Возвращение Флоран - Дей Дерфин

Дей Дерфин

Возвращение Флоран

1

Нет, она не имела права так поступать. Флоран было стыдно.

Она с отвращением смотрела на свои ладони, не зная, что с ними делать. Отрубить? Сжечь? Заковать в железо? Но как тогда она сможет играть, готовить, в конце концов молиться перед ликом Богоматери? Ведь не для того Флоран Рейд, дочь сталелитейного магната Грегори Рейда, поступила шесть лет назад в закрытый католический колледж Святого Креста, чтобы вернуться домой без рук!

Нет, совсем не для того. Отец хотел, чтобы Флоран прежде всего научилась себя вести. Все остальное можно приобрести в любом учебном заведении Балтимора или Нью-Йорка. Правоверному католику Грегори Рейду казалось, что его дочери необходим жесткий режим католического колледжа, где воспитанниц учат смирению, прилежанию, умению держать себя в руках.

Но, как выяснилось, шесть лет учебы потрачены впустую — Флоран так и не научилась управлять своим темпераментом, замешенном на ирландской вспыльчивости и болезненной горделивости индейцев-чероки (по семейной легенде, одна из прабабушек Флоран согрешила с индейским вождем). Иначе сегодня не произошло бы того, отчего у Флоран до сих пор стучало в висках, адским жаром жгло ладони, словно она ночь напролет сжимала в руках куст крапивы.

Все началось с того, что в самом конце урока физкультуры девчонки решили поиграть в баскетбол. Как водится, воспитанницы их клана (так называлась группа в их колледже) поделились на две команды.

Команду конкуренток возглавляла Лесли Салливан, рыжеволосая штакетина, которую родители отправили в колледж, спасая от наркотиков и несчастной любви. Флоран и Лесли давно недолюбливали друг друга — они всегда и во всем оказывались по разные стороны баррикад. Флоран не могла понять, в чем была причина ее неприязни к этой нескладной, задиристой и язвительной девице. Невзирая на то, что отец-наставник Климент все время пытался их примирить, прирожденные лидеры Флоран и Лесли постоянно задирали друг друга.

Так случилось и на этот раз. Команда Флоран побеждала с минимальным счетом. Когда до конца четвертого периода оставалось не более 15 секунд, Флоран прорвалась по флангу и засадила в кольцо замечательный слэм-данк. Девчонки, даже из стана соперниц, зааплодировали, и только Лесли, оттолкнув ее от кольца, принялась спорить. Флоран попыталась побыстрее уйти, чтобы избежать скандала, но Лесли подскочила к ней, схватила за майку и заорала прямо в ухо:

— Ты нарушила правила! Была пробежка! Подойди к судье и скажи, чтоб он отменил эти два очка!

Флоран возмущенно уставилась на соперницу.

— Лесли, никакой пробежки не было! Можешь спросить у девчонок, они подтвердят!

— Ты лжешь! Ты такая же лгунья, как твой отец! Он недоплачивает рабочим, а ты зарабатываешь нечестные очки!

Этого Флоран стерпеть не могла! Если бы Лесли упрекала в каких-то грехах ее, это можно было бы стерпеть. Но она задела честь отца. Этого еще не хватало!

Кровь ударила в лицо Флоран, ладони затвердели.

— Что ты сказала?! Повтори!

— Ты такая же обманщица, как и твой отец! Вы только прикрываетесь именем Христа! — продолжала кричать Лесли.

Ах так! Флоран вскинула руку и с размаху ударила Лесли по лицу.

Шп-о-ок! Хлесткая пощечина, многократно усиленная эхом, разнеслась по залу. Судья, объяснявший девчонкам из команды противниц правила игры, выскочил на площадку и рысью помчался к ним.

И вовремя. Лесли, веснушчато-белое лицо которой залил алый след пятерни, приняла боксерскую стойку и с диким ревом пошла на Флоран. Девчонки завизжали, некоторые, особо чувствительные, чтобы не видеть смертоубийства в стенах католического колледжа, бросились к выходу.

А Флоран, напротив, стало весело. Она тут же вспомнила уроки отца, которые он давал ей в те времена, когда еще она жила в родительском доме. Флоран вскинула руки к подбородку в стиле популярного боксера Джона Дадди и приготовилась отбивать атаки рыжей верзилы.

К счастью, бой не состоялся. Когда между соперницами оставалось не более метра, между ними гранитной глыбой встал наставник клана отец Климент.

Бывший полицейский знал толк в потасовках, в том числе и в разборках разъяренных девиц. Он оттеснил плечом Лесли и, повернувшись к ней лицом, сказал что-то такое, отчего руки Лесли мгновенно обвисли, как два внезапно перерезанных каната.

Откуда здесь взялся отец Климент, было не понятно. По-видимому, он обладал нюхом на всевозможные конфликты.

Лесли виновато смотрела на отца Климента, ее губы дрожали, кривясь в жалкой гримасе. Она заплакала. Глядя на нее, зарыдала и Флоран.

Когда отец Климент повернулся к ней, Флоран уже ничего не видела перед собой, кроме радуги соленых безостановочных слез. Судья, приобняв Лесли за плечи, повел ее к выходу из зала. А отец Климент принялся успокаивать Флоран.

Он между делом распустил девчонок, проводил их к выходу. И вернулся к Флоран.

Она стояла у забранного сеткой окна, глядя на падавший снег. Слезы текли по лицу. Внезапная злость, вызванная оскорблением, уже прошла. Теперь Флоран испытывала стыд — глубокий, пронизывающий насквозь от макушки до пят.

Она знала за собой эту способность: впадать в ярость из-за всякой мелочи. Можно сказать, отец, отправляя ее в колледж, рассчитывал на изменение характера, воспитание стойкости и хладнокровия. Флоран должна была обуздать страсти, главной из которой была гневливость. Эта ее черта с учетом того, что она со временем должна унаследовать немалое состояние, могла привести к непредсказуемым последствиям.

Но она не выдержала испытания, ничему не научилась. Флоран не смогла спокойно перенести выпад глупой девчонки. А что она будет делать, когда ее, наследницу крупного состояния, станут дразнить газеты, профсоюзы и прочие зубастые твари, которых хлебом не корми дай только задеть кого-нибудь из состоятельных людей?

Кроме того, Флоран волновали возможные последствия ее внезапной вспышки. Разумеется, Лесли целенаправленно метила в ее отца. Но рыжая верзила нанесла ей всего лишь словесное оскорбление, а Флоран Лесли — физическое. В их заведении такое проявление эмоций считалось крайним грехом. Едва ли не преступлением. И если отец Климент доложит об инциденте настоятельнице колледжа матушке Сильвии, то суровая, не знающая пощады испанка может отчислить ее в двадцать четыре часа. И как тогда Флоран явится на глаза отца? Как объяснит ему свое отчисление?

Глядя на красные, словно распаренные ладони, Флоран бездумно раскачивалась из стороны в сторону. В их заведении было запрещено в течение дня садиться или ложиться на кровать, разве что в случае болезни. Но сейчас, предвкушая близкое отчисление, Флоран было все равно. Соблюдение любых правил казалось излишним.