Кто следующий? Девятая директива - Брайан Гарфилд

Дважды Ломан заставил меня вспылить и потерять терпение. И оба раза — с помощью одной и той же гладкой фразы, взятой словно из выступления оратора на заседании студенческого общества: «Нет необходимости внушать себе, что держать Куо в поле зрения сейчас — наиглавнейшая и наисрочнейшая задача». В первый раз я молча растворил вырвавшийся в кровь адреналин хорошим глотком алкоголя, но во второй не утерпел: «Слушай, Ломан, пять дней и ночей я поддерживаю себя тем, что заталкиваю в кишки сухое печенье; спал за все время самое большее часов двенадцать; покрышки стер и поменял на новые, так что если ты думаешь, что наиглавнейшая и наисрочнейшая задача не терять эту монгольскую сволочь из виду требует дня меня какого-то дополнительного внушения, значит, в твоей башке что-то где-то съехало, понял?»

Ломан улыбнулся спокойной улыбкой и сказал, что теперь, наверное, я чувствую себя лучше. Вероятно, он был прав. Я бы, может, и не стал так задираться и цепляться к нему, если бы он не был так гладко выбрит — моя-то щетина в эти дни не видела ничего, кроме заводной жужжалки в машине.

Вечером шестого дня Куо и двое его телохранителей вскоре после семи вошли в «Лотос-бар» в Индокитайском квартале. Воспользовавшись предоставившейся возможностью, я вытянул ноги, машинально отметив про себя, что невдалеке остановился полицейский автомобиль и у дальнего выхода из бара замаячили двое. Все шло по наезженной, уже привычной колее: Куо в этот час всегда заходил куда-нибудь промочить горло, на что у него уходило в среднем полчаса, а потом отправлялся ужинать. На этот раз тридцать минут растянулись на сорок пять. В семь пятьдесят пять я сидел в полной готовности, начиная волноваться, а к восьми пятнадцати всерьез забеспокоился. В половине девятого я вылез из машины, пересек дорогу и вошел в бар. Его там не было.

Куо закопался. «Ушел под землю».

Глава 6

ПУСТО

Итак, я узнал его, изучил, жил с ним, чувствовал его, как чувствовал бы родного брата. И вот сейчас я его потерял. Страшно и нелепо. Он всегда был там, в маленьком круглом сокровенном мирке, открывающемся мне сквозь окуляры «юпитера 8х60». И вот там пусто.

Я продолжал работать до полуночи. Путь мой пролегал по всему городу: от «Лотос-бара» до здания «Резиданс Флораль», где он снимал квартиру; от «Тай-рум» на Плаце, где он всегда заказывал утку по-пекински, до заведения Ника под вывеской «Ник'с № 1»; откуда траектория моих поисков пролегала через «Чангриллу», затем «Сбай-тхонг» в Раджпразонге и замыкалась на знаменитой «Руллет-рум» в Вандоме. Куо не было ни в одном из этих мест. Два его излюбленных maisons privée.[37] Пусто. Опиумная курильня рядом с Пхра-Чао. Пусто. Шоу гермафродитов у Изумрудных ворот. Тоже пусто. Весь вечер, до самой полуночи: пусто, пусто, пусто.

Ломан ждал меня в моем номере в «Пакчонге» — я сигнализировал ему через явочную квартиру Варапхана, чрезвычайно срочно.

Он воспринял случившееся нормально.

— Полиция тоже его потеряла, а ведь они действовали большими силами. Это было трудное задание. Очень.

Он выглядел хуже, чем обычно. Ухоженность исчезла без следа, под глазами мешки. Я спросил:

— Что они думают делать?

— Как ни странно, почти нечего не думают. Куо их интересует постольку поскольку. Последняя волна арестов накрыла хорошо организованную подрывную группу, работающую по указаниям из Пекина, и полиция считает — основная опасность исходит от них. Полагают, что кто-то из группы недавно выехал за пределы страны и послал предупреждение в Лондон. Полиция сейчас серьезно над этим работает. Им помогает несколько человек из наших служб безопасности — в конце-то концов подлинное письменное свидетельство находится у нас.

Я знал, зачем Ломан это сказал. Наша Безопасность и таиландское министерство внутренних дел между собой плохо ладили. Наших в этом деле было слишком много, не менее полудюжины. Письмо с угрозой — их единственный козырь.

— Кондиционер у тебя совсем не работает? — осведомился Ломан, отдуваясь. Его розовая кожа лоснилась.

— Попросил отключить. Весь день торчу на жаре, на улице, так что час-другой под струей холодного воздуха чреват воспалением легких. — Я ворчал, как замученный недугами старикашка. — Но ведь что-то же они собираются предпринять в отношении Куо? Или ничего?

