Отдел убийств: год на смертельных улицах - Дэвид Саймон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре пара десятков серебристых пустых банок качается на воде или валяется у металлического бока склада.
– Тост, – говорит Бимиллер.
– За Западный.
– Нет. За Джина.
– За Джина.
Они выпивают, и Моултер делает радио еще громче. Через несколько минут они замечают у ворот склада одинокий силуэт – возможно, сторожа.
Бимиллер видит его первым.
– Сержант, глянь.
Макларни поправляет очки на переносице. Сторож просто стоит и смотрит на них.
– Не парьтесь, – говорит Макларни. – Я все улажу.
Он берет непочатую банку – что-то вроде мирного подношения – и идет к воротам. Охранник, оперевшись на металлический поручень лестничной площадки, смотрит с нескрываемым презрением. Макларни улыбается с извиняющимся видом.
– Как жизнь? – спрашивает он.
Тот сплевывает.
– Вам, уродам, заняться нечем, кроме как тут шуметь? Вы себя кем возомнили?
Макларни смотрит на свои ботинки, потом – в лицо сторожу. Его голос – чуть громче шепота.
– Что-то мне подсказывает, – говорит он, – тебе не хочется спускаться и повторять мне это в лицо.
Сторож не двигается с места.
– Я так и думал.
– На хер иди, – отвечает сторож, уходя в ворота. – Я вызываю копов.
Макларни прогулочным шагом возвращается на пирс, где на него вопросительно смотрят остальные гуляки.
– Что сказал? – спрашивает Моултер.
Макларни пожимает плечами.
– Мы пришли к пониманию. Он вызывает полицию, а мы валим отсюда.
– Куда?
– Куда-нибудь недалеко.
– Калвертон?
– Калвертон.
Пиво быстро делят, и они рассаживаются по трем машинам. При звуке двигателей сторож выбегает обратно к воротам – записывать номера. Они мчатся по Клинтон-стрит с выключенными фарами – беглецы в собственном городе.
– Терри, может, нам лучше домой? – спрашивает молодой полицейский в машине Макларни. – Продолжим в таком духе – и нагрянет ОВД. Черт, нас еще такими темпами закроют.
Макларни отвечает презрительным взглядом.
– Никто никого не закроет, – говорит он, ведя свою «хонду сивик» по набережной Бостон-стрит. – Ты что, забыл, что ты в Балтиморе? В этом сраном городе никто никого не закрывает. Почему к нам должны относиться хуже, чем к другим преступникам?
Макларни смеется над собственной логикой, потом ускоряется к югу от Маленькой Италии и на запад – по пустому в раннее утро центру. На улицу уже вышли уборочные машины и доставщики газет, светофоры с зеленого и красного сменились на мигающий желтый. Напротив «Омни» на Файет одинокий бомж исследует содержимое мусорки.
– Четыре утра, Терри.
– Да, – смотрит на часы Макларни. – Так и есть.
– Ну и куда нас несет?
– Туда, где прячутся все преступники в розыске.
– В Западный?
– В Западный, – с ликованием подтверждает Макларни. – Там нас никогда не найдут.
Наступает пять утра, и в канаве на Калвертон-роуд лежит восемь-девять пустых полулитровых банок. Компания сократилась до четырех человек – остальные сбежали перед угрозой рассвета. Из собравшихся только Боб Бимиллер по-прежнему служит в этом районе. Макларни работает в отделе убийств в центре с того раза, как поймал пулю на Аруна-авеню; Моултера перевели в патруль Юго-Восточного. Но они снова вместе на Калвертон-роуд, потому что сейчас утро, сменившее ночь, когда городской суд присяжных поставил точку в деле Кэссиди. И даже после того, как их прогнали с пирса на Клинтон-стрит, они не могут пойти домой.
Макларни подкидывает в кучу еще одну пустую банку, она звенит среди своих сестер. Бимиллер берет с заднего сиденья новую и вручает Макларни, ерзающему на капоте машины.
– Итак, Винс, ну что, что думаешь-то? – спрашивает Макларни, отрывая язычок с банки. Через край по бокам бежит белая пена. Сержант матерится себе под нос и отряхивает руку.
Моултер неопределенно улыбается.
– О чем?
– О Джине.
О Джине. Столько бухла, столько болтовни, столько кочеваний по Балтимору, словно они какие-то цыгане на колесах, но Макларни все мало. Эта чертовщина так в нем и засела и требует с ней разобраться. Теперь Эпплтон-стрит – единственная полицейская байка, о которой стоит говорить, и она требует какой-то морали в конце.
Моултер пожимает плечами, глядя на бурьян и мусор в тупике Калвертон-роуд, на краю железнодорожной насыпи «Амтрак». Это место с давних пор излюбленный медвежий угол Второго сектора на Западе – запустелое местечко, где можно пить кофе и писать рапорты или раздавить упаковку из шести банок или, может, вздремнуть, если на утро надо выступить в суде.
Макларни поворачивается к Бимиллеру.
– А ты что думаешь?
– Что я думаю? – переспрашивает он.
– Да. Мы же победили ради него, да?
– Нет, – говорит Бимиллер. – Не победили.
Моултер согласно кивает.
– Ну я не в том смысле, – идет на попятный Макларни. – Я в том смысле, что мы добились вердикта. Джин должен быть доволен.
Бимиллер молчит; Моултер бросает пустую банку в заросли. С насыпи вдруг полыхает шумом и светом – по центральным путям идет городское метро. Поезд исчезает с долгим воплем гудка, очень напоминающим человеческий.
– Пиздец, да? – говорит через какое-то время Макларни.
– Да уж.
– В смысле, он же как бы военный герой, – продолжает Макларни. – Это война, а он – герой. Понимаете?
– Нет.
– Винс, ты-то понимаешь, о чем я говорю?
– А о чем ты говоришь?
– Я вам так скажу, – начинает Макларни, заходясь от гнева, – и я это уже говорил Джину. Я говорил, что он должен понять: его ранили не за Эпплтон-стрит. В жопу Эпплтон-стрит. В жопу. И Балтимор в жопу. Его ранили не за Балтимор.
– А за что его ранили?
– Расклад такой, – поясняет Макларни, – и я это уже говорил Джину. Я говорил, что в Америке идет война. Это, блять, война, понятно? И Джин – солдат, получивший боевое ранение. Он защищал страну и получил ранение. Как на любой другой ебаной войне.
Бимиллер закидывает пустую банку в кусты. Моултер потирает глаза.
– Я хочу сказать – забудьте про Балтимор, – Макларни уже совсем рассвирепел. – В этом городе пиздец и всегда будет пиздец, но это не норма. В жопу Балтимор. Джин служил в полиции Америки, и его ранили, и еще остались места, где его считают героем. Понимаете?
– Нет, – говорит Бимиллер. – Не особо.
Макларни постепенно сдувается, не в силах распалить в себе гнев без поддержки.
– Ну, Джин понимает, – говорит он тихо, уставившись куда-то над насыпью. – Вот что главное. Джин понимает – и я понимаю.
Когда рассвет окрашивает восточное небо красным, Макларни обходит машину. Ранняя рабочая смена открывает ворота муниципального гаража на Калвертон-роуд; через десять минут к тамошней заправке подъезжает грузовик ремонтников. Словно проснувшись от его шума, Бимиллер поднимает глаза и щурится в алкогольном угаре.
– Это
