След грифона - Сергей Максимов

– Фитина с этим человеком сюда, а сам пошел вон! Глаза бы мои на тебя не смотрели. Пошел на хер, – опять выругался Сталин.

Берия знал, что сейчас лучше всего молчать. Он круто повернулся и вышел из кабинета. В приемной при его появлении резко встали со своих мест уже знакомый нам начальник Разведывательного управления НКВД Павел Михайлович Фитин и охранник. Не так резко, но достаточно четко встал Суровцев. Да! Третьим человеком был Сергей Георгиевич Мирк-Суровцев. Берия пристально вглядывался в лица всех троих. Особенно долго он смотрел в глаза Суровцеву. Бывший белый генерал без труда выдерживал взгляд одного из самых опасных и страшных людей страны. Берии стало неприятно от этого взгляда. В последние годы он и думать забыл, что кто-то может так независимо смотреть ему в глаза. Это был взгляд офицера еще той, дореволюционной, армии. Сейчас в форме без знаков различия в нем все равно угадывался вояка старой закалки. Вспомнил взгляд Жукова. Было в этих взглядах что-то схожее. Он перевел глаза на охранника, который сопровождал Суровцева. Тот вытянулся перед наркомом еще больше. Он точно стал выше ростом. Берия посмотрел на пустую пистолетную кобуру охранника. Поморщился, точно проглотил что-то очень кислое. Оружие сдавалось кремлевской охране еще при входе. Большинство входящих даже и обыскивались. «Ну и что толку от такого охранника?» – подумал Берия. Несуразная ситуация становилась и вовсе абсурдной. На личный прием к первому человеку страны привезли бывшего арестанта, который в последние годы находился под постоянной охраной. Мало того, его, наркома внутренних дел, как мальчишку выставили за дверь. И теперь еще этот охранник с пустой кобурой, которому не место в приемной Сталина. Берия последними словами обругал ни в чем не повинного охранника. Из всей нецензурщины самым приличным оказалось то же, что только что сказал ему самому товарищ Сталин:

– Пошел на хер!

Побелевший как полотно охранник хотел сказать что-то о расписке, поскольку он отвечает головой за сопровождаемого, но умный Фитин сообразил быстрее:

– Отправляйтесь на Пречистенку. Я сам доставлю генерала обратно.

Суровцева впервые за последние десятилетия назвали генералом. Он невольно перевел взгляд с Берии на Фитина.

– Не понял, что ли? – заорал Берия на охранника.

Тот сломя голову бросился из приемной.

– После сразу ко мне, – сказал нарком Фитину и отправился вслед за охранником.

Наблюдавший всю сцену сидя помощник Сталина Поскребышев поднялся и вышел из-за стола. Он не встал при появлении Берии. Он, один из немногих в стране, обладал привилегией сидеть в присутствии наркома и не без собственного удовольствия позволял себе подобное поведение.

– Подожди, – властно сказал он Фитину и вошел в кабинет Сталина.

Надо сказать, что хамоватый Поскребышев ко всем обращался на ты. Исключение делалось только для Сталина и членов Политбюро. Отсутствовал он меньше минуты. Вышел обратно.

– Проходи, – кратко, точно конвоир, велел Поскребышев.

Сталин встретил пришедших с дымящейся трубкой в левой руке. Правую руку он чуть приподнял навстречу вошедшим людям, что Фитин безошибочно воспринял как приказ не тратить время на доклад. Подошел. Поочередно поздоровался за руку сначала с Фитиным, а затем с Суровцевым. Ладонь Суровцева задержал в своей чуть дольше.

– Мы с вами знакомы. Вы знаете это? – Он произнес эти слова с более сильным, чем обычно, кавказским акцентом.

Он вообще мастерски им пользовался, своим акцентом: то усиливая его, то почти полностью убирая, представал перед собеседником то гостеприимным хозяином, а то и безжалостным начальником. А вот свою знаменитую речь от 3 июля 1941 года с обращением к гражданам и гражданкам страны он прочитал почти полностью без акцента. Когда и как говорить, Сталин знал.

– Так точно, знакомы! – ответил Суровцев и не добавил общепринятое обращение «товарищ Сталин».

Он был предупрежден, что обращаться к Сталину, а также отвечать на его вопросы следует, всегда добавляя эти два слова. Но почему-то язык не повернулся. И он поступил правильно. Сталин отметил эту сдержанность Суровцева. Ему понравилось, что его прямой противник по Гражданской войне не спешил набиваться к нему в товарищи. Понравилось и то, что собеседник не стал уточнять детали знакомства. Сталин и сам не собирался никому рассказывать, что в его кремлевском кабинете находился бывший начальник штаба одной из белогвардейских армий.

