История Англии - Вильям Ньюбургский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако, печально, что даже и до сегодняшнего дня они понапрасну трудятся ради пересмотра или отмены приговора однажды тайно вынесенного и преждевременно осуществленного, настолько могущественным было то ли влияние, то ли искусство, то ли деньги епископа. Никакого исправления этого отвратительного злоупотребления так и не было сделано, стороны ради своего пропитания монахи рассеялись во все, а их добром, которое по воле епископа было разделено на пребенды, владеют теперь светские клирики. А сам он, то ли для того, чтобы иметь достаточные полномочия, то ли чтобы иметь поддержку в таком несправедливом деле, пользовался одно время содействием епископа Илийского, который, имея титул королевского канцлера, в то время казался как бы правителем, и с бесстыдным тщеславием действовал как его советник и помощник в деле захвата власти. Однако, вскоре, отвернувшись от него со своим обычным непостоянством, он поддержал сторону его соперника — королевского брата Джона, и как говорили, вовлек его в пагубный замысел восстать против своего брата Ричарда. Кроме того, когда король посещался своими подданными во время своего заключения в Германии, он также, среди прочих, поспешил к нему, чтобы понять его настроение по отношению к себе, оправдаться самому и благодаря лукавому притворству очиститься от позорного обвинения в предательстве, в котором его многие заклеймили. И когда ему не удалось обмануть государя заверениями в своей кажущейся преданности, отчаявшись в его благосклонности, и чувствуя для себя небезопасным возвращаться в свой собственный диоцез, он, сопровождаемый своей бесчувственной совестью, отправился во Францию.
Глава 37.
Об убийстве епископа Льежского, по причине чего подвергся опасности король Англии.
Славный король Англии Ричард, все еще томился в Германии, но поскольку алчность императора теперь была удовлетворена, надеялись, что он вскоре его отпустит. Однако, из-за случайности получилось так, что эта надежда на это была отложена, а сам благородный пленник оказался в опасности по следующей причине. Брат герцога Лувена был избран епископом Льежа — выбор, который был неугоден императору, поскольку тот опасался, что храбрый герцог, благодаря власти своего брата, будет способен поднять против него голову, ведь было хорошо известно, что епископ Льежский обладает большими военными силами и имеет большое могущество. Поэтому, выбранный епископ, из-за оппозиции императора, не смог получить посвящение от своего митрополита. Тем не менее, получив от римского понтифика право на то, чтобы его рукоположили французские епископы, он был посвящен. Однако, из страха разгневать своего властителя, он не вернулся к своей епархии, но надеясь, что его гнев со временем успокоиться, остался пока во Франции. Рассерженный император теперь задумал осуществить самое зверское преступление. Для этого, несколько, как полагали им нанятых, отчаянных негодяев пришли к епископу под видом изгнанников и с хитростью плакались ему на свое изгнание с их немецкой родины и добились у него такого доверия, что проникшись к ним безосновательным сочувствием, он взял этих злейших врагов под свое личное покровительство. Но они с коварной бдительность ждали случая совершить свое преступление, и однажды, внезапно на него напав, когда он случайно покинул город с очень немногочисленной свитой, они его и осуществили. Они убили его вместе с еще одним священнослужителем, и затем обратились в бегство, пока остальные спутники епископа бежали назад, в город. Считали, что другие столь же искусные ассасины были посланы, чтобы причинить смерть герцогу Лувенскому, но случайно, они были схвачены и раскрыли всю тайну этого злодеяния.
Из-за этого отвратительного насилия, архиепископы Кельна и Майнца, и герцоги Саксонии, Лувена и Левенбурга (Lewenburg(?)) и многие другие нобли разгневались на императора и стали строить против него заговоры. Поставленный перед необходимостью того, чтобы быть способным присоединить мощь короля Франции к своею собственной, он возымел намерение нарушить свою клятву и выдать короля Англии королю Франции, для вечного заточения. Для этой цели он попросил о торжественной встрече с ним в назначенный день в Вокулере (Vaucouleurs), но это свидание, полное дурных намерений, было предотвращено и устранено другим событием, более благоприятного рода. Благодаря некоторым осторожным особам, которые с похвальной прозорливостью противились как смуте в империи, так и причинению зла королю Англии, был, слава Богу, восстановлен мир между императором и его ноблями, и вся причина вражды возникшей между обеими сторонами растворилась в воздухе. Спустя несколько дней император приехал туда, где содержался король Англии, и в присутствии и при посредничестве епископов, герцогов и многих других знатных особ, в течении нескольких дней вел с ним переговоры, и наконец, в канун дня Св. Апостолов Петра и Павла (28 июня) все дела между ними были улажены, была оговорена сумма за освобождение короля, и император приказал, чтобы в будущем он содержался с большим уважением, а именно, не закованный в цепи. Наконец, по приказу императора, епископы, герцоги и все нобли присутствовавшие там, поклялись душой своих суверенов, что король определенно должен быть освобожден по уплате оговоренной суммы, которая составляла 100 тысяч фунтов стерлингов, третья часть которой была предназначена герцогу Австрийскому, за то, что именно он пленил короля.
Глава 38.
О том как Англия пострадала из-за пленения короля.
В это время король Англии, томясь от своего долгого плена, своими частыми обращениями побуждал регентов королевства и всех своих вассалов и зависимых людей любого ранга и значимости поспешить с его освобождением, добыв всеми возможными способами, сумму для его выкупа. Королевские чиновники, не щадя никого, ускорили это дело по всей Англии, и не делалось различия между священнослужителями и мирянами, людьми светскими или членами орденов, горожанами или землепашцами, но все без разбора должны были заплатить оговоренную сумму для королевского выкупа, либо пропорционально их состоянию, либо пропорционально их доходам. Привилегии, прерогативы, иммунитеты церквей и монастырей не рассматривались и не признавались. Всякое достоинство, всякая свобода молчали. Никто не имел права сказать: "Я такой-то и я так велик, поэтому освободите меня от этого". Даже монахи цистерцианского ордена, которые до сих пор были освобождены от всех королевских требования, в это время были обременены более, чем другие, пропорционально тому, как прежде они меньше испытывали тяжесть государственного тягла. Поскольку они были обложены налогом и были вынуждены отдать даже шерсть своих овец, которая является
