Учебка. Армейский роман. - Андрей Геращенко

Игорь не попал ни на четвертый, ни на пятый, ни на шестой. Прозвенел звонок и Гришневич отпустил курсантов на очередной пятиминутный перерыв. Резняк, Байраков, Мазурин и Петренчик сразу же достали сигареты и принялись курить на крыльце-лестнице учебного корпуса. Остальные развалились на мягкой, зеленой траве. Курили многие, но почти у всех кончились сигареты, и счастливчики докуривали последний запас Байракова. Стопов уже собрался, было, попросить у Гришневича разрешить сбегать в магазин за сигаретами, как тут появился Мищенко. В это же самое время из корпуса вышли Гришневич и Шорох. Завидев курящих, капитан подозвал подчиненных и спросил:

— Знаете, что курить вредно?

— Так точно, — с улыбкой ответил Байраков.

— Зачем же тогда курите? Здоровья не жалко, что ли? Ведь молодые ребята, — укоризненно, но добродушно спросил взводный.

— Так ведь нам говорят, товарищ капитан — кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет, — несколько развязно ответил Байраков.

Заметив, что Мищенко разговаривает с курсантами, сержанты сочли своим долгом подойти поближе.

— Что же это, Гришневич, ты не разъяснил, что у нас в учебке курение не пользуется почетом? — спросил Мищенко.

— Да разъяснял, товарищ капитан. Ну да разве удержишь всех от этой заразы, — улыбнулся сержант и развел руками в стороны.

— А мы сейчас попробуем, как это делали в вашем взводе. Как думаешь — подействует? — обратился капитан к Шороху.

— Далжно, таварыщ капитан, — после некоторой паузы ответил младший сержант.

Мищенко оглядел «курцов», хитро улыбнулся и сказал:

— Этой зимой мы так делали, кстати, младший сержант Шорох это хорошо помнит — кто выкурит одну сигарету — должен пробежать круг: по плацу, мимо казармы и назад по аллее. Кто две выкурит — два круга. И так далее. Будем при помощи спорта бороться с вредной привычкой. Так что если кто сейчас бросит сигарету, может не бежать, а кто докурит, тому на старт.

Мазурин, поколебавшись, бросил сигарету в урну, а остальные, переглянувшись, все же докурили. Но потом им пришлось бежать, причем под наблюдением Шороха, которого Мищенко оставил на улице для контроля. Остальной взвод тем временем занял свои места в ЗАС-классе.

— Ну, как — будем бросать курить или нет? — спросил капитан, когда запыхавшиеся курсанты вошли в класс.

— Пока не собираемся, — ответил Петренчик.

— А так еще лучше, товарищ капитан — курением легкие себе портим, а бегом — восстанавливаем, — поддержал товарища Байраков.

— Ну что ж — решайте сами, что вам лучше. А пока садитесь.

Мищенко пробыл в классе совсем мало — распределив вместе с Гришневичем людей на седьмой пост, он вновь куда-то ушел. Сержант распределял на первый уже без него:

— Первая смена — ефрейтор Ломцев, вторая курсант Фуганов, третья — курсант Сашин. Как вы уже знаете, пост N1 предназначен для охраны Боевого Знамени части, и находиться на этом посту можно только в парадной форме. Предупреждаю: с места сходить нельзя — сразу же сработает контрольный сигнал на пульте у дежурного по части…

Обиженный и растерянный Игорь совершенно не слушал сержант: «Не может быть! Неужели про меня забыли? Надо посчитать. Семь постов по три человека плюс разводящий Федоренко. Это двадцать два человека, а у нас во взводе двадцать четыре. Значит, кроме меня еще кого-то в караул не берут. Но кого?». До самого последнего момента Игорь был уверен, что попадет в состав караула, и подобный исход для курсанта был неожиданным, а оттого вдвойне обидным. Раньше ему просто в голову не приходило, что кто-нибудь может оказаться лишним. Дождавшись, пока Гришневич закончит наставления по первому посту, Игорь поднял руку:

— Чего тебе? — спросил сержант.

— Товарищ сержант, а меня не назвали.

— Так ведь ты больной, а больных, сам знаешь, ставить нельзя.

— А что я буду делать?!

— Не бойся, без работы не оставим. Кого я еще не назвал — встать.

Встал Бытько.

— Вы оба послезавтра будете весь день убирать два наших класса. Надо вымыть пол и столы. Задача ясна?

— Так точно, — поспешно ответил Бытько, а Игорь обиженно промолчал.

