История Спарты (период архаики и классики) - Лариса Печатнова

Аристотель, думая о спартанских порядках своего времени, говорит о коррупции, процветающей в Спарте, как о явлении широко распространенном и глубоко проникшем во все слои общества, особенно в его высшую среду. К сожалению, эту тему в "Политике" он затрагивает лишь ad hoc, как иллюстрацию к картине общего упадка современного ему Спартанского государства. В качестве примера абсолютной беспринципности и подкупности спартанских высших властей он упоминает какой-то неизвестный нам из других источников случай, связанный с островом Андрос. По словам Аристотеля, в "андросском деле... некоторые из эфоров, соблазненные деньгами, погубили все государство..." (Pol. II, 6, 14, 1270 b). Не лучше он отзывается и о спартанской герусии, куда в отличие от

эфората попадали отнюдь не первые встречные: "Люди, занимающие эту должность, оказывается, бывают доступны подкупу и часто приносят в жертву государственные дела ради угождения" (Pol. II, 6, 18, 1271 а).

Судя по высказываниям Ксенофонта (Lac. pol. 14,3) и Аристотеля (Pol. II, 6, 5-7, 1269 b), прокламируемый аскетизм и уравнительная бедность, если и оставались в классической Спарте, то только в качестве лозунгов. Греки, говоря об особенностях национального характера спартанцев, часто отмечали их безудержную страсть к деньгам (filarguriva и filocrhmativa) (Isocr. VIII, 96; XI, 20; Arist. Pol. II, 6, 23, 1271 b)024_135.

Правда, по мнению философов и историков, особенно тех, кто склонен был идеализировать Спарту, прославленные спартанские добродетели уступили место алчности и безудержному стремлению к богатству и роскоши только в конце Пелопоннесской войны, когда деньги потоком стали поступать в Спарту и оседать в карманах правящей верхушки (Xen. Lac. pol. 14, 3; Plut. Lys. 17; 18). Но имеются данные, которые свидетельствуют, что страсть к деньгам и связанная с нею коррупция были хорошо знакомы Спарте и до Лисандра.

Так, противники законопроекта, согласно которому в Спарте собирались разрешить свободное хождение иностранной валюты в любом виде (золотые и серебряные монеты или слитки), припомнили какой-то, возможно, очень древний оракул, гласивший, что "Спарту погубит ничто иное, как корыстолюбие (aJ filocrhmativa Spavrtan ojlei' a[llo de; oujdevn)" (Zenob. Prov. II, 24 = Schol. ad Eurip. Androm. 446 = Arist. fr. 544 Rose024_3). Судя по ссылкам, встречающимся у поздних грамматиков и схолиастов, этот оракул цитировал Аристотель в своей "Лакедемонской политии". Эфор относил этот оракул ко времени Ликурга, а Плутарх считал его современным царям Алкамену и Феопомпу, участникам Первой Мессенской войны (Ephor. ap. Diod. VII, 14, 5; Plut. Mor. 239 f; Agis 9)024_136.

По словам Плутарха, еще Ликург пытался искоренить свойственную спартанцам страсть к роскоши, за что его "особенно люто возненавидели богачи" (Lyc. 10-11). Павсаний, говоря о поводах, приведших к Первой Мессенской войне, приводит курьезную историю со спартанцем Эвафном, которого он характеризует как человека, ставившего "неправедную корысть выше совести и чести" (IV, 4, 4). Еще одну любопытную историю, относящуюся к VI в., рассказывает Геродот: спартанец Главк, слывший "самым честным среди тогдашних лакедемонян", не смог удержаться и присвоил себе деньги, оставленные ему на сохранение неким милетским богачом. Только вмешательство Дельф подвигло его вернуть деньги наследникам (VI, 86).

Конечно, все эти истории - не более, чем исторические анекдоты, достоверность которых вызывает сильные сомнения. Однако они уже заставляют усомниться в мифе о неподкупности, бедности и честности спартанцев. Официальная железная монета, официальная простота жизни, обязательный скромный обед в сисситиях - вот постоянные элементы государственной пропаганды, которые были рассчитаны на тотальную обработку умов спартанских граждан и представляли собой исходные нормативные установки. Но реальная действительность всегда сильно отличается от официальной ее модели. Имеющиеся в нашем распоряжении источники, относящиеся по большей части к классическому периоду спартанской истории, свидетельствуют о массовой коррупции правящего аппарата и о неуемной страсти к деньгам, характерной для всех спартанцев вкупе.

Уже для Геродота взяточничество в среде спартанского высшего руководства является важной темой (III, 148; V, 51; VI, 50; 72; 82; VIII, 5). Так, он передает версию, в которую, впрочем, сам не верит, что в 524 г. все спартанское командование, возглавившее экспедицию на Самос, было подкуплено самосским тираном Поликратом, и именно поэтому поход оказался безрезультатным. Геродот даже приводит курьезную деталь: Поликрат расплатился со спартанцами фальшивыми золотыми монетами, специально отчеканенными для такого случая (III, 44-46; 56).

