Холодная гора - Чарльз Фрейзер

Инман наклонился к Стоброду и, делая вид, что проверяет недоуздок, шепнул ему:

— Держись.

Он сильно ударил коня по крупу кулаком и тут же выхватил револьвер. В стремительном развороте он застрелил прыгнувшего на него волкодава и одного из всадников. За краткий миг между двумя этими выстрелами едва ли можно было моргнуть. Пес и человек упали как подкошенные и лежали, слабо шевелясь, там, где настигла их пуля. Ралф скакал по тропе; Стоброд кренился в седле, как человек, который года три не садился на лошадь. Они скрылись за деревьями.

Наступило мгновение тишины, и тут же возникла страшная суматоха. Все лошади встали на дыбы. Они не знали, куда бежать, испытывая единственное желание — оказаться как можно дальше отсюда. Охотничья собака бегала у них под ногами и еще больше их раздражала; потом одна из лошадей ударила ее ногой по голове, и собака, взвизгнув, упала.

Всадники натянули поводья, чтобы удержать лошадей. Лошадь, потерявшая седока, озиралась вокруг и, не найдя никого, бросилась бежать куда глаза глядят. Но не сделав и трех прыжков, она наступила на волочившиеся по земле поводья, споткнулась и повалилась на других лошадей; они все заржали и снова встали на дыбы. Всадники изо всех сил старались удержаться на них.

Инман бросился прямо на расстроивший свои ряды отряд. У него не было никакого прикрытия, лишь тонкие деревья вокруг. Никакой стены за спиной. И никакого другого направления, кроме «вперед», никакого времени, кроме «сейчас». Никакой надежды ни на что, кроме того, чтобы бежать в их гущу и постараться убить всех.

На полном ходу он выбил еще одного всадника из седла. Теперь их осталось всего лишь трое, и один из них уже смотрел, куда бы ему отступить, или это его лошадь пыталась найти более безопасное место. Она, делая прыжки боком, поскакала вверх по склону к редкому леску из гикори.

Двое оставшихся всадников держались вместе, их лошади снова взвились вверх от звука нового выстрела. Одна из лошадей упала с пронзительным ржанием и забилась на земле, поджимая под себя задние ноги. Всадник схватился за ногу и стал ощупывать, чтобы найти повреждение в том месте, где ее придавила лошадь. Нащупав через штанину конец сломанной кости, он заорал; это был рев, в котором слова обращения к Богу перемежались грубыми ругательствами. Он орал так громко, что почти заглушал визгливое ржание своей лошади.

Другая лошадь также не повиновалась своему седоку. Она крутила головой и кружилась на месте. Тиг натянул поводья одной рукой, держа в другой карабин. Он потерял стремя и дрыгал одной ногой в воздухе. Он почти падал из седла и, потеряв равновесие, непроизвольно выстрелил в воздух. Лошадь подпрыгнула снова, как будто ее ударили горячей кочергой. Она крутилась все быстрее.

Инман подбежал к ней и, улучив момент, когда она приостановилась, дернул «спенсер» из руки Тига. Карабин упал на землю. Они с Тягом встретились глазами, и Тиг, потянувшись освободившийся рукой к поясному ремню, выхватил длинный нож с криком:

— Сейчас я пущу тебе кровь!

Инман взвел второй курок «ламета» и выстрелил. Огромный револьвер почти подпрыгнул в его руке, словно пытаясь выскочить. Заряд попал Тигу в грудь и разворотил ее. Он повалился на землю и остался лежать там бесформенной кучей. Его лошадь отскочила от него на несколько шагов и остановилась, вращая безумными глазами, прижав уши к голове.

Инман повернулся и взглянул на орущего человека. Сейчас его брань обратились на Инмана, он царапал грязную землю пальцами, стараясь дотянуться до своего револьвера. Инман, наклонившись, поднял «спенсер» за конец ствола, размахнулся и плашмя ударил изрыгающего проклятия человека прикладом по голове — крики прекратились. Инман засунул револьвер за ремень.

Упавшая лошадь снова вскочила на ноги. Она была серой и в сумрачном свете казалась призраком лошади. Она встала рядом с другими лошадьми, потерявшими всадников, и все они, казалось, были так оглушены, что даже не понимали, куда им бежать. Лошади ржали и все оглядывались, ища какого-нибудь знака, который помог бы им обрести спокойствие.

Инман огляделся в поисках последнего всадника. Он ожидал, что тот уйдет далеко, но обнаружил его в самой густой части леска из гикори, на расстоянии пятидесяти шагов. Слишком далеко, чтобы попасть в него. Под деревьями все еще оставался снег, над которым поднимались испарения, от мокрой шкуры лошади тоже шел пар, и две белые струйки вырывались из ее ноздрей. Кобыла была пегая, и ее масть так хорошо сочеталась со снегом, деревьями и прогалинами на земле, что лошадь совершенно сливалась с ними. За гикори поднимался крутой каменистый склон.