– Присаживайтесь.

Фитин и Суровцев сели за длинный стол зеленого сукна. Суровцев в который раз за последние десятилетия отметил, что большевики почему-то в служебных кабинетах используют такие столы. До революции обитые зеленым сукном столы, как правило, использовались только для карточной игры. В Кремле, оказывается, те же шулерские привязанности. Суровцев не был поражен обликом Сталина. Повидавший на своем веку немало политических деятелей и вождей, он был далек от подобострастия. Как, впрочем, и от презрения к кому бы то ни было из сильных мира сего. В отличие от него Фитин заметно волновался.

– Вы можете что-то добавить к своей служебной записке? – спросил Фитина вождь.

Павел Михайлович встал. Раскрыл принесенную с собой папку. Начал докладывать:

– Товарищ Сталин, два дня назад через агента Кента, через третьи страны, получена шифровка из Германии. Генерал немецкого Генерального штаба, в дальнейшем именуемый Вальтер, пошел на контакт с нами. Вот буквальный его ответ: «Крестный передает привет крестнику. Интересуется здоровьем». По первому вопросу все. Разрешите перейти ко второму вопросу?

– Не будем спешить, товарищ Фитин, – мягко сказал Сталин.

Это был совершенно другой Сталин. Не тот, что только что отчитывал своего наркома внутренних дел. И опять кавказский акцент, создававший впечатление благожелательности. И вообще от занятого делами Сталина трудно было ожидать в такое время некой неторопливости и благожелательности. Но оба из предстоящих двух вопросов были крайне важны как для страны, так и для него лично. Важны эти вопросы не менее, а может так статься, что и более, чем катастрофическая обстановка на фронте. Особенно вопрос второй, от обсуждения которого Сталин пока просил Фитина воздержаться.

– Крестный, надо полагать, генерал Степанов – бывший царский генерал, а теперь гражданин США? – спросил, а точнее, озвучил факт Сталин. – А крестник – это вы, генерал? – спросил он Суровцева.

Второй раз меньше чем за полчаса названный генералом Суровцев ответил:

– Это мой агентурный псевдоним, известный только лично генералу Степанову.

– К Вальтеру мы обратились с такой формулировкой: «Знакомый вам лично. Почти родственник заслуженного генерала разыскивает своего дореволюционного покровителя», – заглянув в секретную папку, сделал уточнение Фитин.

– Хорошо, – затянувшись дымком из трубки, проговорил Сталин. – Из сказанного следует, что немецкий генерал Вальтер будет с нами сотрудничать. Но не явствует ли из этого и то, что мы имеем дело с двойным агентом? На американскую разведку Вальтер работает? Что вы думаете об этом?

– Скорее всего так оно и есть, – ответил Фитин.

– А каково ваше мнение, генерал? – опять использовал обращение «генерал» Сталин.

– Использование двойных и даже тройных агентов дело не новое, – все же вставая из-за стола, ответил Суровцев. – Но присутствие в этой схеме генерала Степанова придает русский вектор всей комбинации. Это очевидно. Потом, генерал Степанов всегда был слишком независим от начальства и способен вести свою игру. Хотя, говоря словами Библии, «как может человек за кого-то поручиться, когда не может поручиться за себя»? Я не виделся со Степановым больше двадцати лет.

– Мы тоже изучали Библию, товарищ Суровцев, – почти без акцента заметил Сталин. – Хорошо изучали. Вы ответили на шифровку, полученную от Вальтера через Кента?

– Пока нет, – доложил Фитин.

Суровцев едва сдерживался, чтоб не улыбнуться. Мало того что к нему обращались как к красному генералу, так сам могущественный хозяин великой страны назвал его «товарищем». «Чудны дела твои, Господи!» – только это и пришло на ум Сергею Георгиевичу.

– Ответьте Степанову через Кента и Вальтера. – Сталин взял из стаканчика, стоявшего на его столе, остро отточенный карандаш и протянул Фитину. – Записывайте, – сказал он после минутного раздумья, глядя при этом на Суровцева. – «Крестник был болен. Выздоровел. Занят любимым делом». Вот так мы ответим.

Хозяин кабинета выбил в большую хрустальную пепельницу трубку и стал набивать свежим табаком. Делал он это не спеша и достаточно долго. Мертвая тишина повисла вместе с табачным дымом в пространстве высокого кремлевского кабинета.

– Вы вот что мне скажите, генерал, – раскурил трубку Сталин. – Почему, по-вашему, Степанов снабжал органы сначала ВЧК, а затем ОГПУ информацией об антисоветских организациях? Почему занял такую позицию по отношению к Троцкому? Что это? Вам объяснили, что мы давно косвенно сотрудничаем со Степановым?