— Почему же ничего? Поиски ведутся.

— Обычные поиски тут не помогут.

— А что поможет? Как им его найти? — Он стоял посередине комнаты и жестко смотрел мне прямо в глаза. Он сомневался во мне, не был уверен, насколько серьезно я отношусь к ситуации.

— Поможет одно. Пусть не мешают мне, уйдут с моей дороги. И с его дороги тоже. Не знаю, засекли ли меня его подручные, но на протяжении шести дней я работал по всем правилам. Только сегодня вечером пришлось высунуться. Я раскрылся, когда начал прочесывать город — «Лотос-бар» и все его другие точки. Но если, только они мной не занимаются, у меня все еще есть шанс. Я теперь знаю в его группе каждого — два телохранителя, четыре оперативника, узнаю любого днем и ночью. Куо и его команда — это все равно что матадор и его cuadrilla, он и раньше так работал. И видит Бог, я в любом случае могу узнать Куо. Пусть только полиция не лезет больше, они сами покажутся рано или поздно. Вопрос времени.

— Тринадцать дней.

Он стоял и потел, как негр в трюме.

— Я хочу, Ломан, чтобы ты знал: эта работенка мне не внушала доверия с самого начала, тем более что свалилась как снег на голову, но я ввязался в нее и не собираюсь идти на попятную. Я понимаю, что случилось. Я потерял противника, он где-то закопался и теперь ничто не может остановить готовящееся покушение. Жизнь Важной Персоны оказалась в настоящей опасности. Не думай, что для меня это просто слова.

Я слишком устал.

Может быть, моя фразеология была не безупречна, но он уловил интонацию и поэтому только глубоко вздохнул и кивнул.

— Не сомневаюсь, что ты отдаешь себе полный отчет в тяжести сложившегося положения.

Мудак несчастный. Мне впервые стало его жалко. «Бабочка» и та сползла на бок. Должно быть, проклинает себя за то, что втянул в это дело Бюро, что выбрал меня бегать по его поручениям. Но поезд ушел, Ломан. Поздно, ничего не сделаешь.

Я отвернулся и через открытое окно посмотрел вниз. Кроме моего, ни одного открытого окна в отеле не было. Воздух, как вата, клочками лип к коже, улица внизу текла, как густая золотистая река: бампер к бамперу. Горящие цветные фонарики цеплялись за тени деревьев в парке напротив, из огороженных номеров в саду долетала пульсирующая западная музыка, люди танцевали, танцующие то появлялись в кругах света, то исчезали под черной листвой. Спать никто и не думал.

— Как идут дела в шестом номере? — спросил я.

— Все работают. Каждый занят своим делом. — В другой ситуации его педантичный ответ прозвучал бы убедительно, сейчас же он вызвал у меня ассоциацию с телеграфной лентой, которой все равно, что там на ней отстукивают. — Посол лично ведет совещания, когда позволяет время. В Лондон и из Лондона постоянно летят телеграммы, но в основном обсуждаются обстановка и безопасность Визита в целом.

— Знают ли в «Форин-Офисе»,[38] чем мы тут занимаемся?

— Не могу сказать. Я, конечно, думаю, что полагается, отправляю регулярные донесения, а Центр уж пусть решает, докладывать министру или нет. Первая закрытая пресс-конференция состоялась вчера…

— О Боже, — сказал я.

— Я понимаю, этим нарушаются условия, но они и впрямь оказывают неплохое содействие. Все, естественно, мы им сообщать не обязаны… о нас им не сообщалось ничего. Не люблю, когда в такое время устраивают пресс-конференции, вообще их не люблю, но ведь надо же показать, что мы не…

— Не дрожим от испуга.

— Что не беспокоимся, да.

Я зачарованно смотрел на плывущие внизу огни, нестройный гул моих нервов стихал под наползающим сонным оцепенением, музыка из тенистого сада обволакивала и убаюкивала душу. Пожалуй, пора кончать.

Ломан подошел и сел рядом со мной.

— Каковы твои ближайшие планы? — спросил он.

— Выспаться, — ответил я, — уснуть на двенадцать часов. И горе тому, кто вздумает мне помешать.

Новизна психокибернетической теории Мальца заключается в том, что она уподобляет подсознание компьютеру, куда мозг вводит проблемы, требующие разрешения. Некоторые положения этой теории опираются на общеизвестные вещи. Одно из них касается процессов, происходящих во сне.

Я спал двенадцать часов. Сны, виденные мною за это время, крутились вокруг одной и той же доминирующей темы, возвращаясь к ней снова и снова, и когда я проснулся, единственным моим ясным воспоминанием были слова, произнесенные Ломаном неделю назад. Повторяясь, они как бы суммировали все то, что мне приснилось: