Время для жизни - taramans
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ну… может я на тебя впечатление хочу произвести, - посмотрел на девушку, засомневался, - или наоборот, показать какой я транжира, и что меня не стоит воспринимать всерьез! И мои слова про то, что я просто есть хочу, не прошли? Ну… ладно.
Тем ни менее, с шашлыком допили и вино – девушки; и коньяк – мужчины. Да и что там пить-то – ноль пять литра да на четверых крепких молодых мужиков, да под такую закуску?
Все же к чаю пришлось попросить еще бутылку коньяка. Только налить его в заварник, для антуража. Да и разливать по стаканам с чаем удобнее.
- Парни! Кто желает чаю по-адмиральски? - Иван понимал, что это – не по-адмиральски, но его понесло. Хорошая компания, красивые девушки, легкий хмель. Настроение – замечательное, чес-слово!
К удивлению, чай с коньяком захотели попробовать не только парни, но и девушки. Так – по чуть-чуть, по граммульке!
Иван откинулся на спинку стула – в одной руке папироса, за другую – приобняла Зина.
- Ваня! Илья! А почему Вы гитару не взяли? Ну… спели бы сейчас! Хорошо же сидим, весело! – Зиночка блестит глазками. В сторону Киры Иван старается вообще не смотреть.
- А я предлагал Илье, но он категорически отказался! Говорит, не буду я баловать своим искусством этих предателей, забывших нас в отдаленном клубе, и за месяц не приехавших ни разу! А может мы, говорит, уже померли, от коклюша, или свинки? А они и не знают – может нас схоронили давно? И глаз не кажут!
- Иван! – смеясь, сказала Кира, - это болезни – детские, взрослые ими не болеют!
- А кто сказал, что мы с Ильей взрослые? Я вот – умишком слаб, по разуму – дитя дитем; Илья же – по жизни из детства не вышел. Наивный, совестливый, чуткий, как… как собака спаниель, вот!
Но Илья все же сходил к своим знакомым, и принес гитару. Правда, сыграв пару композиций, которые Косов «в упор» не узнал, передал гитару ему:
- Давай, Иван! У тебя лучше получится, да и практика тебе нужна!
Косов, находясь в прекрасном расположении духа, «дал»! Сначала спел «Шмеля», потом «Гитару». Народу понравилось, даже с соседних столиков ему похлопали.
- Ваня! Спой «Глаза», ну пожалуйста! – протянула Зина.
- Только за поцелуй!
- Ну что – прямо здесь, что ли, целовать? Имей совесть!
Он спел и «Глаза», и в «Шумном зале ресторана». Даже краем глаза видел, что несколько пар танцевали под «Глаза» на помосте веранды.
- Очень хорошо спел! Даже лучше Калошина! – похоже Зина немного… окосела.
- Ну… лучше, не лучше… но спел и правда – неплохо! – задумчиво произнес Илья, - я же говорил, у него неплохой голос!
- Парень! А спой что-нибудь… такое…, - окликнули его от соседнего столика.
Он посмотрел. «Ага… похоже кто-то из урок. Но – серьезный, не босяк. И морда незнакомая».
- Следующая песня звучит для моей девушки, Зины! – та встрепенулась, уселась ровно, и кивнула налево-направо, юморно представляясь.
Зачем он запел этот явный блатняк, Иван объяснить себе не мог:
- На этом скоке я сорвал немалый куш,
И лег на дно, покуда не утихнет шухер.
И заповедная непуганая глушь,
Меня узнала, как геолога Андрюху.
Может это натура Чибиса его так подвела в это момент?
Люди слушали. Причем слушали все, и простые, и явные интеллигенты. Ну да, в России интеллигенция всегда испытывала тягу ко всему блатному, тихо попискивая от восторга. Достаточно было посмотреть – кто сидел в зале на концертах того же «Лесоповала», Новикова или Танича.
Особенно ему удавались припевы. Как там с душой тянул Трофим:
- Судьба моя – змеюка подколодная!
Ужалит в тот момент, когда ее не ждешь.
Пусть я играл крапленою колодою –
Пропал, ей Богу, ни за грош!
Ему хлопали. А этот бродяга, протянув: «Все зло в них, в бабах!», и лихо замахнул стопарь.
Потом Иван глянул на подругу Виктора:
- А эта песня звучит для всех Татьян:
- Ее глаза небесно-васильковые притягивали взгляды как магнит…
Зиночка выразила недовольство после окончания:
- Чего это я буфетчица вдруг?
- Ну… там же она не буфетчица, а агент под прикрытием! Понимать надо!
- И чего это ты ей, этой старушке, песни вдруг поешь? – уже шипя в ухо, и пощипывая за бок.
«Так… надо завязывать это представление!»
- А пойдемте на карусель?
На карусели было здорово! Сиденья были на двоих, и они кружились с Зиночкой. Он обнимал ее одной рукой, а другой – делал вид, что все пытается поправить подол ее платья, который бессовестно задирался от порывов ветра! Она смеялась, и на ее щечках были явственно видны ямочки! А когда она запрокидывала голову, ее шея… как же хотелось ее поцеловать!
«Ах какие у нее все же ножки! Да в чулочках!»
Спасибо карусели и за то, что хмель выдуло под ноль!
«Что-то я расслабился… как бы не в перебор!».
И это сразу стало ясно – когда Сергей, вроде бы со скуки, предложил ему прыгнуть с вышки. Парашютная вышка была видно со всех сторон в парке. На вид – метров тридцать, не меньше, а то и все пятьдесят. Периодически, было видно, как парашют скользил вниз по тросу с новым желающим.
- На слабо берешь? Врешь – не возьмешь! Пошли!
Девушки забеспокоились, решили отговорить их:
- Сергей! Ну ты то – понятно. У тебя этих прыжков с парашютом уже больше двух десятков! А если Иван ноги переломает? Ну что вы затеяли? – это Кира.
Зина смотрела, чуть прикусив нижнюю губу, и молчала. Может это и послужило последним толчком к тому, что Иван, коротко бросил «белокурой бестии»:
- Пошли…
Но уже на стадии подъема на вышку, у него мелькнула мысль:
«А вот на кой хрен мне это надо?». И сам себе ответил: «Теперь уже и правда – надо! Назад уже никак!».
Наверху изрядно поддувало. Иван старался с равнодушным видом озирать окрестности. «А красиво – если отсюда смотреть!».
Инструктор коротко глянул на Сергея:
- Сколько прыжков?
- Двадцать два, - улыбнулся тот.
Инструктор коротко кивнул, и повернулся к Ивану. Осмотрел Косова:
- Ну хоть у кого-то обувь нормальная, - это выпускающий про его берцы, - значит так… Не ссы, все будет путем!
