Единственное решение - Эрик Рассел

— Худые и толстые, — ответил хозяин. — А также длинные и короткие. А еще — нормальные и чокнутые. Может, у мутаций и есть границы, но только мне они не известны.

— Я знаю, кто чокнутый, — хмыкнул Дженсен.

— Кому и знать, как не вам, — подтвердил человечек.

— Я ведь газетчик, фельетонист, — многозначительно сказал Дженсен.

— Оно и видно, — согласился коротышка.

— Что видно?

— Кто чокнутый.

— Подходяще, — признал Дженсен. — Люблю находчивых, даже если у них не все дома.

— Таких невежливых газетчиков я еще не встречал, — заметил человечек. Он вытер глаза, высморкался и посмотрел, моргая, на посетителя.

— Ну, в моем положении это допускается. Ведь я возможный покупатель. А покупатель всегда прав.

— Не обязательно.

— Придется вам это понять, если не хотите разориться, — уверил Дженсен и начал разглядывать полки по ту сторону прилавка. Они были заставлены разными, самой диковинной формы банками и склянками. — Так вот, насчет этих мутантов.

— Да?

— Что это за махинация?

— Я продаю их — это махинация?

— Еще бы! — сказал Дженсен. — Вы хоть знаете, что такое мутант?

— Должен бы знать.

— Конечно, должны. Но знаете?

— Безусловно.

— Тогда что такое мутант?

— Ха! — Человечек дернул носом, который после этого еще больше побагровел. — Так вы сами не знаете?

— Развожу их десятками. Я в этих делах крупный специалист.

— Правда? — усомнился человечек. — Как ваше имя?

— Дженсен. Альберт Эдвард Мэлакай Дженсен из «Морнинг колл».

— Никогда о вас не слышал.

— И не могли — ведь для этого надо уметь читать. — Дженсен набрал воздуха и продолжал: — Мутант — это урод, который получается в одном случае из миллиона. Тяжелая частица — ну, какой-нибудь космический луч — бьет по гену, и когда приходит срок, на руках у мамаши нечто для показа в цирке. Так что..

— Неверно! — резко оборвал его человечек. — Мутант — это организм с коренными изменениями душевного или физического склада, передающимися потомству независимо от того, искусственными или естественными причинами вызваны эти изменения. Свойства всех моих мутантов передаются их потомству, из чего следует, что мои мутанты настоящие.

— Значит, вы изменяете любые живые существа и даете гарантию, что приплод будет такой же, как и родители?

— Вот именно.

— Тогда вы, наверно, бог, — сказал Дженсен.

— Ваше кощунство ничем не оправдано, — с негодованием отозвался человечек.

Будто не слыша, Дженсен снова обвел пристальным взглядом ряды банок и склянок.

— Что это?

— Сосуды.

— Это я вижу сам. А что в сосудах — растворенные мутанты?

— Не говорите глупости.

— Я никогда не говорю глупости, — заверил Дженсен. — Вы торгуете мутантами — должны же вы где-нибудь их хранить.

— Да, торгую.

— Так написано на окне. Что это за махинация?

— Я же говорил вам — никакой махинации нет.

— Прекрасно. Я покупатель. Покажите мне несколько мутантов помодней. Что-нибудь вечернее и сногсшибательное.

— У меня не магазин одежды, — отозвался человечек. — Вам нужно платье с глубоким вырезом. Вы бы выглядели в нем убийственно.

— Пусть это вас не волнует. Мутанта, пожалуйста, — больше я ничего у вас не прошу.

— Что-нибудь определенное? — спросил хозяин.

Дженсен задумался.

— Да. Я хочу купить голубого носорога в семнадцать дюймов длиной и весом не больше девяти фунтов.

— В серийном производстве такого нет. Придется делать специально.

— Вы знаете, почему-то я этого ожидал. Чувствовал как-то, что эта просьба не совсем обычная.

— Нужно две, а может быть, даже три недели, — предупредил человечек.

— В этом я не сомневаюсь. Месяцы и годы. Да что там — жизнь!

— Я мог бы предложить вам розового слона, — продолжал хозяин. — Примерно такой же величины.

— Слонов никто не берет. В любой лавчонке их завались.

— Да, их довольно много. — Он пригладил белые волосы, вздохнул. — Похоже, что я ничем не могу быть вам полезен.

— Покажите мне мутанта! Любого! Самого дешевого! — почти прокричал Дженсен.

— Ради бога, пожалуйста!

Человечек вытер глаза, шмыгнул раза два носом и скрылся за дверью, которая вела в подсобные помещения магазина.

Перегнувшись через прилавок, Дженсен дотянулся до небольшой, необычной по форме стеклянной банки. Она была наполнена до половины какой-то оранжевой жидкостью. Дженсен отвинтил крышку и понюхал. Запах наводил на мысль о фантастически концентрированном первосортном виски. Он с грустью поставил банку на место.

Хозяин вернулся. На руках у него был белый щенок с черным пятном вокруг одного глаза. Он почти бросил его на прилавок.

— Пожалуйста — дешево и сердито.

— Ясно, — сказал Дженсен. — На вас надо подать в суд.

— Почему?

— Какой это мутант?

— Вам лучше знать, — с оскорбленным видом сказал человечек, — ведь вы крупный специалист в этой области.

Подхватив щенка, он повернулся к двери.

— Какой умник нашелся! — презрительно ухмыльнувшись, проговорил щенок, прежде чем дверь за ними захлопнулась.

Когда хозяин появился снова, Дженсен сказал:

— Я слышал, как он говорит. Это же самое проделывает Чарли Маккарти [2], да и другие куклы.

— Вполне возможно.

Человечек чихнул и, звеня банками, стал искать что-то на полках.

— Это вам проделает любой эстрадный чревовещатель, — не унимался Дженсен, — только с большим блеском и оригинальностью.

— Вполне возможно, — повторил хозяин.

— Я человек дотошный, — продолжал Дженсен. — Когда попадается что-нибудь интересное для газеты, меня за уши не оттащишь. С места не сдвинусь, пока не будет полной ясности, — вот я какой.

— В этом я не сомневаюсь.

— Вот и хорошо. Взгляните на дело по-другому: вы продаете мутантов, во всяком случае, так утверждаете. Тут новостей на несколько строчек, но строчка оттуда, строчка отсюда — и, пожалуйста, фельетон готов.

— Серьезно? В самом деле?

Человечек поднял белые брови, судя по всему, ошеломленный этим сообщением.

— В хорошем фельетоне, — зловеще продолжал Дженсен, — написанном опытным фельетонистом, много всякого интересного. Его читают. Иногда в нем рассказывается о приятном, иногда о неприятном. Полиция читает неприятное и благодарна, что я обратил на это ее внимание. Обычно, правда, она запаздывает: чаще герой моего произведения прочитывает его раньше и успевает смыться. Понятно?