День исповеди - Аллан Фоллсом
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не знаю, — сухо прозвучал в телефоне голос Гарри.
Елена остановилась у подножия лестницы и открыла свою сумку. Кашляя, обливаясь слезами, она вынула оттуда и развернула два заблаговременно смоченных водой платка. Одним она прикрыла рот и нос Дэнни и завязала узелок у него на затылке. Затем сделала такую же повязку себе, взялась за кресло и покатила его в Скульптурную галерею Кьярамонти. Бюст Цицерона, Геракл с сыном, изваяние Тиберия, огромная голова Августа — все это было окутано дымом, в клубах которого в обе стороны длинной узкой галереи бежали, мешая друг другу, порой сбивая встречных с ног, донельзя перепуганные люди. Все искали спасительный выход.
— Гарри… — снова произнес в телефон Дэнни.
— Первый готов. Второй…
— Перекрой его как можно скорее!
— Дэнни, как только смогу…
Гарри сморщился от напряжения — второй вентиль изрядно заржавел, и пришлось собрать все силы, чтобы сдвинуть его с места. Зато когда вентиль поддался, он пошел настолько легко, что Гарри приложился боком о трубу, содрал кожу на костяшках пальцев и уронил телефон, так что тот отлетел на десяток футов в сторону.
— Черт…
В повязках они походили на бандитов Дикого Запада времен его освоения. Елена поспешно повернула кресло, в котором сидел Дэнни, и повезла его обратно, удачно уклонившись от полудюжины японских туристов, мчавшихся навстречу, цепочкой, в затылок друг другу; впрочем, на бегу они кричали, кашляли и проливали слезы точно так же, как и все остальные. Во время маневра она выглянула в узкое окно и увидела там вбегавших во двор вооруженных винтовками мужчин в голубых рубашках и беретах.
— Святой отец… — обратилась она к Дэнни, показывая в окно.
Тот посмотрел, пробормотал: «Швейцарская гвардия» — и снова взялся за телефон. Елена повезла его дальше.
— Гарри…
* * *— Гарри…
— Что?!
Гарри наклонился, подхватывая одной рукой упавший телефон и одновременно посасывая ободранные и ушибленные костяшки пальцев другой.
— Все нормально?
— Долбаная вода перекрыта, да?
Они добрались до дальнего конца галереи, Дэнни поднял руку, и Елена остановилась. Прямо перед ними находились закрытые двери, ведущие в следующий раздел музея. Galleria Lapidaria — хранилище древних надписей. Насколько можно было судить из-за двери, там уже никого не осталось.
Впервые они оказались наедине — торопливая, охваченная паникой, крикливая толпа умчалась в противоположном направлении.
— Сейчас буду поджигать номер три. Вы уже выбрались оттуда? — послышался в телефоне голос Гарри.
— Еще два пункта.
— Поторопись.
— Сюда подтянулась швейцарская гвардия.
— Тогда к черту эти пункты.
— Если мы этого не сделаем, на тебя насядут и гвардейцы, и молодцы Фарела.
— В таком случае кончай трепаться и займись делом.
— Гарри… — Дэнни оглянулся. Через окно он хорошо видел гвардейцев, надевавших противогазы, и пожарников с изолирующими кислородными противогазами и топорами. — Где-то здесь Итон. И с ним Адрианна Холл.
— Откуда они взялись, черт бы их…
— Не знаю.
— Господи Иисусе! Дэнни, забудь об Итоне. Заканчивай свои дела и поживее выбирайся оттуда!
150
— Это диверсия.
Томас Добряк стоял на дорожке, проходившей прямо позади башни, смотрел на дым, поднимавшийся над комплексом Ватиканских музеев, и говорил по рации, которую держал в руке. Оттуда слабо доносились вопли сирен автомобилей пожарных и других экстренных служб, спешно съезжавшихся со всего Рима.
— Что будете делать? — услышал он голос Фарела.
— Мои планы не меняются. И ваши не должны.
Не слушая дальше, Томас Добряк нажал «отбой» и повернулся к башне.
* * *Скорчившись в своем укрытии, Геркулес заканчивал вязать узлы на веревке. Он видел, как Томас Добряк шел обратно по дороге, ведущей к башне, разговаривая по рации, которую держал в руке. За дорогой были хорошо видны двое людей в черных костюмах, укрывавшиеся под живой изгородью.
Геркулес дал Томасу Добряку пройти. Затем перебросил через плечо костыли, связанные куском веревки, переполз немного дальше, чуть поколебался и поднял веревку с навязанными на ней узлами над головой. Распрямившись с немалыми усилиями во весь рост, он раскрутил веревку и попытался забросить конец на крышу.
