Звезда моря - Памелла Джекел

Чуть дальше по коридору они видели камеры, куда были заключены остальные. Суд назначили на следующий день — 18 ноября.

Но за Анной и Мэри не пришли. Джека и остальных членов команды вывели из камеры, и женщины по очереди смотрели в маленькое окошко, как пиратов под конвоем ведут через тюремный двор в административное здание. Даже закованные в цепи, они находились под усиленной охраной.

— Бог знает, как они могут сбежать, — колко заметила Анна, — если они стреножены так же, как мы.

Площадь заполняли зрители. Их было гораздо больше, чем Анна когда-либо видела. Прекрасные леди и джентльмены, рабочие с плантаций сахарного тростника, купцы, моряки, местные жители толпились перед их окном, отделенные только высоким деревянным забором и кольцом вооруженной охраны.

— Посмотри, — на другом конце площади Мэри заметила уличного торговца, рекламирующего свой товар — крошечные репродукции с изображением виселицы.

Весь день женщины ждали, что их заберут, но никто не приходил. Мозг Анны напряженно работал, она вдоль и поперек исследовала камеру, ища пути к спасению. Вопреки всему, она надеялась, что команда, возможно придумала план их избавления. Возможно, Джек придумал, как их освободить.

— Я не успокоюсь, черт бы их побрал, — сказала Анна, — когда они все-таки придут за мной, по крайней мере, одного я заберу с собой.

Мэри скорчила гримасу:

— Интересно будет посмотреть, как тебе это удастся с завязанными руками и спутанными, как у теленка, ногами.

— Когда-то же они должны их снять.

— Я видела, как людей вешали в кандалах. Женщины замолчали, воскрешая в памяти казни, свидетелями которых они были. Анна просто не могла поверить всему этому кошмару. Есть вещи, которые случаются с другими, но не с тобой. Она даже не могла до конца осознать, что находится в тюрьме, а тем более то, что ее скоро должны повесить. Да еще с ребенком. Теперь она уже знала, хотя и не говорила об этом, что носит под сердцем ребенка Майкла.

Весь день зрители то приходили, то уходили со двора. Те, кто не мог попасть в здание, сновали снаружи, обмениваясь сплетнями. Время от времени До Анны долетали обрывки разговоров, но, в основном, они просто ждали и надеялись на чудо.

Наконец, вечером мужчин привели обратно в камеру. Хауэлз и Дэвис передвигались, как лунатики, опустив глаза, с совершенно бессмысленным выражением лица. Анна чувствовала полнейшее безразличие к тому, какой им вынесен приговор, ужасное непробиваемое спокойствие спасало ее от истерики.

Позже стражник подошел к камере, где сидели женщины, и подозвал их к двери:

— Их должны повесить, — сказал он. Сострадание, прозвучавшее в его голосе смягчило жестокие слова.

— Да, — сказала Анна, опасаясь его доброты, — мы так и думали.

— Если получится, — зашептал стражник, — я приведу к Вам Рэкхэма на пару слов.

— Почему вы это делаете?

Он пожал плечами:

— У меня тоже есть жена, миссис. Если бы я должен был завтра умереть, сегодня я до чертиков хотел бы ее увидеть.

Анна улыбнулась, но ближе к двери не подошла.

Той ночью женщина услышала ритмичное позвякивание цепей и шаркающие шаги. Огонек свечи задрожал у входа в камеру. Дверь отворилась и, еле переставляя ноги, вошел Джек. Не говоря ни слова, она подошла к нему и слегка обняла. Вся злоба, которую она испытывала к нему за его трусливое предательство, за слабость — сейчас исчезла. Перед ней стоял мужчина, который когда-то любил ее, которого любила она, с которым они вместе сражались. Человек, которого вот-вот должны повесить.

Она выпустила его из своих объятий и отступила назад, чтобы посмотреть ему в лицо. Он был спокоен, в здравом рассудке. По его невозмутимому виду нельзя было определить, беспокоят его бесы или нет.

— Расскажи нам, Джек, — раздался из угла голос Мэри.

— Уже скоро, дамы, — он пожал плечами, тень прежней усмешки мелькнула на его губах.

— Свидетели? — спросила Анна.

— Да, достаточно для того, чтобы повесить половину Братьев. И никакой пощады, — он провел рукой по волосам. От этого до боли знакомого жеста, сердце Анны чуть не выскочило из груди. — Вы слышали приговор?

— Нет, — в глазах у женщины блестели застывшие слезы. — Глашатай зачитывал его из окна в здании суда, но толпа так аплодировала и смеялась, что мы не могли ничего расслышать. Джек криво усмехнулся:

— Но ты знаешь.

— Да, — Анна опустила глаза. — Виновны.

— Как грех. Лоэс с пеной у рта требовал, чтобы нас повесили. Он призвал в свидетели Спенлоу и...

— Спенлоу! — Анна почти забыла об этом ничтожестве.

— Да. Из всех кораблей, которые мы взяли, вешать за эту шаланду — вот настоящий грех. Спенлоу рассказал о том, как мы взяли его и семь других рыбачьих шлюпок и два торговых судна. Затем этот ублюдок Диллон рассказал судьям, как мы захватили «Мэри». Ты помнишь, в бухте Драй-Харбор год назад?

Анна кивнула.

— Они все записали в эту проклятую черную книжицу и сказали, что через два дня нас повесят, — он невесело засмеялся. — Они дали нам два дня вместо одного, потому что завтра хотят заслушать дело старого Фенвика и повесить всех, сразу. Держу пари, чтобы лишний раз не собирать толпу.

— Фенвик! — задыхаясь произнесла Анна — Его тоже схватили?

— Да. И Тома Брауна. Их взяли в Кингстоне четыре дня назад. В июне прошлого года эти глупцы ограбили Спенлоу.

Фенвик был капитаном пиратского судна и имел несчастье также попасть в лапы Барнета, ирония судьбы Она молчала, не зная, что придумать, чтобы ободрить Джека.

— Нам следовало принять помилование, — сказал он.

— Ну, — Анна пожала плечами, — если бы знать заранее, где упасть.

Тогда он устало сказал:

— Если бы ты смирилась и осталась на острове Роджерса, мы бы были свободны сейчас. Так нет! Ты вытащила меня оттуда, чтобы спать с тобой в открытом море.

Неожиданно Анна поняла, что Джек обвиняет ее в своем падении, лишениях и взятии в плен. Вместо того, чтобы рассердиться, она почувствовала жалость. Да, он был прав. Это из-за нее он покинул остров во второй раз. Но именно он сделал из нее пирата. Именно он приучал ее к рому и опиуму и, наконец, он струсил в трюме, сдав их таким образом Барнету. Возможно, он обвинял ее все время. Но она не стала ворошить прошлое в последние часы его жизни. Было ясно, что у них ничего не осталось друг для друга, даже утешения.

— Ты ничего не хочешь мне сказать, Анна?

— Что ты хотел бы от меня услышать?

— Что ты сожалеешь о том, что сломала мне жизнь, что отправила меня на виселицу. Обо всем.

Анна вздохнула и отвернулась.