Но сержант посчитал, что Бытько выразил общее мнение и на обиженное молчание Тищенко не обратил никакого внимания. Перспектива унылого мытья полов и парт с Бытько вместо захватывающего и романтичного караула показалась Игорю столь мрачной, что он глубоко и печально вздохнул. Вспомнив, как всего десять минут назад он мечтал о том, как будет с оружием в руках ночью охранять Боевое Знамя, Тищенко вздохнул еще раз. Караул был по-настоящему мужским делом. Ведь только в карауле курсант учебки является самым настоящим защитником Родины, а в остальное время — самым обычным рабом своей же страны. Тищенко чувствовал это и страстно желал, чтобы кто-нибудь из взвода заболел — тогда его могли бы взять вместо выбывшего в караул. И тут Игорь неожиданно вспомнил и радостно объявил:

— Товарищ сержант, вы Валика записали, а ведь он в санчасти лежит!

— И то, правда, как это я забыл?! Бытько!

— Я.

— Пойдешь вместо Валика.

«Вот черт, если бы позже сказал один на один, может быть, Гришневич меня бы взял. А теперь придется вообще одному по двум классам с тряпкой ползать!» — с досадой подумал Игорь.

— Ладно, Тищенко, раз уж ты один остался, ЗАС-класс мыть не надо. Ни к чему тебе там торчать — мало ли что случиться может. Будешь мыть только телеграфный. Но смотри — чтобы чисто.

После обеда второй взвод чистил оружие. Тищенко делал это без всякого энтузиазма — автомат завтра ему все равно не пригодится.

— Что такой кислый? Недоволен, что в караул не попал? — спросил Лупьяненко.

— А ты бы был доволен?! Вы там все вместе будете, а я, как придурок, буду пол драить. В карауле интереснее, я думаю, — пробурчал в ответ Тищенко.

— Это как сказать. Мы все время на глазах Гришневича и Креуса будем. И посцать нормально не получиться. А ты, во-первых, отоспишься целых восемь часов, а, во-вторых, будешь целый день самому себе предоставлен — захотел, в чепок пошел, захотел — поработал. Работа надоела — член забил и опять отдыхай! Тебя ведь никто видеть не будет. А класс можно и за пару часов при желании помыть, — задумчиво рассуждал Антон.

После доводов Лупьяненко Игорю уже и самому начало казаться, что дела обстоят не так уж и плохо, но все же чувство неудовлетворенности не проходило — могло оказаться так, что за оставшийся до госпиталя срок такой возможности больше не представится.

Сержант проверил чистку оружия и остался ею доволен. Игорь хоть и не старался специально, но от плохого настроения тер автомат столь яростно, что тот заблестел почти идеальной чистотой.

— Сдать оружие в оружейку, и сразу же на улицу строиться! Лупьяненко — получи гранаты у Черногурова, а свой автомат отдай Тую — пусть он за тебя сдаст, — скомандовал Гришневич.

Сержант отвел взвод на специальную площадку, располагавшуюся рядом с плацем. Обычно эта площадка служила самым обыкновенным зеленым газоном, но могла быть использована и для другой цели. На ее дальнем конце был вырыт небольшой окоп, перед которым располагалось цилиндрическое, колодцеобразное углубление. В углубление, несмотря на то, что оно было больше, чем окоп, попасть было гораздо сложнее. Гришневич построил взвод в две шеренги и на исходной позиции пояснил:

— Сейчас будем бросать гранаты. Чтобы каждый попал, как минимум, один раз! Кто не попадет ни разу — становится вновь и бросать до посинения, пока все до одного человека…

Сержант хотел сказать что-то еще, но в этот момент появился Лупьяненко с двумя гранатами в руках. Не закончив до конца мысль, Гришневич переключился на подходящего курсанта:

— Я не понял — почему ты только две принес. Надо было взять все, что там есть.

— Виноват, Черногуров сказал, что у него больше нет, — стал оправдываться Лупьяненко.

— Пускай он не свистит! Бегом к нему и чтобы через десять минут здесь еще две гранаты было! И передай каптеру, что если он плохо понимает, я могу и лично придти! — зло крикнул сержант.

— Есть, — поспешно ответил Лупьяненко и быстрым шагом пошел в казарму.

— Все, начали! Улан бросает, Вурлако — ловит. И так все по очереди, — скомандовал сержант, и гранаты полетели в сторону окопов.

Улан, не торопясь, прицелился и по всем правилам, с разворотом корпуса в три шага, метнул гранату. Она упала метрах в двух левее окопа, до которого было метров пятьдесят. Вторая уже в двух метрах справа.

— Вот и не хватает трэццяй. Была б ящо адна, Улан бы яе в акоп палажыв, — со смехом сказал Шорох.

Вурлако обе свои гранаты забросил метра за четыре за окоп.

— Что-то вы хило бросаете. Ничего не умеете — все надо на личном примере показывать, — недовольно сказал Гришневич и, взяв гранаты у подошедшего Каменева, сам встал на исходную позицию.