Сайдинг - Эрос Евгеньевич Гед
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пусть жребий решит — поставил точку третий.
***
— Садитесь, если Вы знакомы — продекларировала визгливая старость, отказывающаяся принять факт того, что именно она и есть старость. Тут же добавила — здесь ручка поломана. Сумку резать… Не хочу.
Села рядом и повесила сумку с облезлыми от старости ручками.
***
В комнате от текущего ручьями воска, в который когда-то раньше добавили ароматы Востока, каждый вдох представлял собой борьбу поиска ответов со смирением нежелания.
***
Сложно сказать, чем была их встреча — закономерным результатом, или случайностью. В любом случае — это уже не важно. Факт так и останется фактом.
Мною, по этому поводу, сразу было высказано предположение, что такие вещи ни чем хорошим не заканчиваются. На что, незамедлительно последовал ответ, что именно сейчас она даже очень ничего и что, вообще, надо быть оптимистом.
Показалось Солнце и на куске пластика — вершине эволюции потребления, который заботливо облегал мою сытость, заключенную в определенным образом заляпанных черным листах мелованной бумаги, вселенная начала воспроизводить странные полосы и пятна.
Это замечание, не произвело ни какого впечатления, но дальнейшее мое предположение о том, что этим вселенная пытается что-то сказать, все-таки вызвало определенный интерес. Прозвучало сразу несколько гипотез относительно того, что же вселенная может нам сообщить.
Солнце скрылось за очередным облаком и сообщение исчезло.
Безмятежность, уступила место тревоге. И чем меньше воды оставалось в чашке, тем масштабнее становилась эта тревога.
Но напротив, более сильный внутренний мотив, заложенный вселенной, привел в действие поступок и рядом с фарфоровым кольцом, обрамляющим кофейню гущу, легла мелованная карточка с двенадцатизначным шифром, которая из тревоги собственного разочарования в тревогу предвкушении.
Удивительно, как с каждым годом, в чашке остается все меньше и меньше кофейной гущи. Жизнь все более и более предсказуема.
***
Три человека, одна сумка. Для первого — эта сумка, его работа. Для второго — она надежда. Для третьего — судьба.
Холодный и пристальный взгляд прищуренных глаз, тонкие и плотно сжатые губы и ставшее привычкой мышечное напряжение всего тела, вот такая его работа.
Давно не стриженные, торчащие волосы, обильно сдобренные пеплом, дымящейся сигареты в желтых пальцах. Мешки под выцветшими зрачками и обильная сеть морщин, вот до чего может довести надежда.
Молодость и застенчивость. Настолько молод, что еще не задавался вопросом: “Судьба делает тебя, или ты судьбу? “
— Моя работа… Она грязна, но она хорошо оплачивается. Это позволяет мне забыть про грязь — проговорил первый, выдавая очень щедрые чаевые, пухленькой девушке с подносом.
— Можно вас!
Девушка виновато потупила взгляд, и, развернув поднос на сто восемьдесят градусов, ринулась на призыв.
— О, мне кофе. Пока только кофе… Сегодня мне повезет и этим вечером, я отсыплю вам такую гору “спасибо”, что то, что вам дал тот мужчина покажется жалкой мелочью!
— Вам что-нибудь еще? — девушка, которая должна принести кофе, притормозила поднос у молодого человека, который раскрывал сумку.
Он движением головы сразу откликнулся на обращение. Взглянул в её глаза, смутился, склонил голову и отрицательно махнул головой.
Её заинтересовало смущение, и она постаралась ухватить как можно больше деталей: “Обычный свитер. Как там… А! Весь я в чем-то норвежском… Сумка… Интересно… Кипа бумаг, пакет и карточка с двенадцати знатных кодом. И все… Ах, жаль получше рассмотреть не получилось“.
Она пошла дальше, но какое-то неожиданно возникшее ощущение тревоги, последовало за ней. Так неприятно, что она интуитивно передернула плечами, а через пару шагов все исчезло.
Она не могла видеть, что в тот момент, когда она пыталась удовлетворить свое любопытство, две пары глаз пристально смотрели ей в спину.
Молодой человек спешно закрыл сумку и осмотрел помещение. Он сразу заметил, что ему сейчас было необходимо, но это находилось через пару столиков от него.
Со стороны сразу стало понятно, что он решает какой из четырех возможных вариантов выбрать.
Приподнялся: “Быстро добегу, а сумка пусть здесь лежит”.
Присел: “Может обойдусь, и если сразу уйти то хватит”.
Протянул руку к сумке: “Перейти с сумкой”.
Покрутил головой: “Попросить присмотреть за сумкой, пока быстро сбегаю”.
Все решила парочка, которая зашла и основательно расположилась прямо посередине пути, резко ограничив пространство для маневров и при этом приковав к себе все внимание пухлой девушки с серым подносом.
— Моя работа — это умение ждать. Если я чувствую, что начинаю торопиться, то это значит, что я не смогу сделать свою работу. И сейчас, я тоже не буду спешить — проговорил первый в элегантное костюме.
— Так вы что, сейчас работаете? — проговорил один из подростков.
Линия тонких губ над элегантным костюмом стала длиннее.
— Вот он шанс! — прошептал в чашку кофе второй.
Кофе промолчало, что было им истолковано как признак долгожданного успеха и конца погони полной одних разочарований.
Третий, начал действовать — подскочил и спешно пересек пространство. Он верил, что успех это скорость.
Так был запущен механизм, шестерни которого вращали вера в напор третьего, вера в слепую удачу второго и вера в терпеливость первого.
Второй встал и, сделав шаг, произвел размен: чашка кофе на сумку.
Как только дверь в улицу совершила обратный поворот, первый встал и в соответствии с теорией терпеливости неспешно направился следом.
Необходимо понимать, что следование теории терпеливости, не позволяет запущенному механизму, разогнать череду событий до такой скорости, при которой они уже начинают обгонять время и натыкаются друг на друга, сбиваясь в кучу и нарушая очередность.
В такой ситуации, все трое ни чего не значили бы. И все закончится, могло бы чем угодно.
Третий обернулся и, не увидев сумки, ринулся вслед за первым.
Первый повернул направо, достиг поворота и опять повернул направо. Все его жертвы, в надежде спастись, бежали и поворачивали направо.
Второй стремился в переулок, как можно дальше отсюда и ни души.
Третий, не знал ни чего этого, он просто бежал.
И вот самый грязный и пустой переулок в городе. Здесь только гулкое эхо шагов второго. Он замер, прислушался и открыл сумку.
Первое, что попалось — это карточка с двенадцатизначным кодом. Она тут же была отброшена в сторону. Ветер ее охотно подхватил и она, радостно кувыркаясь, полетела прочь.
Второе, что оказалось у него в руках — это карточка с шестнадцатизначным кодом. Губы второго зашевелились, вычитывая: “На предъявителя”.
Впервые за много лет, тяжкий груз безуспешности, оказался на земле. Легкость и калейдоскоп картин безудержного веселья, одна ярче другой, заполнили его