Веревка зацепилась было за толстые железные перила, но упала. Перехватывая ее, Геркулес оглянулся. Вдали он увидел облако дыма, курящееся над ватиканскими дворцами, и еще одно, поближе, на холме неподалеку от него.
Он опять встал и опять бросил веревку. И опять она сорвалась. Геркулес выругался и предпринял третью попытку.
С пятого раза веревка все же зацепилась. Он потянул сильнее, убедился, что веревка выдерживает его вес, ухмыльнулся и полез по ней вдоль стены башни. Костыли свисали у него за спиной. Через несколько секунд он оказался на красно-белой черепичной крыше и вновь исчез из виду.
151
— Проклятье!
Итон, кашляя от дыма и зажимая рот носовым платком, разглядывал из окна Галереи гобеленов двор музея, пытаясь выследить в сумятице массового исхода людей в креслах на колесах. Двое инвалидов уже проследовали, но не те. Куда, к черту, подевались в этом бедламе отец Дэниел и его сиделка, нельзя было даже предположить.
Ну а Адрианна говорила по сотовому телефону. Ни дым, ни кашель, ни слезы, ни паника не могли отвлечь ее от работы. У нее уже были две съемочные группы поблизости — одна в соборе Святого Петра, вторая возле входа в Ватиканские музеи. Еще две должны были прибыть с минуты на минуту, а с Адриатического побережья летел вертолет с группой «Скайкам», которая перед этим вела воздушные съемки учений итальянского военно-морского флота.
Неожиданно Итон схватил журналистку за плечо, развернул к себе, выхватил телефон и прикрыл его ладонью.
— Скажи, чтобы искали бородатого мужчину в инвалидной коляске, которую везет молодая женщина, — потребовал он, глядя ей в глаза. — Скажи, что его подозревают в поджоге, и что-нибудь еще соври. Скажи, чтобы, если увидят, не выпускали его из виду и сразу дали тебе знать. Иначе Томас Добряк доберется до него первым, вот увидишь.
Адрианна кивнула, и Итон вернул ей телефон.
* * *Скривив губы от боли в сломанных ногах, Дэнни приподнялся в кресле и всем весом навалился на окно. Сначала оно не поддавалось. Но в конце концов рассохшиеся рамы все же с громким хрустом распахнулись. Внизу находился двор Бельведер. Прямо напротив располагалось здание пожарной команды, и бросать отсюда было очень неудобно. И все же…
Открыв сумку, он вынул одну из бутылок с горючей смесью из рома и оливкового масла, из горлышка которой торчал короткий фитиль. Потом взглянул на Елену, чье лицо было почти полностью скрыто платком.
— Как вы?
— В порядке.
Дэнни отвернулся от нее, поднял горящую спичку и поднес огонек к фитилю.
Откинулся на спинку кресла, досчитал до пяти и с полузадушенным криком «ура!» метнул бутылку в открытое окно. Сразу раздался звон разбитого стекла, а потом к самому окну взметнулись языки пламени — это занялась жидкость, разлившаяся по тротуару и попавшая на росшие под окном кусты.
— На другую сторону! — приказал он и, поспешно закрыв окно, вновь откинулся в кресле.
Через три минуты вторая бутылка взорвалась на усыпанной гравием дорожке, ведущей в Треугольный двор, — наиболее близком к папскому дворцу пункте из доступных им; как и первая бомба, она залила пламенем пустое место и подожгла находившиеся поблизости кусты.
152
В кабинете Фарела творилось нечто неописуемое. По телефону звонил начальник пожарной службы, он орал, требуя, чтобы ему объяснили, что за чертовщина творится в Ватикане, и жаловался, что давление в водопроводе упало настолько, что из всех кранов вода не льется, а еле-еле капает, и в этот момент перед зданием пожарной команды взорвалась первая бомба. Пожарный сразу сменил тон. «Это террористический акт?» — спросил он. Он не станет посылать своих людей против вооруженных террористов. Это дело Фарела.
В отличие от пожарного Фарел отлично знал, что происходит, и уже отправил свою чернокостюмную гвардию к музеям на помощь вышедшим туда в полном вооружении швейцарцам, оставив лишь шестерых, в том числе Томаса Добряка и Антона Пилжера, в засаде возле башни. И тут взорвалась вторая зажигательная бомба.
Полагаться на удачу и дальше было нельзя. Вероятно, это Аддисоны, а если нет?
— Вода — это ваша проблема, capo.[41] — Фарел провел вспотевшей ладонью по гладко выбритой голове и заметил, что его хриплый голос стал звучать басовитее, чем обычно. — Vigilanza и швейцарская гвардия обеспечат безопасность публики. А у меня одна забота — жизнь и здоровье святейшего отца. Все остальное не важно. — С этими словами он бросил трубку и направился к двери.
