячие и твердые пластины, тепло тела, прижимающегося ко мне со спины и спокойное дыхание в район лопаток.

Оп-па… Какое доброе утро…

Я лежала на груди Гарруса, удобно устроив голову на твердых, но гладких пластинах естественной брони, обхватив его левой рукой за плечо и закинув ногу на бедра. Мне в спину чуть выше лопаток довольно сопел Найлус, обняв тяжелой сильной рукой за плечи и прижимаясь всем телом. И он явно не спал.

Прислушалась к телу. Было или не было? Приятная истома ясно дала понять — было! И было хорошо.

А самое обидное, что я… ПОЧТИ НИЧЕГО НЕ ПОМНЮ!

Размеренное дыхание сбилось, сердце застучало быстрее, а Найлус фыркнул смешком в лопатки.

— Я это сказала вслух? — тихо спросила я, и не собираясь шевелиться.

— Да. — сильная рука подгребла меня поближе.

Ой-ой, какие эмоции… Гаррус проснулся и осознал услышанную фразу.

— Совсем ничего не помнишь? — тихий вибрирующий голос, полный опаски и какой-то глухой тоски.

Я осторожно приподнялась, опираясь рукой о крепкие пластины естественной брони. Гаррус смотрел на меня пристально, словно что-то пытался найти и… боялся, что поиски увенчаются успехом.

Зря ищешь! То, что я весьма смутно помню сам процесс, это ж не значит, что я против… и от осознания ситуации буду сейчас биться в истерике, закатывать глазки и вести себя как малолетняя истеричная малахольная дура. Ой-ой… ужасть-то какая… подумать только… провела ночь с двумя мужчинами, ради которых я готова эту реальность раком поставить и наизнанку вывернуть! Эх, Гаррус… плохо ты меня еще знаешь. Найлус вон сходу понял. Лежит и получает удовольствие, с каким-то академическим интересом прислушиваясь к буре эмоций. Эмпат начинающий…

Вытянув руку я осторожно коснулась жесткой скулы. Теплый твердый хитин, чуть шероховатый на ощупь. Голубые глаза удивленно моргнули. Гаррус смотрел на меня, словно впервые увидел. Пальцы соскользнули по судорожно дернувшейся мандибуле на открытую кожу золотисто-кофейного цвета. Мягкая, бархатистая, слегка бугристая. И очень горячая. Удивление в глазах медленно истаивало, на какое-то мгновение промелькнуло облегчение и радость.

— Что-то помню. — мурлыкнула я, с интересом разглядывая выразительное лицо. — Последнее, что сохранилось в памяти… — воспоминания послушно развернулись перед мои внутренним взором, во всей красе показывая… — Как я ставила тебе щиты… и… снимала… закладки… — глухо сказала я, чувствуя, как от ужаса волосы встают дыбом по всему телу.