Тайный брак - Виктория Холт

Мы не переставали надеяться, что тревоги наши чрезмерны и все обойдется, но в то же время понимали зыбкость наших надежд. А потому старались прожить каждый отведенный нам день, как если бы он стал последним — по возможности полнее и счастливее. И это нам удавалось… Как? Спросите у любви.

Крах английских завоеваний во Франции еще больше усилил вражду между Глостером и кардиналом Бофортом, считавшим необходимым стремиться к полному миру с французами. Глостер придерживался другого мнения. Он считал, что единственная причина всех неудач на континенте — либо плохие замыслы, либо плохое исполнение хороших замыслов. Он предлагал исправить положение при условии, если его отправят туда.

Глостера слушали, приветствовали на улицах, потому что его обаяние продолжало еще действовать на людей, но мало кто верил ему или всерьез полагал, что он сумеет добиться того же, что его великий брат Генрих, чьи победы будут жить в веках.

Следуя своей тропой мира, кардинал Бофорт задумал еще раз породнить английскую и французскую королевские семьи, ведя разговор о помолвке между моим сыном Генрихом и дочерью моего брата Шарля. К моему облегчению, из этого ничего не вышло: французская сторона оставила без внимания его предложение, что вызвало ярость оскорбленных англичан…

Затем Глостер все же отправился во Францию, и не знаю, как французы, а мы с Оуэном вздохнули с облегчением.

В это время я опять зачала.

Снова для меня перестало существовать почти все, что не связано с ощущением зреющей во мне новой жизни.

Сейчас, оглядываясь назад, могу уверенно сказать: лучшими днями моего существования на этой земле были те, когда я жила ожиданием ребенка.

Мы с жадностью ловили все новости из окружающего нас, но так далеко отстоящего мира.

Англичане пребывали в унынии после отступления из Парижа. Французы внезапно атаковали порт Кале — потому Глостер и отплыл туда, чтобы принять участие в защите города, очень важного в военном отношении: порт являлся воротами во Францию.

Честолюбие герцога получило чувствительный удар еще до того, как тот успел высадиться на французском берегу: войска англичан под командованием Эдмунда Бофорта, племянника кардинала, отбили атаку французов.

Мы с Оуэном весело смеялись, представляя себе гнев и ярость Глостера, которые он обрушил на ни в чем не повинного в этом афронте кардинала.

А вскоре Глостер возвратился в Англию.

Глава 12

СНОВА АББАТСТВО БЕРМОНДСЕЙ

Стоял жаркий летний день. Мы находились в саду.

Малышка Оуэн ковылял на слабых еще ножках. Двое старших мальчиков носились взад и вперед, играя в свои непонятные для взрослых игры, и напрасно Джоанна пыталась принять в них участие — ей это не дозволялось.

Я находилась на раннем месяце беременности и чувствовала себя достаточно хорошо, а потому получала полное удовольствие от солнечного дня, от того, что вся семья здесь, мы вместе в этому густом саду, под ярким солнцем.

Внезапно сельскую тишину прорезал громкий стук копыт. Я вздрогнула. Оуэн вскочил со скамейки, на которой сидел. К нам уже бежала Гиймот. Она собрала детей и под предлогом, что хочет показать им что-то очень интересное, увела их.

Мы с Оуэном молча смотрели друг на друга. В сущности, мы уже давно готовились к тому, что кто-то внезапно нагрянет к нам. Много раз мы обсуждали такую возможность и определяли, что нужно каждому из нас делать в этих случаях. Оуэн направился в конюшню. Я пошла вслед за детьми и Гиймот к дому.

Я осталась в некотором недоумении: если пожаловала какая-то важная персона, то о ее визите должны предупредить заранее. Кто же это мог быть? Во всяком случае, осторожность не помешает.

Я вошла в дом. С Агнессой и всеми Джоаннами стояла у окна и смотрела во двор. То, что мы там увидели, наполнило мое сердце ужасом.

Примерно двадцать вооруженных всадников спешились и рассыпались по саду. Один из них о чем-то спрашивал у мальчика-конюха. Затем двое встали у входа в дом, словно охраняя его, еще несколько человек быстро двинулись в сторону конюшни.

Прошло совсем немного времени, и они показались оттуда. Я чуть не упала замертво у окна, когда увидела, что они ведут Оуэна. Он поднял голову и посмотрел вверх, на мои окна.

Больше я ждать не могла. Собрав последние силы, я сбежала по лестнице, вышла во двор. Двое стражей заступили мне дорогу.

— Я королева! — крикнула я. — Дайте пройти!

Они посторонились. Я направилась к тем, кто окружил Оуэна.

— Что здесь происходит? — спросила я резко. — Почему вы вторглись в мое жилище? В мои владения? Вы знаете, кто я?

Мужчины склонили передо мной головы.

— У нас приказ арестовать этого человека, миледи, — сказал один из них, видимо, главный, указывая на Оуэна.

— Чей приказ? Как вы посмели? Он принадлежит к моему двору.

— Он валлиец по имени Оуэн Тюдор. И не отрицает этого.

— С чего ему отрицать? Отпустите его и уходите отсюда!.. Уходите, я сказала! Вы еще пожалеете о том, что делаете!

— Прошу прощения, миледи, но нам отдан приказ об аресте, и мы выполним его.

— Убирайтесь!.. В чем его вина? Кто вам позволил?

— Его обвиняют в государственной измене, миледи.

— Что?..

Не помня себя, я бросилась к Оуэну. На его лицо было страшно смотреть — такая мука читалась на нем. Он молча покачал головой, напоминая мне об осторожности.

Я остановилась и замерла. Мы просто смотрели друг на друга. Губы его шевелились.

— Екатерина… Катрин… — прочла я по его губам. — Любовь моя… Навсегда…

— Я не позволю… — растерянно произнесла я.

Он улыбнулся, нежно и покорно.

— Я вернусь, — явственно прошептал он.

— У них нет ничего против тебя, — тихо сказала я. — Они не могут…

— Конечно, — громко ответил он. — Это ошибка.

Но оба мы знали, что никакой ошибки нет. Просто Глостер вернулся в Англию и приступил к решительным действиям.

Сколько раз мы рисовали в своем воображении, что и как может с нами случиться, готовили себя к самому худшему, но всегда в нас подспудно жила мысль, что ничего этого не должно произойти.

И вот оно произошло…

Я почувствовала, что теряю сознание. Когда я пришла в себя, то увидела рядом Агнессу и Гиймот, они поддерживали меня, терли мои похолодевшие руки.

— Нет… нет… — бормотала я.

Никогда… никогда не могла я представить, что можно испытывать такую муку… Смертельную тоску…

Издалека до меня донесся стук копыт. Это увозили Оуэна.

Увозили от меня… от детей.

Не знаю, как я жила в последующие дни. Я вздрагивала от каждого звука, надеясь, что это Оуэн, что он вернулся… Я чувствовала себя как во сне — в кошмарном сне, который перемежался полубезумными надеждами, упованиями и бездонным отчаянием.