Чужие ветры. Копье черного принца - Лев Прозоровский

Лев Владимирович Прозоровский

Чужие ветры. Копье черного принца

НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОБ АВТОРЕ ЭТОЙ КНИГИ

Часто бывает так: прежде чем стать писателем, будущий автор романов и поэм перепробует множество профессий, поработает и слесарем, и трамвайным кондуктором. Перепробует — пожалуй, не то слово. Дело не в том, что человек преднамеренно решил «осмотреться», а просто — так уж складываются обстоятельства, такова жизнь.

Путь к первой, великолепно пахнущей свежей типографской краской и клеем книге, новенькой, только что легшей на прилавок, той, что наконец-то обрела реальное существование и дошла до читателя, — не легок.

Лев Прозоровский, в шестнадцать лет начав самостоятельную жизнь, был учеником электромонтера, помощником осветителя в театре…

Все это происходило в годы, которые теперь кажутся такими далекими: начало тридцатых, бурное время. Саратов. Волга. Тут же — обрываются улицы, и перед глазами — река…

Окончив среднюю школу, Л. Прозоровский учится в школе милиции и становится фотоэкспертом.

В 1933 году, в ночной операции, его тяжело ранят. По состоянию здоровья он не может продолжать работу в милиции. Л. Прозоровский переходит в газету «Поволжская правда», потом длительное время работает репортером Всесоюзной фотохроники.

Вряд ли есть необходимость пересказывать биографию Льва Прозоровского. Просто нужно отметить некоторые ее узловые события, от которых тянутся нити к тому, что создано писателем.

Да, тридцатые годы, с первыми нашими пятилетками… Уже тогда ученик электромонтера, работник милиции, фоторепортер Л. Прозоровский мечтает о литературе, о поэзии. Пишутся первые строчки. В альманахе «Литературный Саратов» печатаются первые стихотворения.

Война. Потом послевоенные годы восстановления народного хозяйства. Знакомые биографические даты, знакомые потому, что ими обозначены жизненные дороги многих и многих, всех тех, кто начал в тридцатые, прошел через войну, вернулся с солдатским мешком за плечами, чтобы как будто сызнова начать, а в сущности — продолжить все то, над чем уже работали или что было задумано до 22 июня 1941 года, даты, подчинившей все одному большому долгу…

И, очевидно, сквозь все эти годы, через работу фоторепортера и журналиста, пронесена была Л. Прозоровским дума о той профессии, к которой он шел через другие, уже перечислявшиеся здесь, дума — о работе писателя. Во фронтовой газете он печатает сатирические стихи, после войны публикует стихи в газетах Советской Латвии, в которых выступает не только как писатель, — он их делает вместе с другими своими товарищами журналистами, в течение многих лет являясь штатным сотрудником редакций.

(Вплоть до 1955 года Л. Прозоровский работает последовательно в газетах «Вечерний Ленинград», «Советская Латвия», «Латвийский моряк», «Советская молодежь».) Задумана и уже начата поэма «Новый дом», над которой поэт работает четыре года и которая войдет в поэтический сборник Л. Прозоровского «Ракета» (1955 г.).

Много в нашей литературе, в различных статьях уже было сказано о роли этого периода «первоначального накопления» опыта в жизни любого литератора, и, пожалуй, не стоило бы здесь повторяться, если бы сама жизнь, а значит, и жизнь литературы на каждом шагу не повторяли с удивительной настойчивостью один и тот же эксперимент с подобным накоплением опыта, чтобы потом только усадить писателя за письменный стол и издать его первую книгу. И тут нечего сетовать на такой ход событий: выходит, он необходим, этот жизненный опыт писателю, как хлеб насущный, как воздух.

Но мы отвлеклись немного в сторону.

Несомненно, что у каждого есть какие-то свои увлечения.

Лев Прозоровский как писатель представляется мне, в известной степени, человеком, увлекающимся многим.

В году 1955, выступая перед учащимися ремесленного училища, он азартно читал свои сатирические стихи и сам загорался, читал и читал их еще. Вообще Л. Прозоровский часто и охотно выступает то перед моряками, то в воинских частях, то у ремесленников — это тоже одно из его увлечений: писатель считает, что сам непосредственно должен способствовать тому, чтобы довести свои произведения до читателя, что должен живой речью «агитировать» за литературу, за ее понимание. Но сейчас речь идет пока о другом многолетнем увлечении писателя — увлечении сатирическими стихами, которые он больше всего, пожалуй, писал в середине пятидесятых годов и с которыми тогда всюду выступал.