Следующий эпизод у Геродота, в котором также замешано было руководство спартанским флотом, имел место во время Греко-персидских войн. Спартанский наварх 481/480 г. Еврибиад, командующий объединенным греческим флотом при Артемисии и Саламине, по слухам получил от Фемистокла взятку в 5 талантов за то, что изменил план своей экспедиции в пользу Афин (VIII, 5).

Упоминает Геродот и спартанских царей, с чьими именами связаны были дела о коррупции. Так, он приводит целую серию рассказов о попытках подкупить царя Клеомена.

Около 513 г. подобную попытку предпринял Меандрий, бежавший в Спарту правитель Самоса, в надежде на получение военной помощи для борьбы с персами. Геродот утверждает, что Клеомен добился у эфоров санкции на немедленное выдворение Меандрия из Спарты, дабы тот не успел подкупить все руководство страны (III, 148).

Следующая очень похожая история, рассказанная Геродотом, относится ко времени Ионийского восстания. В 499 г. Клеомена пытался подкупить Аристагор, тиран Милета. Он рассчитывал склонить царя к походу против персов (V, 49-51). Еще два эпизода у Геродота связаны с военными походами Клеомена. В 494 г. царя обвинили в получении взятки от аргосцев за отказ от штурма города Аргос (VI, 82, 1), а в 491 г. - в получении взятки от афинян за организацию похода против Эгины (VI, 50). Поскольку ни одно из обвинений против Клеомена не было доведено до суда, для Геродота так же, как и для нас, вопрос о том, был ли Клеомен взяточником, остается открытым. Но само количество подобных историй, связанных с именем только одного царя, - свидетельство того, что для Спарты коррумпированность ее царей не была редким явлением и не воспринималась как что-то из ряда вон выходящее.

Кроме Клеомена Геродот называет еще одного спартанского царя - Леотихида, уличенного в получении взятки. В 476 г. Леотихид возглавил военную экспедицию в Фессалию, и, хотя первоначально

действовал очень удачно, внезапно прекратил всякие военные действия. Геродот не сомневается, что царь получил от фессалийских Алевадов взятку. Он даже сообщает подробности этой нехорошей истории: "хотя он [Леотихид] легко мог покорить всю страну, позволил подкупить себя большими деньгами. Леотихида застали на месте преступления: он сидел в своем собственном стане на мешке, полном золота", который только что получил от врагов своей родины (VI, 72; ср.: Plut. De malign. Her. 21, 2).

В Спарте Леотихид был привлечен к суду и был бы казнен, если бы он не успел бежать в Тегею, где скрывался на священном участке храма Афины Алеи, опасаясь, по-видимому, депортации и казни (Paus. III, 7, 9). Дом его по приговору суда разрушили.

Вот те эпизоды, связанные с коррупцией спартанской элиты, которые мы находим у Геродота.

Фукидид к списку Геродота добавляет еще два имени спартанских царей, подозреваемых в коррупции: Агиада Плистоанакта и Еврипонтида Агиса II. Оба эпизода связаны с их военной деятельностью.

Плистоанакта обвиняли в том, что в 446 г. он вместе с эфором Клеандридом взял от Перикла 10 талантов за то, чтобы увеcти войско из Аттики. В Спарте царя судили и приговорили к огромному штрафу (согласно Эфору, штраф составлял 15 талантов024_137 - Schol. ad Aristoph. Nub. 858 f.). Плистоанакт то ли не захотел, то ли не мог выплатить его и бежал из страны. По свидетельству Фукидида, опальному царю разрешили вернуться домой только через 19 лет. Все это время он скрывался в Аркадии на территории священного участка Зевса "из страха перед согражданами", как поясняет Фукидид (II, 21, 1; V, 16, 3).

Второй эпизод, имеющий отношение к теме коррупции в Спарте, приведен у Фукидида в связи с походом союзников против Аргоса в 419 г. Этот поход возглавлял Агис II. Однако по неизвестной причине, возможно получив крупную взятку, царь отказался от генерального сражения и, даже не известив своих союзников, вернулся домой. История была настолько скандальной и неприличной, что сразу же по возвращении из похода Агиса судили.

По решению суда его дом должны были срыть до основания, а на самого царя наложили огромный штраф в 100 тысяч драхм (около 17 талантов). Позже Агису удалось добиться оправдания: по-видимому, факт подкупа доказан не был (Thuc. V, 63; см. также: Diod. XII, 78).

Эти два эпизода, приведенные Фукидидом, представляют для нас огромный интерес. Ведь оба царя, подозреваемые в коррупции, действовали не одни, а вместе со своими советниками-эфорами, которые были приставлены к царям для осуществления надзора за их поведением во время военных кампаний.