Так было - Анастас Микоян

Ставя меня об этом в известность, Сталин сообщал, что дело конченое, возвращаться назад нет смысла, и предложил мне немедленно выехать в Москву.

Первый и последний раз в моей жизни я так резко и упорно реагировал на вопрос, который касался моего личного назначения на работу. Чем объяснить такой крутой мой отказ?

Я застал край разобщенным, раздираемым противоречиями как внутри областей, национальных республик, так и между ними. В первые годы фактически велась гражданская война казачества против Советской власти. Кроме того, шла вражда между горцами и казаками, шел спор между нациями: ингушами и осетинами, кабардинцами и другими. К 1926 г. удалось объединить край в политическом отношении, добиться консолидации партийных организаций, единства руководства партийными организациями, привлечь казачество и других трудящихся к Советской власти. Произошло упрочение советского строя, оживилась экономическая жизнь края, быстрыми темпами шло восстановление сельского хозяйства, была восстановлена промышленность, край богател.

В крае к тому времени были подобраны опытные хозяйственные руководители: Одинцов — по сельскому хозяйству, Иванов — по промышленности, Шатов — в Госбанке, Постников — во главе путей сообщения, Косиор Иосиф — в нефтяной промышленности в Грозном, командование армией — Уборевич, председателем ЧК Евдокимов, члены Военного совета — Володин, Позерн — большевики из Ленинграда, Колотилов — большевик из Иванова. Все это были крупные деятели, которые потом поднялись на всесоюзные посты. Я был уверен в своих силах, успехе, видел, что дела идут хорошо, был увлечен своим делом. Были еще трудности, но они были естественны и преодолимы.

Переход же на новую работу, особенно в Наркомат торговли, меня пугал, потому что там была другая работа, не похожая на эту. Здесь меня сопровождала удача, она была закреплена, а там могла быть и неудача. Речь шла не о личной неудаче, а о том, что я мог провалить дело и не справиться с возложенными на меня обязанностями, потерять в глазах товарищей то уважение и доверие, которыми до сих пор пользовался. Главное — я боялся, что провалю дело, подведу партию. Это не было просто скромностью. Нет, я действительно очень искренне был против неправильного, с моей точки зрения, назначения меня на пост наркома торговли. Даже после того, как Пленум ЦК утвердил мое назначение, когда вышло решение Политбюро, я продолжал упорствовать. Тогда Сталин прислал короткую телеграмму: «Приезжай». А «Правда» опубликовала указ о моем назначении. Я поехал все же с надеждой, что можно еще договориться и отменить решение Политбюро.

Мы разговаривали со Сталиным обстоятельно. Он поколебал меня своими аргументами, и я перестал возражать уже не только потому, что дальнейшее неподчинение было бы нарушением всех норм партийной дисциплины. Мы со Сталиным были уже на «ты» и дальше всю жизнь были на «ты», так же как с Орджоникидзе, Бухариным, Ворошиловым, Молотовым, Кировым.

Сталин сказал: «Новое дело — трудное, это правильно. Но скажи, вот Каменев работает. Чем и как он может лучше вести дело? Ничем. Почему? Потому что во многих вопросах внутренней экономической политики Каменев не разбирается, работает поверхностно, ничего не знает о заготовках, плохо разбирается в сельском хозяйстве и других вопросах, которые сегодня являются центром политики. А в этих вопросах ты много развит. В этом деле ты будешь сильнее Каменева. То, чего нет у Каменева, есть у тебя: это экономические вопросы заготовки, торговля, кооперация.

Нельзя также утверждать, — продолжал Сталин, — что мы знаем о работе наркомата меньше, чем ты. Дела там обстоят лучше, чем ты думаешь. Да, внешняя торговля пока играет малую роль. Но во внешней торговле Каменев также не понимает и не имеет опыта. А в наркомате есть опытные работники по внешней торговле, такие, как Стомоняков, Шлейфер, Кауфман, Лобачев, Чернов, по внутренней торговле — Эйсмонт, Вейцер, Залкинд. Они могут поднять любой наркомат и хотят работать с тобой. При наличии таких специалистов ты будешь иметь полную возможность присмотреться к работе, а затем уже уверенно приступить к делу. Поэтому нет оснований сомневаться, тем более что мы будем поддерживать тебя во всем. Не думаешь же ты, что мы хотим твоего провала и допустим такой провал?

Потом, ты недооцениваешь своих знаний и способностей. Ты хорошо знаешь работу кооперации, как потребительской, так и сельскохозяйственной. Ростовская потребкооперация славится как хорошая, и во всем крае она этим отличается. Ведь недавно была брошюра Дейчмана с твоим предисловием, которое так расхваливал Зиновьев, где хорошо и подробно рассказывается о работе потребкооперации в Северо-Кавказском крае. Ты хорошо знаешь, наконец, заготовку хлеба и других продуктов в крае. Этот край в отношении хлеба один из величайших. Так что в области внутренней торговли у тебя опыта больше, чем у Каменева, который не имеет ни опыта, ни представления об этой работе. Впрочем, Каменев вел мало практической работы в наркомате — он больше был занят своей политической оппозиционной деятельностью, а ты будешь работать по-настоящему и дело пойдет.

Наконец, — сказал Сталин, — Каменев перешел в оппозицию. Известно, что он не пользуется поддержкой ЦК. Работники не будут вокруг него объединяться и не будут с внутренним доверием работать с ним, как с тобой, которому ЦК оказывает полное доверие. Не случайно сам Каменев об этом пишет в своем письме в ЦК. Наконец, будут трудности — ЦК поможет всегда».

Вот этими аргументами Сталин несколько поколебал меня, хотя опасения остались. Но беседа со Сталиным меня подбодрила. К тому же я исчерпал все допустимые партийными нормами возможности добиться отмены этого решения.

В связи с моим отъездом в Москву надо было вместо меня назначить секретаря Северо-Кавказского крайкома партии. Неожиданно по предложению Сталина было принято решение о назначении Серго Орджоникидзе с освобождением его с поста секретаря Закавказского крайкома партии. В беседе со Сталиным я стал возражать против этого назначения, так как знал, что Серго выше меня во всех отношениях: и по партийному стажу, и по опыту руководящей работы, и по авторитету в партии. Теперь же получалось так, что меня назначают на более ответственную работу, а Серго — вместо меня. Впечатление получалось такое, что как работник я расцениваюсь вроде бы выше, что было совершенно неверно и, наверное, обидно для Серго. Меня это очень обескуражило. Я уговаривал Сталина не делать этого. «К тому же, — говорил я, — в политическом отношении должность секретаря Закавказского крайкома более ответственная, чем Северо-Кавказского крайкома партии».