Частная жизнь адмирала Нельсона - Кристофер Хибберт

Когда в сопровождении леди Гамильтон и доктора Нельсона адмирал вошел в ложу, в зале раздался оглушительный рев, которому, казалось, конца не будет… Неудержимо смеясь, леди Гамильтон подняла руки и от души захлопала в ладоши, Нельсон же спокойно, все с тем же меланхолическим выражением лица, раскланивался во все стороны.

На следующий день отец зашел к его светлости в гостиницу поблагодарить за посещение театра. В холле Нельсона дожидалось несколько моряков. Каждого из них он, пробираясь к выходу, внимательно выслушал, нашел в ответ какие-то добрые слова, и, если не ошибаюсь, не только слова, но и разные вещицы на память».

За кратким осмотром Варвика последовала поездка в Альторп, к лорду Спенсеру, ушедшему из правительства вместе с Питтом. 5 сентября, в воскресенье, через шесть месяцев после отъезда (а рассчитывалась поездка на три) путешественники вернулись в Мертон-плейс.

Все прошло чудесно, говорила леди Гамильтон Александру Дэвисону, а миссис Мэчем писала: «Видели бы вы, как принимали нашего героя». Конечно, в отличие от мужа она и сама наслаждалась поездкой, ну а Нельсон получил прекрасную возможность убедиться, как любит его страна. Повсюду его приветствовали многолюдные толпы, радость людей была неподдельной. В его честь называли гостиницы, где он останавливался, — вывески менялись буквально сразу после его отъезда; новорожденных называли Горацио, лошадей с кличкой Лорд Нельсон встречал гром аплодисментов, едва они пересекали финишный створ; быков-призеров с той же кличкой с гордостью водили по кругу на сельских рынках. Трудно поверить, писала «Морнинг пост», но поездка Нельсона по городам и весям страны вызвала больший отклик, чем королевский визит. Нельсон и сам, чувствуя себя лучше, чем когда-либо с момента возвращения в Англию, испытывал необыкновенный душевный подъем. «Пусть кое-кто во власти и желал бы (меня) принизить, — писал он Александру Дэвисону, — общественная оценка, публичное выражение признательности за службу — достойная награда сама по себе». Сравнение получалось «явно не в пользу власть предержащих».

ГЛАВА 28

Суррей

Бедная леди Г., как Вы понимаете, безутешна. Надеюсь, хотя и сомневаюсь, ее оставят в покое

По возвращении в Лондон Нельсону пришлось заняться своим финансовым положением, сильно пошатнувшимся в результате поездки — его половинная доля участия в расходах составила почти 250 фунтов. В письме премьер-министру он сравнивает собственные доходы с доходами других адмиралов, особенно упирая на то, что граф Сен-Винсен и лорд Дункан получают от казны более высокую пенсию, чем он. Здесь же Нельсон приводит следующую таблицу:

ПОСТОЯННЫЕ ДОХОДЫ И СОБСТВЕННОСТЬ ЛОРДА НЕЛЬСОНА

Государственная пенсия за победу на Ниле — 2000 фунтов

Морская пенсия за ампутированную руку и потерю глаза — 923 фунта

Половинный оклад вице-адмирала — 465 фунтов

Проценты по вкладам — 30 фунтов

Итого: 3418 фунтов

ПОСТОЯННЫЕ РАСХОДЫ ЛОРДА НЕЛЬСОНА

Леди Нельсон — 1800 фунтов

Проценты по долгам — 500 фунтов

Помощь вдове брата — 200 фунтов

Оплата обучения племянников и племянниц — 150 фунтов

Итого: 2650 фунтов

Таким образом, разница между ежегодными поступлениями и затратами выражается 768 фунтами — явно недостаточно для человека, чьи расходы только за первую неделю по возвращении из Уэльса составили 117 фунтов 8 шиллингов и 2,5 пенса, а счета за еду и напитки из Мертона зашкаливали за 50 фунтов в неделю. Значительная часть этой суммы приходилась поставщикам спиртного, привыкшим получать такие, примерно, заказы: «Двадцать дюжин бутылок вашего лучшего портвейна». И действительно, винные погреба Мертона ломились от запасов: годы спустя, когда дела леди Гамильтон совсем пришли в упадок, там по-прежнему хранились лучшие и редчайшие сорта вин на общую сумму в 2000 фунтов. Потом их выставил на продажу виноторговец, утверждавший, будто они стоили ему «кучу денег», а точнее, 2351 фунт 10 шиллингов 11 пенсов.

Недовольство жизнью, охватившее Нельсона вскоре после возвращения домой, выплеснулось в одном из писем Александру Дэвисону. «Лондон как будто совершенно опустел, — пишет он. — Здесь так жарко и так воняет — просто жить невозможно». Он признается, что с его стороны было чистейшим эгоизмом пытаться вытащить Дэвисона из Нортумберленда в Лондон, где тот имел дом на Сент-Джеймс-сквер. Но понять адмирала можно: ведь за одним только завтраком у Дэвисона узнаешь обо всех событиях «в большом мире», это «такое место, где можно встретиться с любым и каждым». «А ведь я так заброшен, — продолжает Нельсон, — о происходящем на свете почти ничего не знаю, разве что из газет».

Положим, тут он сильно преувеличивает. Конечно, почти никто из «великих», как он любил называть их, не навещал его ни в Мертоне, ни на Пиккадилли у Гамильтонов. Но зато сам он то и дело наведывался на Даунинг-стрит, 10, и в адмиралтейство. Да и в палате лордов, где Нельсон продолжал время от времени говорить с трибуны о международной политике и морских делах, его частенько видели. Так, однажды он выступил в поддержку предложения Сен-Винсена сформировать парламентскую комиссию, долженствующую навести порядок в распределении премиальных на флоте, в другом случае призывал к возобновлению военных действий против Франции, хотя, по его собственному утверждению, мир он ценил больше, чем кто-либо иной. Он всегда сражался за мир, говорил Нельсон, обращаясь к лордам, без мира он не мыслит счастливой жизни. Но мир, «купленный ценою бесчестья», ему не нужен. «Согласись, ведь в палате лордов он, право, говорит, как ангел, — вновь обращается леди Гамильтон к сестре Нельсона Кейт Мэчем. — Я люблю его, обожаю, да и как можно не обожать его достоинства, сердце его, ум, душу, мужество, принесшие ему заслуженную славу, счастье, честь»[49].

Время от времени видели Нельсона и в Литературном обществе, куда он приходил по приглашению сэра Уильяма Гамильтона. К тому же ему чаще, чем хотелось бы, приходилось наведываться в Лондон для встреч с адвокатами — по поводу затянувшейся тяжбы с лордом Сен-Винсеном из-за премиальных, а также с доктором Бенджаменом Мосли, получившим после возвращения с Ямайки медицинскую должность в Королевском госпитале Челси: левый глаз видел все хуже. Выпустив брошюру о тропических заболеваниях, Мосли теперь работал над рукописями о водобоязни, коровьей оспе, причинах кровоизлияний, в числе каковых он почему-то упрямо называл смену лунных фаз, однако специалистом по офтальмологии не являлся, но Нельсон тем не менее с уважением прислушиваться к его мнению и просто приятно проводил с ним время.