Всадник старался так держать лошадь, чтобы между ним и Инманом находилось дерево, но ему это удавалось лишь частично. Было видно, что это молодой парень. Инман заметил, что тот потерял шляпу. У него были светлые волосы. Похоже, среди его предков были немцы или голландцы. Может, ирландцы или выходцы из Корнуэлла. Не имело значения. Он был американцем, белым, светловолосым, и он был вооружен. Парень выглядел так, будто ему только еще предстояло первый раз побриться, и Инман надеялся, что ему не придется его убивать.

— Выходи оттуда, — приказал Инман, повысив голос настолько, чтобы его было слышно.

Никакого ответа.

Парень стоял за деревом. Виднелась лишь часть лошадиной спины и ее голова, разделенная пополам тонким стволом гикори.

— Выходи. Я не буду повторять. Отдай оружие, которое у тебя есть, и можешь ехать домой.

— Нет, сэр, — сказал парень. — Мне и здесь хорошо.

— Сейчас тебе станет плохо. — Я просто пристрелю твою лошадь, и тебе придется выйти оттуда.

— Тогда стреляй. Она не моя.

— Черт с ней. Я ищу возможности не убивать тебя. Мы могли бы лет так через двадцать встретиться в каком-нибудь городе, выпить вместе и, вспомнив эти страшные времена, покачать головой.

— Нет, как только я брошу револьвер, ты тут же убьешь меня, — засомневался парень.

— Я не такой, как вы все. Я не хочу убивать. Но мне придется это сделать, если ты не сдашь оружие. Не хочу по дороге с горы все время опасаться, что ты прячешься где-нибудь за камнем и целишь мне в голову.

— Еще бы, конечно, я буду выслеживать тебя, — пообещал парень, — еще как буду выслеживать.

— Ну, это как сказать. Тебе придется пройти мимо меня, чтобы выбраться оттуда.

Инман поднял «спенсер», проверил его магазинную коробку и обнаружил, что она пуста. В патроннике не было ни одного латунного патрона. Он бросил его и проверил барабан «ламета». Шесть зарядов из девяти были истрачены, и ствол дробовика разряжен. Он вытащил бумажный патрон из кармана, откусил его кончик и всыпал порох из него в большой ствол. Затем вставил пыж в ствол, забил его маленьким шомполом и приладил медный капсюль к ударнику. Он стоял лицом к лицу к целому миру и ждал.

— Когда-нибудь ты все равно выйдешь из-за дерева, — сказал он.

Тут же лошадь ступила вперед. Парень, видимо, решил прорваться через лес и, сделав круг, снова вернуться на тропу. Инман побежал ему наперерез. Один человек верхом, другой пеший охотились друг за другом в лесу Они использовали деревья и выступы земли, ходили взад и вперед, стараясь найти наилучшую позицию для выстрела, но избегая слишком приближаться друг к другу.

Кобыла была сбита с толку, у нее были свои собственные намерения, и первое из них — присоединиться к другим лошадям и встать бок о бок с ними. Закусив удила, она вырывалась оттуда, куда парень, натягивая поводья, старался направить ее; она побежала прямо на Инмана. Приблизившись к нему, она встала на дыбы; парень задел плечом ствол гикори и свалился с седла. Удила больше не рвали губы лошади, она закричала, как мул, пустилась легким галопом и подбежала к другим лошадям; они все тыкались друг в друга носами и дрожали мелкой дрожью.

Парень лежал в снегу. Затем он приподнялся и, полулежа, завозился с капсюлями и курком своего револьвера.

— Положи оружие, — сказал Инман. Он взвел курок и направил револьвер на лежащего.

Тот посмотрел на него; его голубые глаза были пусты, как круг льда, намерзший на воде в ведре. Его лицо побелело, а полукружья под глазами были еще белее. Он был маленький и худой, его светлые волосы были коротко стрижены, как будто он недавно выводил вшей. Взгляд без единой мысли.

Он оставался неподвижным, только рука его пришла в движение быстрее, чем можно было бы заметить.

Инман вдруг лег на землю.

Парень сел и, взглянув на револьвер в своей руке, произнес: «Бог мой», как будто не понимая, для чего тот предназначен.

Ада услышала выстрелы в отдалении, сухие и слабые, как треск ломаемых палок. Ни слова не сказав Руби, она повернулась и побежала. Шляпа свалилась у нее с головы, а она продолжала бежать и оставила ее на земле, как тень позади себя. Навстречу ей ехал Стоброд, ухватившись за гриву Ралфа мертвой хваткой, хотя конь перешел на медленную рысь.