Белладонна - Карен Молинэ

Последнее выразительное замечание повисает в воздухе, как поцелуй под омелой.

— Если вы согласитесь сотрудничать с нами, джентльмены, я даю слово, что вам разрешат покинуть этот дом целыми и невредимыми, в том же виде, в каком вы сюда вошли. Если же предпочтете выйти из игры, дело примет совсем другой оборот. Разрешите мне освежить вашу память. Первая из фотографий, которые вы только что видели, появится на публике завтра утром. — Он радостно улыбается, губы кривятся под маской.

— А теперь мы побеседуем наедине с каждым из вас, и надеюсь, вы окажете мне честь и станете сотрудничать. Если вы будете сговорчивыми, процесс собеседования пройдет быстро и безболезненно. В противном же случае… — Он пожимает плечами. Улыбка становится проникновеннее.

Внезапно в комнате гаснет свет, а на всякий случай мы еще и опускаем их капюшоны. Изысканная деталь, не правда ли?

Мы оставляем их сидеть и медленно поджариваться, просто чтобы у них стало тяжелее на душе. Потом первого из них бесцеремонно взваливают на плечо и относят в небольшую комнату чуть дальше по коридору, где его ждем мы с включенным магнитофоном. Там его опять привязывают к стулу, снимают капюшон, вынимают кляп. Он жмурится, потом вздрагивает. Перед ним стоят точные копии его самого — монахи в рясах. И они не улыбаются. В отличие от Притча, который выделяется среди них.

— Кто вы такие? — спрашивает несчастный, пыжась в жалкой храбрости. — Чего вы хотите?

— Мы знаем, кто вы такой, Даффилд. Даффилд, — повторяет Притч. — Кольцо у вас немножко не такое, как у сэра Хореса Холливелла, не так ли?

— Вам это с рук не сойдет, — цедит он.

— Что не сойдет, милый Даффилд? Или предпочитаете, чтобы вас называли сэром Хоресом? Как называет вас дорогая супруга Люсинда? И любящие дети Аманда и Кристофер — как они вас называют? Даффилдом или дорогим папочкой? А ваши коллеги, полагаю, величают вас С.К. Вы ведь советник королевы, подумать только! Давний член Клуба. Да, подумать только! Но с одним из Даффилдов некогда вышли неприятности. Помните? В 1787 году. Он вам не родственник? Или вы просто унаследовали его имя?

Сэр Хорес ничего не отвечает. Онемел от страха.

— В наказание за снятую маску ослушника навеки исключают из Клуба. Такая доля страшнее смерти, — ровным голосом продолжает Притч. Он слушал кассету с записью сэра Патти столько раз, что выучил ее наизусть. — Верно?

Сэр Хорес медленно кивает.

— Но мы все-таки возложили на себя эту приятную задачу, — продолжает Притч, делая знак сумрачным фигурам у себя за спиной. — Правила больше не действуют. С Клубом покончено. Навсегда. Какой позор — столь чудесные тайные собрания прекращаются таким бесцеремонным образом. Столько очаровательных женщин! Трепетная дрожь общения, зашифрованные письма, тайные встречи. И торги. О, какие были торги! Отменяются навеки. Прекращены людьми, облаченными в такие же маски, как и вы. Неизвестными. Непознаваемыми.

Он стоит так близко к сэру Хоресу, что тот видит, как на шее у тюремщика пульсирует синеватая жилка.

— Вы готовы к смерти?

Молчание.

— Готовы? — Он подает знак, сумрачные фигуры подходят ближе к сэру Хоресу, и тот кричит от невыносимой боли.

Жаль, что стены в этом доме очень толстые. Остальные члены Клуба не могут слышать его пронзительных криков.

— Мы не желаем вам смерти, — говорит Притч, спокойно прихлебывая чай. — Во всяком случае, не сейчас. Не раньше, чем вы предстанете перед публикой и расскажете нам все, что мы хотим.

— Но почему я? — шепчет сэр Хорес, перестав стонать.

— Такие, как вы, всегда спрашивают: «Почему я?», верно? — голос Притча дрожит от гнева. — Можно подумать, вы ни в чем не виноваты. Можно подумать, мы выбрали вас и всех остальных без всякой на то причины. Глупец. Все кончено. Понимаете? Клуб закрылся. Но с вами мы еще не покончили. Нет, уважаемый, ни с вами, ни с вам подобными. Вы от нас не ускользнете, как не могли ускользнуть женщины, которых вы продавали с аукциона.

— Чего вы хотите? — спрашивает сэр Хорес.

— Громче, — откликается Притч. — Не слышу.

— Чего вы хотите? — повторяет тот, в его голосе звенит ужас. — Чего вы хотите?

