Рыцарь короля - Сэмюэл Шеллабарджер

— Говоря попросту, вот что. Я разделяю совестливость герцога Бурбонского. Если, например, ваша цель — не захват короля в плен, а его убийство, то я не буду иметь с этим ничего общего. Заманить человека в ловушку — вполне допустимая военная хитрость. Но кинжалом в спину я его бить не стану.

По какой-то непонятной причине у де Норвиля появилось довольное выражение, как у игрока, совершенно точно разыгравшего свою карту.

— Я ведь уже заверил вас на сей счет.

— Тогда пока все в порядке… Как вы собираетесь это сделать?

Он подробно описал свой план.

Дней через семь — десять он рассчитывает при содействии миледи Руссель побудить короля посетить его замок в Форе — от Лиона туда всего один день езды. Там многое могло бы заинтересовать государя: замок, который де Норвиль считает самым очаровательным созданием архитектуры, какое можно найти по эту сторону Альп, за пределами Италии, великолепная охота и более всего — то, что хозяйкой замка будет Анна.

Король, без сомнения, отправится в такую поездку инкогнито, он вообще не склонен таскать за собой многочисленную охрану. В нужный момент в дело вступит отборная группа сторонников герцога.

Де Норвиль улыбнулся:

— Это будет необычный медовый месяц…

— Медовый месяц?..

— Ну да, вы же читали письмо брата. И я уверен, что король Франции не менее благосклонно отнесется к нашему браку, чем король Англии. Он даже намекнул мне, что соизволил бы присутствовать на церемонии.

— А почему он должен желать нашего брака?

Де Норвиль пожал плечами.

— Молодая жена больше прельщает его… Один из его капризов.

Длинные рукава плаща скрыли стиснутые кулаки Анны. Привычка к дисциплине помогла ей сохранить невозмутимое выражение лица. Шахматная партия достигла критического момента. Жан де Норвиль — не единственный знатный честолюбец, согласный торговать женой, как проституткой, ради удовлетворения своих амбиций70. Разве её родной брат не стоит рядом с ним?.. Мерзкое ощущение бесчестья обволакивало её, словно зловонное дыхание.

— Отложим это дело на некоторое время, — сказала она.

— Отложим? Но почему?

— Потому что, по-моему, брак необязателен для нашей цели. Вы можете приставить ко мне компаньонку у себя в доме. Если король согласится поехать к вам, если он найдет меня привлекательной, то не станет сдерживаться из-за того, что я незамужем.

— Но опять-таки — к чему откладывать?

Она подняла брови:

— Ах, мсье де Норвиль, могу ли я быть так же откровенна, как и вы?

— Я прошу вас об этом, мадемуазель.

— Ну, тогда, будучи, как вы заметили, светскими людьми, мы можем отложить в сторону сантименты и рассматривать наш брак с точки зрения выгоды — не только вашей, но и моей. Попросту говоря, господин жених мой, я не доверяю вам за тем пределом, где кончается ваша выгода.

К чести де Норвиля, он не оскорбился. Напротив, в его глазах блеснуло одобрение:

— Какая проницательная дама!

— И я не намерена, — продолжала Анна, — вверяться вам, пока не смогу немного яснее рассмотреть будущее. Пусть исполнятся все эти ваши планы. Пусть Англия, Империя и герцог зажмут Францию в тиски. Вы получите свое герцогство. У моего брата появится свободное время, чтобы выступить посаженным отцом на нашей свадьбе. Вот тогда, если это ещё будет представляться выгодным, мы и поженимся…

Ей удалось улыбнуться:

— Как видите, я предпочитаю не столь необычный медовый месяц.

— Король мог бы настаивать, — намекнул он, — чтобы я вынудил вас…

— Это было бы неразумно, сударь, если вы действительно хотите, чтобы я содействовала вам в ваших планах.

— Так-то вы повинуетесь сэру Джону, так-то вы служите Англии?

— Я полагаю, что так я служу Англии ещё лучше.

К её удивлению, он выразил ещё более сильное одобрение:

— Черт побери, миледи, да мы просто созданы друг для друга! Признаюсь, что, если не считать вашей красоты, я рассматривал наш брак в основном как подходящий союз. Но, клянусь честью, я люблю вас за ваше благоразумие и хладнокровный ум. Вот моя выгода, которая никогда не кончится. Но — да будет так, давайте отложим, раз вы хотите.

Она сделала реверанс:

— Благодарю вас, сударь… А теперь, если вы меня любите, сделайте мне небольшое одолжение.

— Вам нужно лишь попросить…

— Это пустяк для человека с вашим влиянием… Устройте так, чтобы господина де Лальера освободили.

Он был совершенно поражен:

— О-о! Значит, он все-таки ваш любовник… как я и предполагал. Вам не стоит беспокоиться, признавая это. Почему бы вам было не развлечься по дороге в Женеву? А может быть, здесь замешана политика… Во всяком случае, я ему завидую.

Она снова стиснула кулаки, и снова лицо её осталось непроницаемым:

— О, завидовать не стоит. Я не беспокоюсь, как вы сказали, и говорю откровенно. Однако он был вежлив и галантен. Он воображал, что я ему друг. Если бы я могла помочь делу как-то иначе, то не поставила бы его в это неприятное положение… Короче говоря, он — на моей совести. Так что сделайте мне такое одолжение.

Она не могла бы сказать, обдумывал ли де Норвиль её просьбу на самом деле или только делал вид. Мимикой и жестами он изобразил раздумье: поджал губы, потеребил подбородок и нахмурился.

Но в конце концов произнес:

— Миледи, к большому огорчению, должен вам отказать. Прежде всего, если бы я и захотел, то не смог бы вырвать его из когтей короля. Какое оправдание я могу представить после обвинений, которые, как вы слышали, я изложил сегодня?

Она небрежно вставила:

— Обвинения, конечно, фальшивые?

— Естественно. И это подводит меня к главной причине. Я де Лальеру не друг, но не стал бы так беспокоиться, чтобы обвинить его просто ради удовольствия. Тактика, которую мы обсуждали, требует его формального признания, чтобы поддержать обвинения против де Воля, Баярда и некоторых других. И это признание будет сделано.

— Вы так думаете?

— Я в этом уверен. По общему мнению, пыточный мастер в Пьер-Сизе — настоящий артист.

Она сделала ещё один промах:

— Золото — ключ к большинству тюрем… Сударь, если вы окажете мне эту услугу, то я соглашусь…

Она вовремя спохватилась. Из всех напрасных жертв самые напрасные — те, которые приносятся дьяволу.

— Согласитесь? — нетерпеливо переспросил он, испытующе глядя ей прямо в глаза. — На что согласитесь, мадемуазель?

— Соглашусь отдать вам вот это, — вышла она из положения, вытаскивая из-за лифа розу Тюдоров на цепочке. — Это стоит не менее двухсот турских ливров. Ее можно продать или использовать, как вам угодно.

Он улыбнулся, повертел в пальцах медаль: