Сайдинг - Эрос Евгеньевич Гед

Эрос Гед

Сайдинг

— А каковы ваши основные допущения?

— Основное допущение — мир познаваем.

— Надеюсь, вы отдаете себе отчет о том, что результат, сообразен предпосылкам.

***

Едва уловимые нотки свежести ширились и становились все более отчетливыми.

***

Гром уже не мог сдерживаться и разразился мощными раскатами брани.

Сидящие за столом втянули шеи и затихли.

Я долго ждал этого момента. Все знают, что в таком состоянии его не успокоить. Единственное что остается — это ждать, пока он не успокоиться сам, и не попасть под его “горячую” руку.

Огромных размеров глиняная кружка врезалась в пылающие поленья. Сноп искр, опьяненных свободой, расчертили полумрак огромного зала ломаными линиями.

— Что молчите! — его кулак опустился на дюймовые доски добротно сбитого стола. Стол выдержал. Тени заплясали. — Боитесь! Эхидны! От вашего страха несет дохлятиной!

Огонь борьбы, бушующий внутри тела, окрасил бронзой его внешнюю оболочку. Руки сжали края добротного стола и взмыли вверх.

— Ошибка думать, что он создан быть неподвижным — грохот стола, вновь ощутившего опору камня — он создан был показать все фазы полета! — град щепок накрыл всех присутствующих.

Языки пламени вцепились в дерево и с чавкающей жадностью начали его пожирать.

***

— Афродита меняет мир? Нет. Она в бескорыстной страсти рожает в каждом из нас дочь и нарекает ее Гармонией. Девочка растет быстро и как все девочки рано взрослеет. Но Афродита — эгоистична и жадна. Она приходит к восходу Солнца и убивает зарвавшуюся Гармонию. Горе и безутешность, гнев и безумие не отпускают вас. Вы ломаете и крошите, каетесь и умоляете, ищите и пытаетесь. Афродита смотрит и хохочет. И когда в вас уже почти ни чего не осталось от человека, она заключает вас в свои объятия, даря очередную Гармонию.

— Да… У каждого своя гора и свой камень.

***

— Иссушенное жарой тело, светом окрашенные в медь лицо и руки, серая ткань, скрывающая немощную белизну туловища, коричневые глаза. Это все покрыто тонким слоем пыли. В этих краях каждый знает — так выглядят только слуги Солнца. Здесь все стараются избежать встречи с ними — визгливо оттараторил тонкогубый карлик с большими торчащими ушами.

Закончив свою тираду, он повернул голову и уставился на соседа.

— Много Солнца — мало Луны. Много красного и жёлтого — мало зеленого, а синее только в небе и его не ощутить. Здесь верят в дождь, только когда он идет. Ждать дождя от Солнца, каждый понимает, что это глупость. Чего ждать от Солнца? Оно каждый день это дает. А большее — выжгет. И не понятно, что может дать такое служение. Оно не дает дождя. Здесь Солнце — это испытание — наконец-то рассудительно пробаритонил сосед.

Карлик зачем-то кивнул и перевел взгляд на маленькое облачко, одиноко прилепленное на однородной заливке небосвода.

Сами слуги Солнца редки и немногословны. Они неожиданно появляются и незаметно исчезают. Но этот остановился в центре площади центра городка и сел на горячую землю.

***

— Почему здесь одни рыжие?

— Кто?

— Ну, кошки… коты.

— Они охраняют мир живых.

— От кого?

— От мертвых. Задача каждого кота не допустить попадание солнечного света туда — в царство мертвых. Они его ловят и съедают. Это не проходит для них бесследно — шерсть становится рыжей.

— Каждому своя цена.

***

Публично заявив о том, что с ним придет дождь, он избавился от всего человеческого: надежды, цели, права выбора. Взамен он стал частью всего окружающего — он стал терпением.

Терпение — признак вечности.

***

Гроза появилась неожиданно.

— А ты что здесь делаешь?! — проревел Гром, и его указательный палец, вполне могущий заменить собой ножку стула, вытянулся в моем направлении.

Там, где безумие управляет силой, любое промедление — это уничтожение. Легкий вздох Ветра и Гром разворачивается на 180 градусов. Под рукой оказывается кувшин. Грохот и на тлеющие угли пролился дождь, прекративший мучения стола.

— Видишь!

Да я увидел, что в разрушении можно утолить боль.

Только я собрался сказать, что я здесь делаю, миловидная женщина по диагонали справа от меня, приложила палец к губам.

Реакция была незамедлительная.

— Молчать! Уже достаточно сказано!

Он покрутил головой, но вокруг только осколки. Гроза миновала. Остались только громогласные раскаты Грома. Все зашевелились. Кто-то подошел к великану, приятельски похлопал его по плечу, еще один мужчина оказался рядом с ними и что-то проговорил. Скрипнула дверь, несколько человек встали и вышли.

Вопрос: “Что дальше? “ — делает нас потерянными.

***

Окружающее было для меня недоступно. Звук проходил сквозь меня, без каких-либо ощущений, а наблюдаемое воспринималось как дискретное изображение, в котором было слишком мало для смысла.

— Эй, так стоять здесь опасно. Идем — спокойно и приятно прозвучало совсем рядом, и теплое касание плеча закрепило ударный эффект. Все стало доступным: Гром отдаленно еще грохотал, позвякивали и хрустели последствия грозы, ловко устраняемые хозяином заведения. Второй раз за вечер я следовал жестам.

Закономерен вопрос: “Чего больше в таком следовании: неопределенности или однозначности? “

***

В пространство, обрамленное аскетичным багетом, ступила она — воздушная Нефела. Она резко обернулась. Такого поворота я, плетущийся следом, не ожидал. Мы оказались на расстоянии короткого вздоха друг от друга.

— Тебе разве было недостаточно, того что произошло. В этом состоянии он совершенно неуправляем. Если не слышишь Грома, это не значит что гроза прошла — Нефела взяла меня за локоть — поэтому давай побыстрее покинем это место.

Мы пересекли залитый ярким светом совершенно пустой зал.

***

Я не знаю, сколько времени у меня осталось, поэтому приходится спешить, из-за этого получается скомкано и непоследовательно. Но для правильного понимания всего того, что произошло, и моей роли в этих событиях необходимо описать предшествующий день, а точнее вечер.

…

Гроза миновала. По крайней мере, пока. На улице говорят, что следующую долго ждать не придется. Еще говорят, что она не за горами. А еще говорят: “Жди грозы”.

Так вот, услышав такое, я поспешил в то единственное место, которое у меня еще осталось, где я снимаю свои одежды и становлюсь человеком. Нет, одежды не подходит. Пока зачеркну. Вот так думаю, будет правильнее — снимаю свои маски и становлюсь человеком.

Вдруг: “Разрешите, пожалуйста”.

В это время такую лексемную конструкцию я бы назвал манерной. Однако в голосе практически отсутствовали нотки жеманности.

Глаза большие настолько, что создавалось впечатление, будто они круглые, плюс голос, со своеобразной лексемной конструкцией — это все что у