— Восьмого, — отвечает Притч. — Здесь вас только семеро. Что касается Хенли, Мортона, Томпсона и Таккера, нам известно, что они уже предстали перед высшим аукционистом, который ожидает их в аду. И Уилкса, конечно, тоже. Прошу прощения. Я хотел сказать — сэра Паттерсона Крессвелла. Где же восьмой? Бейтс. Где Бейтс? Он мертв?

Он блефует. Наш Притч — истинный профессионал. Мы еще не знаем, который из них — Его Светлость. И не узнаем, пока люди Притча не доставят Белладонне магнитофонные записи допросов каждого из них. Она ждет этих кассет, вместе с ней ждем и мы с Маттео.

Нам нужно услышать звук их голосов.

Просто у Притча вдруг возникло предчувствие, что Его Светлость — именно восьмой. Тот, кого здесь нет. Тот, кого зовут Бейтс. Поймать его так, как остальных, — это было бы слишком легко, даже после наших приготовлений. Он очень хитер. И уже девять лет, с тех пор, как она сбежала, он ждет, когда с него сорвут маску.

— Не знаю, — говорит сэр Хорес. Имя Бейтса напугало его еще сильнее, чем весь наш спектакль, хотя кажется, что сильнее уже некуда. — Не знаю.

— Знаете, — возражает Притч. — Либо вы скажете нам, либо проведете остаток своих дней в мучительной боли и унижении.

Когда сэр Хорес устает кричать, Притч снова приступает к расспросам.

— Не могу вам сказать, — произносит сэр Хорес после бесконечно долгого молчания.

— Почему же? С какой стати вы его защищаете?

По спине Притча пробегает дрожь возбуждения. Теперь он знает. Знает наверняка, что нам нужен Бейтс. Наверное, Бейтс каким-то образом шантажировал их, чтобы добиться молчания. «Чем же? — лихорадочно спрашивает себя Притч. — Чем он купил их молчание?»

Пленкой, вот чем. То самое хитроумное приспособление в маленькой комнате, которое я, смутно помнится, однажды упоминал. Его Светлость наверняка заснял на пленку всех своих гостей, кто проводил время с ней. Неудивительно, что он был так доволен своим креслом и маленьким окошечком в стене, теми давними днями, когда она лежала, прикованная к стене, а его голос звучал у нее в ушах, приказывал, что делать с гостями. Со всеми членами Клуба.

Проклятье. Притчу нужно время, чтобы перестроиться. Он передает сэра Хореса на попечение коллег, зная, что извлек из него все, что возможно. С каждым из них произойдет точно такой же разговор, если только они не скажут, где найти Бейтса.

Кроме того, вряд ли вы захотите, чтобы я пересказывал вам подробности беседы с каждым из членов Клуба. А не то вы станете такими же садистами, как они.

Нет, они скорее пойдут на риск показаться публике в виде зернистых групповых фотографий, чем посмеют навлечь на себя гнев Бейтса. Иначе он опубликует куда более опасные снимки.

Что ж, поживем — увидим.

За дело берутся наемные работники. Ночь будет долгой. Надо напечатать тысячи копий первой фотографии, заплатить сотням людей, который будут их распространять.

Богатые, как я уже говорил, ничего не смыслят в деньгах. Зато те же деньги творят чудеса, если вам нужно нанять бедняков для серьезной работы.

Вы наверняка помните, какой начался фурор, когда появились первые фотографии. Даже американские газеты написали о таинственных снимках, наводнивших Англию. Кто они такие, эти члены Клуба? Кто взял на себя труд организовать столь хитроумную интригу?

Выяснить, что же все это значит, — это, пожалуй, даже интереснее, чем провести ночь в клубе «Белладонна». Если, конечно, вы не один из семерых монахов, глядящих в камеру с непонятным выражением в глазах.

Кто они такие? Зачем они здесь?

Вся Англия гудит от нетерпения. Кроме нас. Мы ждем.

Когда мир увидел без масок пятерых из семи монахов, в конторе у Притча зазвонил телефон.

— Слушаю. — Трубку снял один из ассистентов.

— Можно поговорить с мистером Стрижом?

— Кто его спрашивает? — интересуется ассистент.

— Арундел Гибсон.

Итак, свершилось. Вот он, достопочтенный сын. Великолепно. Найди у них слабое место, учил Леандро. Найди слабое место и бей прямо в него.

— Не вешайте трубку. — Ассистент спешит к Притчу и докладывает о звонке. Глаза Притча вспыхивают, как подбитые бриллиантами каблуки Белладонны, когда она идет от столика к столику у себя в клубе, неторопливо обмахиваясь веером.

— Мистер Гибсон, — говорит Притч, слегка понизив голос. — Как я понимаю, произошла катастрофа.

— Да. Помоги мне, Господи, да, катастрофа! — Голос Арундела звенит, как натянутая струна. От волнения он даже не понимает, что говорит не со Стрижами. — Мне нужно как можно скорее встретиться с вами. Безотлагательно.