Рыцарь Хаген - Вольфганг Хольбайн

— Чушь, — буркнул Хаген, — Зачем мне бежать? Я не боюсь Брунгильду.

— А стоило бы, — мрачно промолвил Гунтер, — А если уж не ее, то хотя бы нибелунгов Зигфрида. Или охраны короля Зигмунда Ксантенского.

— Неужели твоя власть столь ограничена, что ты даже не можешь обезопасить меня от своих гостей, мой король? — ледяным тоном промолвил Хаген, — И от собственной супруги?

— Конечно, нет, — отвечал Гунтер. Он, видимо, даже не заметил издевки, звучавшей в словах Хагена, — Но я не знаю, что случится этой ночью. В Вормсе полно посторонних. На каждого из моих людей приходится трое союзников Зигфрида. Пока что их останавливает почтение к моей короне… — Он запнулся, а затем поправился: — Или, скорее, страх перед клинками моих воинов. Но я не знаю, что произойдет, когда они увидят пылающий погребальный костер Зигфрида.

— Погребальный костер? — Хаген изумленно взглянул на короля.

Гунтер кивнул:

— Сегодня ночью тело Зигфрида будет сожжено на площади.

— Но он же христианин! — возразил Хаген, — Он должен быть похоронен!

— Брунгильда пожелала совершить погребальный обряд по обычаю наших предков, а Кримхилд не возражала. Как ты думаешь, что произойдет, когда все они увидят сжигаемый пламенем труп героя, а Брунгильда укажет на тебя пальцем и заявит: «Вот убийца Зигфрида!»? Они разорвут тебя на куски.

— Но ты можешь запретить это, — возразил Хаген, — Это ведь языческий обряд. Иди к священнику и потребуй отменить церемонию.

Гунтер фыркнул:

— Да его самого отправят на костер, посмей он что-то возразить. Я говорю серьезно, Хаген. Через час Кримхилд разожжет огонь, и, если ты к этому моменту еще будешь здесь, пожар охватит весь Вормс. Брунгильда что-то замыслила, и я не удивлюсь, если это коснется тебя.

— Я остаюсь, — решительно заявил Хаген, — А теперь иди, Гунтер. Иди к Брунгильде и скажи ей, что я буду присутствовать на погребальной церемонии.

— Ты… ты с ума сошел, — промямлил Гунтер.

— А потом отправляйся к моему брату, к Ортвейну и всем нашим, кто ненавидел Зигфрида, — продолжал Хаген, — и сообщи им следующее: что бы этой ночью ни случилось, я запрещаю им вмешиваться. Всем запрещаю, ясно?

— Не все захотят учитывать твое желание, — засомневался Гунтер, но Хаген перебил его:

— Я не сказал, что это мое желание, Гунтер Бургундский, такова моя воля. Это приказ.

Несколько секунд понадобилось Гунтеру для того, чтобы осознать смысл его слов. Он побледнел как мел. Не сказав больше ни слова, король вышел из комнаты.

Хаген спокойно задвинул за ним засов, шагнул обратно к кровати и начал раздеваться. По телу пробежал озноб — в комнате было холодно. Многочисленные раны, полученные им сегодня утром, болели, кое-какие вскрылись и кровоточили. Хаген аккуратно промыл их и перевязал, то и дело останавливаясь, чтобы переждать приступы острой боли и унять дрожь в руках. Затем он вымылся и стал собираться. Одежду он выбрал самую простую, ту, в которой явился сюда: обыкновенную коричневую куртку, перевязь без единого украшения и разбитый, потрескавшийся щит. Роскошные одежды, присланные Гунтером, он отложил в сторону. Лишь меч, висевший теперь у него на боку, был другим. Это был Бальмунг.

Надев на глаз черную повязку, Хаген осторожно водрузил на голову шлем. Он был спокоен, собираться на битву доводилось не впервой, хоть он знал, что на этот раз — если его принудят обнажить оружие — бой будет последним в его жизни. Он был изранен и слишком слаб, чтобы бороться с Брунгильдой и ее стражницами или нибелунгами Зигфрида.

Коридор был пуст, когда Хаген подошел к лестнице. Внезапно из темноты перед ним вынырнула тень, тускло блеснуло золото. Брунгильда собственной персоной, в полном боевом снаряжении, выступила вперед.

— Моя королева, — Хаген слегка склонил голову. В полумраке коридора лицо валькирии было еле различимо.

— Не бойся, Хаген, — сказала Брунгильда. — Оставь в покое меч, тебе нечего меня опасаться. Ты все равно уже не сможешь причинить мне боль.

Хаген промолчал.

— Я хочу от тебя услышать ответ лишь на один вопрос, Хаген, — продолжала Брунгильда. — И прошу тебя быть честным, — Она глубоко вздохнула: — Это правда, что Зигфрид любил Кримхилд?

Хаген смотрел куда-то мимо валькирии:

— Я думаю, да.

— Значит, все было ложью.

Тронье задумался.

— Нет, — сказал он, — Мне кажется, Зигфрид не лгал. Думаю, он… был не способен лгать.

— Так же, как и ты.

— Так же, как и я, — кивнул Хаген, — Возможно, он и рассчитывал в свое время прибрать к рукам Вормс и Бургундию. Только одного он не учел. Он влюбился в Кримхилд.

— Любовь! — вскричала Брунгильда, — Но он любил и меня. Ведь он говорил мне это!

— И это было правдой. Возможно, он любил двух женщин, но не получил ни одной. Я думаю, он не желал всего этого. Но назад дороги не было.

Брунгильда помедлила.

— Необычно ты судишь о человеке, которого убил собственными руками.

— Должен ли я его поэтому ненавидеть? — Он задумчиво опустил взгляд. — Нет. Я всегда считал, что ненавижу Зигфрида. Я хотел его ненавидеть. Но в действительности… в действительности мне это не удалось.

Брунгильда не ответила. А когда Хаген поднял голову, она уже исчезла.

На площади царила гробовая тишина, несмотря на то что собралась огромная толпа народу. Хаген напрасно пытался обнаружить среди массы людей одиннадцать нибелунгов — спутников Зигфрида. Их отсутствие вселяло смутную тревогу. Зато все до единого обитатели замка, начиная с Гунтера и его приближенных и заканчивая самым младшим парнишкой-конюхом, присутствовали здесь.

Зачем они явились сюда? Чтобы увидеть, как будет гореть тело погибшего? Или посмотреть, как умрет он, Хаген из Тронье? Кое для кого это стало бы желанным зрелищем, которого они втайне ждали уже давно. Хаген знал, что иные из тех, кто называл себя его друзьями, в действительности ненавидели его; и ненависть эту породил страх, бывший уделом слабаков.

Хаген решительно шагнул из тени ворот на освещенный многочисленными факелами двор. Сотни лиц одновременно повернулись к нему, в глазах людей отчетливо читались ужас, предвкушение и с трудом подавляемое злорадство.

Толпа перед ним расступилась, образовывая широкий коридор.

Что это, с ужасом думал Хаген, откуда эта ненависть, вдруг волной ударившая ему в лицо? Ведь большинству собравшихся здесь он оказал неоценимую услугу, прикончив Зигфрида. За что же они его теперь ненавидели?

Медленной поступью Хаген приблизился к погребальному костру, на вершине которого уже возлежал труп Ксантенца. В воздухе витал запах свежего, пропитанного маслом дерева, ароматы дорогих благовоний, которыми умастили тело погибшего. Коснувшись рукой последнего ложа Зигфрида, Хаген взглянул в его лицо.