Другое увлечение — цирк. Писатель многие годы сотрудничает с Латвийским госцирком, участвует в составлении текстов для цирковых программ, и, наконец, — в его литературной обработке — выходит книга заслуженного артиста ЛCCP К. Плуча (Роланда) «Белый клоун» — тоже, в конечном счете, плод увлеченности цирком, его своеобразной романтикой.

Проходит несколько лет, и Л. Прозоровский при своих встречах с читателями начинает рассказывать сюжеты приключенческих повестей… Взлетел самолет, в нем не так много пассажиров; и вдруг на высоте нескольких тысяч метров над землей завязываются в единый узел удивительные события… Писатель говорит быстро, чтобы в короткие двадцать минут уложить начальные главы задуманной им повести, и обрывает свой рассказ, по старому правилу, на самом интересном месте.

В 1957 году выходит приключенческая повесть Л. Прозоровского «Чужие ветры» — о темных делах латышских белоэмигрантов. В 1958 году появляется новая, тоже приключенческая повесть — «Копье Черного принца». По мотивам последней писатель вместе с режиссером П. Хомским создает пьесу того же названия. Но впереди — еще и еще работа в той же области…

В настоящий сборник, выпускаемый к пятидесятилетию писателя и подводящий известный итог какому-то этапу литературной деятельности Л. Прозоровского, включены лишь произведения, связанные с одним из жанров, в которых он работает, а именно — с повестями, вводящими нас в мир, богатый многими острыми событиями, резкими поворотами, приключениями. Мы уже назвали эту работу одним из увлечений писателя, но говорили об этом и других увлечениях потому, что они стали фактами творческой биографии Льва Прозоровского. И именно поэтому вполне оправдано и применение самого этого слова — увлечение, ибо обозначает оно не забаву, а серьезную работу, интересный поиск, в ходе которого могут родиться удачи, может что-то и не получиться.

Надо сказать, что Л. Прозоровский продолжает свою работу и в других жанрах, в частности — переводит стихи латышских поэтов, пишет стихи и сам. Трудно все это собрать в единый сборник, книга получится слишком разнокалиберной. Поэтому приходится ограничиться произведениями одного плана.

В литературе, как в огромном потоке, который создается из многих-многих ручьев и множества капель, каждый пишущий вносит свою долю в общее дело. И без этой доли — нет целого. И каждую эту долю нужно уметь ценить.

Чужие ветры

Приключенческая повесть

У жабы глаза всегда подняты

к небу. Зачем? Затем, чтобы

видеть, как летают птицы.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

От озера к школе бежал человек. Алина увидела его из окна своего кабинета уже после того, как неизвестный пробежал половину пути — метров триста из тех шестисот метров луговины, что лежали между зданием школы колхозных бригадиров и озером. Трехэтажный белый помещичий дом с колоннами, где теперь была школа, стоял на вершине круглого холма, передний склон которого спускался круче остальных. Прежний владелец здешних земель, остзейский немец, был, видимо, субъектом со странностями, иначе он бы не стал разбивать центральную усадьбу на таком открытом месте.

Почти сразу же за озером начиналось море. От озера его отделяла лишь неширокая полоска земли, изрезанная протоками. В пору весенних штормов морская вода с шумом бежала по этим протокам, снизу взламывала озерный лед, заливала желтый прошлогодний камыш, часть луговины и подходила к подножью холма, на котором стоял дом с колоннами. Потом вода отступала, оставляя за собой размокшую, топкую землю. Луг высыхал быстро — к маю на нем уже зеленели травы. Под камышом топь не просыхала до самой зимы.

У охотников были в камышах свои тропинки. В густых зарослях скрывались кабаньи выводки, а на озеро весной и осенью прилетало много кочевой птицы; садились сюда чирки, лебеди, кряквы, шилохвосты… В дни осенних перелетов открытые воды пестрели стайками северных уток.

Кружились над озером и морские чайки. Перед заходом солнца они долго и жалобно кричали; крик этот был хорошо слышен в большом помещичьем доме. В осенние месяцы с моря приплывали тяжелые туманы, дышать становилось трудно, и слушатели школы колхозных бригадиров, в большинстве своем крепкие парни и девушки, чертыхались в адрес того, кто придумал построить дом на таком отвратительном месте.